Кельтская волчица - Дьякова Виктория Борисовна - Страница 18

— Ради всего святого, кого ж там принесло так поздно? — спросила она.

— Это я, Лиза, мадам, — ответила громко княжна и судорога волнения перехватила ей горло.

— Вы, моя крошка? — откликнулись удивленно.

Лиза слышала, как Жюльетта идет к дверям и отгоняет сонного, ворчащего пуделя. Вскоре отодвинулся засов и одним толчком перед Лизой распахнулась дверь. «Наверное, так и входят в преисподнюю», — незатейливо мелькнуло у молодой княжны в голове.

Первое, что бросилось Лизе в глаза, когда она вошла в покои мадам де Бодрикур был шелковый мужской галстук с изумрудной брошкой, какой обычно носил месье Поль — он лежал на полу у двух кресел, преграждавших доступ к постели мадам.

Лиза резко подошла, подняла галстук, сложила его и взглянула прямо в глаза Жюльетты де Бодрикур. Сейчас она совсем не боялась ее. Две свечи в канделябре над еще тлеющим камином освещали бледное лицо француженки, ее расширенные зрачки и роскошные черные, как сама ночь, волосы, рассыпавшиеся по плечам.

Некоторое время Жюльетта смотрела на Лизу растерянно, словно не ожидала от своей воспитанницы подобной прыти, но вот в глазах ее промелькнуло выражение насмешки, а на губах как всегда появилась обманная льстивая улыбка.

— Он был со мной, — подтвердила она, словно отвечая на невысказанный вопрос Лизы. — Ты ревнуешь, девочка моя?

— Вовсе нет, — княжна постаралась, чтобы голос не выдал ее дрожью, — но мне хотелось понять, для чего Вы делаете все это.

— О, это ты, только ты заставила меня опуститься до связи с этим ничтожным докторишкой, — трагически воскликнула Жюльетта, — это ты довела меня до безумия, ты безжалостно отвергла мои самые лучшие чувства. Поэтому сегодня ночью я пустила к себе самого ничтожного мужчину, домогавшегося моей благосклонности, чтобы отомстить тебе, чтобы попытаться забыть те муки, на которые ты обрекла меня. О, этот сладкоречивый мой соотечественник, — Жюльетта пренебрежительно дернула обнаженным плечом, — сколько он ни приезжал сюда пользовать твою матушку, он преследовал меня своими ухаживаниями, докучал нестерпимыми предложениями. О, только из-за твоей бессердечности, от того, что ты отвергла мою ласку и нежность, я вынуждена была уступить ему, дабы затушить огонь, который ты сама во мне разожгла — француженка замолчала на мгновение. Вдруг черные глаза ее блеснули серебром, совсем как глаза дикого зверя. — А как ты узнала, девочка моя, — спросила она проникновенно, понизив голос, — что я сплю не одна? Ты следила за мной? Ха-ха, — она тонко улыбнулась, — ты делаешь успехи, птенчик. Ты больше уж не столь чиста и невинна, как была несколько дней назад. Мое влияние на тебя не проходит даром. Так, значит, ты следила? — Жюльетта заметно повеселела. — Ты хотела узнать, чем я занимаюсь по ночам? Или тебя гнала ревнивая забота о месье-Поле? О, ревность, дорогая, это тоже по моей части. Ты очень, я вижу, интересуешься мной. — Жюльетта наклонила голову и спрашивала алчно, с ясно выраженным беспокойством и в то же время с затаенной удовлетворенностью.

Подступив к Лизе на несколько шагов, она вдруг бросилась к ногам девушки, обвила их руками и умоляла простить ее, не отвергать и любить, любить. Но это прикосновение пробудило в молодой княжне Прозоровской только уже испытанное ею прежде чувство страха и отвращения. Она ощущала всю правдивость сказанных ей матушкой Сергией предупреждений: стоявшая перед ней на коленях женщина вовсе не любила ее, она ее даже не жалела, и не желала, как уверял ее беспрестанно лгущий голос. Она пришла сюда только для одного — погубить. Погубить Арсения, погубить старого князя и его жену, погубить саму Лизу. Весь их род, наконец.

Подстрекаемая неистовой ненавистью и адским восторгом разрушения, она хотела опустошить, сравнять с землей их дом, отдав во власть летучим мышам и привидениям его жалкие развалины.

— Хватит, хватит, — Лиза решительно оттолкнула от себя Жюльетту, — с меня уж достаточно Ваших восторгов, мадам. Вам больше меня не одурачить.

