Белая мгла - Фоллетт Кен - Страница 31
- Предыдущая
- 31/83
- Следующая
Белла была немного неряхой. Она прибиралась в доме под настроение, готовила, когда испытывала голод, и иногда забывала отправить детей в школу. Ее муж, Берни, был парикмахером, но работал от случая к случаю из-за какой-то непонятной грудной болезни. «Доктор велел мне сидеть дома еще четыре недели», – обычно говорил он в ответ на неизменный вопрос: «Ну как ты?»
Тони надеялась, что маме станет лучше у Беллы. Белла была хоть и неряхой, но женщиной приятной, и мама, казалось, никогда не обращала внимания на ее недостатки. Мама всегда была рада съездить в продуваемый сквозняками дом, принадлежащий городскому совету Глазго, и есть там вместе со своими внуками недожаренную картошку. Но теперь она находилась в начальной стадии слабоумия. Будет ли она так же философски относиться к тому, как Белла ведет дом? И сможет ли Белла смириться с возрастающими странностями мамы?
Однажды, когда Тони что-то раздраженно заметила по поводу Беллы, мама обрезала ее:
– Она не работает так усердно, как ты, потому она и счастливее тебя. – Мама могла быть бестактной, но ее умозаключения, хоть и причиняли боль, были удивительно точными.
Уложив чемодан, Тони вымыла голову, затем приняла ванну, чтобы смыть два напряженных дня. И заснула в ванне. Вздрогнув, она проснулась, хотя прошла всего минута или около того – вода была все еще горячая. Она вышла из ванны и сильно растерлась полотенцем.
Глядя на себя в зеркало во весь рост, она подумала: «Я такая же, как и двадцать лет назад, – все только на три дюйма обвисло». У Фрэнка было немало хороших качеств – по крайней мере вначале, – и одной из приятных особенностей было то, какое удовольствие он получал от ее тела. «У тебя такие роскошные груди», – говорил он. Тони считала, что они слишком большие для ее тела, но он обожал их. «Я никогда не видел волос такого цвета, – однажды сказал он ей, лежа меж ее ног. – Она точно имбирный бисквит». Интересно, подумала Тони, сколько пройдет времени, прежде чем кто-то другой подивится цвету ее волос.
Она надела коричневые джинсы и темно-зеленый свитер. Когда она закрывала чемодан, зазвонил телефон. Это была ее сестра.
– Привет, Белла, – сказала Тони. – Как там мама?
– А ее у нас нет.
– То есть как? Ты же должна была забрать ее в час дня!
– Я знаю, но Берни взял машину, и я не могла поехать.
– И ты до сих пор сидишь дома? – Тони взглянула на часы. Было половина шестого. Она представила себе, как мама в пальто и шляпе сидит в доме для престарелых, в вестибюле, с чемоданом у стула, как она час за часом ждет и все больше раздражается. – О чем ты думаешь?
– Дело в том, что погода испортилась.
– По всей Шотландии идет снег, но не сильный.
– Ну в общем, Берни не хочет, чтобы я ехала шестьдесят миль в темноте.
– Тебе не пришлось бы ехать в темноте, если бы ты забрала маму, когда обещала!
– О Господи, ты сердишься – я знала, что так будет.
– Я вовсе не сержусь… – Тони помолчала. Сестра уже и раньше пользовалась этим трюком. В следующий момент они будут говорить, как Тони должна справляться со злостью, вместо того чтобы обсуждать нарушившую обещание Беллу. – Пусть мои чувства тебя не волнуют, – заявила Тони. – Как быть с мамой? Тебе не кажется, что она огорчена?
– Конечно, но я же не властна над погодой.
– И что ты намерена делать?
– А я ничего не могу поделать.
– Значит, ты оставишь ее в доме для престарелых на Рождество?
– Если ты не возьмешь ее. Ты ведь всего в десяти милях оттуда.
– Белла, у меня же заказано место в санатории! Семеро друзей ждут меня там, чтобы провести вместе пять дней. Я заплатила четыреста фунтов аванса и должна доплатить остальное.
– Это выглядит несколько эгоистично.
– Постой. Я брала маму последние три Рождества, и это я эгоистка?
– Ты не знаешь, как тяжело, когда у тебя трое детей и муж, слишком больной, чтобы работать. А у тебя полно денег, и заботиться тебе надо только о себе.
«И я не настолько глупа, чтобы выйти замуж за лоботряса и народить ему троих детей», – подумала Тони. Но препираться с Беллой не имело смысла. Образ жизни, какой она вела, был ее наказанием.
– Значит, ты хочешь, чтобы я отменила свой отпуск, поехала в дом для престарелых, взяла маму и ухаживала за ней все Рождество?
– Это уж твое дело, – произнесла Белла возвышенно благостным тоном. – Поступай, как тебе подсказывает совесть.
– Благодарю за полезный совет.
Совесть подсказывала Тони, что она должна быть с матерью, и Белла знала это. Тони не могла допустить, чтобы мама провела Рождество в доме для престарелых, одна в своей комнате, и чтобы ела безвкусную индейку с чуть теплыми овощами в столовой или получала дешевый подарок в цветастой бумаге от управляющего в костюме Санта-Клауса. Тони не надо было даже раздумывать об этом.
– Хорошо, я поеду сейчас и заберу ее.
– Мне только жаль, что ты делаешь это словно из-под палки, – сказала сестра.
– Ой, да пошла ты, Белла, – сказала Тони и повесила трубку.
С чувством глубокого разочарования она позвонила в санаторий и отменила свой заказ на комнату. Затем попросила, чтобы ее соединили с кем-нибудь из ее компании. Через некоторое время к телефону подошел Чарли. Он говорил с ланкаширским акцентом.
– Ты где? – спросил он. – Мы все в джакузи – ты много теряешь!
– Я не могу приехать, – несчастным голосом произнесла Тони и пояснила почему.
Чарли возмутился.
– Но это же несправедливо по отношению к тебе, – сказал он. – Тебе необходима передышка.
– Я знаю, но мне невыносимо думать, что мама будет одна в этом доме, тогда как другие встречают Рождество со своими семьями.
– К тому же у тебя сегодня на работе была пара проблем.
– Да. И очень печальных, но я считаю, что «Оксенфорд медикал» вышла сухой из воды – при условии, что не произойдет ничего нового.
– Я видел тебя по телику.
– И как я выглядела?
– Роскошно… но мне понравился и твой хозяин.
– Мне тоже, только у него трое взрослых детей, которых он не хочет огорчать, так что я думаю, это проигрышный номер.
– Ей-же-ей, какой у тебя был скверный день.
– Мне очень жаль, что я всех вас подвожу.
– Без тебя все будет не так.
– Я вынуждена прекратить разговор, Чарли: надо побыстрее вытаскивать маму. Счастливого Рождества. – Она продолжала сидеть, глядя на трубку, которую держала в руке. – До чего же паршивая жизнь, – вслух произнесла она. – До чего же чертовски паршивая жизнь.
Прогресс в отношениях с Софи продвигался у Крейга очень медленно.
Он провел с ней весь день. Он побил ее в настольный теннис и проиграл ей в плавании. Они пришли к согласию по поводу музыки – обоим нравились ансамбли гитаристов больше, чем тромбонисты с барабанами. Оба читали книжки с ужасами, но ей нравился Стивен Кинг, а он предпочитал Энн Райс. Он рассказал ей про брак своих родителей, полный раздоров, но страстный, а она рассказала ему про развод Неда и Дженнифер, который был весьма склочным.
Но Софи никак не поощряла Крейга. Она ни разу случайно не дотронулась до его плеча, и не впивалась взглядом в его лицо, когда он что-то говорил ей, и не переводила разговор на романтические темы, в которых речь шла бы о свиданиях и объятиях. Она рассказывала ему о мире, в котором ему не было места, – мире ночных клубов (как она туда попадает в четырнадцать лет?) и о подругах, которые принимают наркотики, и мальчиках, у которых есть мотоциклы.
Приближался ужин, и Крейг стал отчаиваться. Ему вовсе не хотелось гоняться за ней пять дней, чтобы в конце получить поцелуй. Он намеревался покорить Софи в первый же день и провести праздники, по-настоящему познавая девушку. А это явно не входило в ее планы. Ему же нужен был короткий путь к сердцу Софи.
А она, казалось, не считала его своим романтическим героем. Все эти рассказы о более взрослых людях означали, что он для нее – просто ребенок, хотя и старше ее на год и семь месяцев. Ему надо было найти какой-то способ доказать ей, что он не менее зрелый и умудренный, чем она.
- Предыдущая
- 31/83
- Следующая