— Верно? — загадочно проговорила Жюльетта, — но ты не думай, девочка моя, что все, что я умею, это только говорить сладкие или отвратительные словечки. Я умею действовать, — в голосе француженки промелькнула явная угроза. — Ты еще не знаешь, как я умею действовать, — повторила она значительно.

Скорчившись, она несколько мгновений смотрела на Лизу снизу вверх, откинув голову. — Я люблю тебя, — прошептала опять приторно-сладкоречиво, свистяще.

— Нет, Вы меня не любите, — ответила ей Лиза, отступя на несколько шагов, — Вы меня ненавидите, и хотели бы видеть меня мертвой. И не только меня. Всех нас, всю семью. Не знаю почему, но это так.

Глубокий взгляд Жюльетты снова изменился. Теперь она принялась изучать Лизу с холодным пристальным вниманием, так что у той мурашки побежали по коже. Казалось бы, ей самое время уйти, но она никак не могла осилить первый шаг — смелость, еще недавно толкавшая ее вперед, вдруг предательски прокинула девушку.

Жюльетта же менялась прямо перед ней. Глаза француженки увеличивались, лицо сужалось, все больше напоминая волчью морду. Лиза изо всех сил старалась высвободиться из тисков наползающего на нее неотвратно ужаса. Огонь в свечах замигал, хотя в комнату не просачивалось ни единого дуновения извне.

— Не уходи от меня, — умоляюще попросила ее Жюльетта и протянула вперед красивые руки, отливающие голубовато-жемчужным цветом. Ее растопыренные пальцы походили на когти. Полуобнаженная, она стояла на коленях на фоне алого пятна, образованного ее длинной атласной накидкой, которая в мерцающем свете свечей казалась лужей свежей крови.

— Я знаю, почему ты сопротивляешься, — продолжала Жюльетта колюче-враждебным тоном, — ты думаешь, что тот мужчина, к которому расположено твое сердце, нуждается в твоей страсти, что он полюбит тебя. О, нет. Теперь уж он тебя никогда не полюбит. Он будет любить только меня. Он выбрал меня, и теперь навеки я его уже не отпущу. Как не отпустила твоего брата!

Лизе послышалось, что прямо над ее головой лязгнули волчьи зубы.

— Что? Что Вы сказали? — вскрикнула княжна, не веря собственным ушам, — Вы лжете, как всегда, — пыталась сопротивляться она, — этого не может быть. — Сердце Лизы разрывалось от боли и мучительных сомнений. Но она не собиралась так легко сдаваться.

— Он тоже был здесь, — упрямо настаивала на своем Жюльетта, — Еще до того, как поехал в Петербург. А там он влюбился в Катеньку Уварову. А где она, эта Катенька? — Жюльетта зло захохотала. — Кто ее видел? Катенька Уварова — это тоже я, — сообщила она, понизив голос, — Не веришь? А посмотри-ка в их родовом склепе. Катенька Уварова умерла еще при рождении, и у графини Дарьи Ивановны осталось только два сына. Вот так-то…

— Ты лжешь, лжешь! Я не верю, — вскричала Лиза и толкнув дверь, выбежала из флигеля на двор. В прозрачном желтоватом свете луны у безжизненного, давно уже отключенного фонтана, она увидела согбенную фигуру человека, который присел на низкую мраморную скамью рядом с ним. Пройдя еще несколько шагов, Лиза узнала в нем месье Поля. Не зная, как поступить, она некоторое время колебалась.

Но за ее спиной скрипнула дверь и обернувшись, Лиза увидела в темнеющем проеме мадам де Бодрикур, закутанную в алую накидку, с короной сверкающих кровавых сполохов вокруг собранных на затылке волос. Не желая показать перед Бодрикуршей свою слабость, Лиза двинулась к месье Полю. Он поднял голову, и она легко прочла на его лице все признаки смущения и замешательства.

При приближении Лизы, доктор встал. Было заметно, что он очень волнуется — без сомнения, он тоже заметил, что Бодрикурша наблюдает за ними.

Подойдя к Полю, Лиза молча протянула ему галстук. Сконфуженный, доктор смотрел на него так, словно в своей руке Лиза держала вовсе не предмет его собственного одеяния, а ядовитую змею. Он не мог скрыть своего отчаянного смущения. Даже в темноте княжна заметила, как холеное лицо француза заливает багровый румянец стыда.

Взяв галстук из рук Лизы, он накинул его на шею, не завязывая, потом же, все также не отрывая глаз от земли, спросил у княжны: