Гайдзин - Клавелл Джеймс - Страница 53
- Предыдущая
- 53/338
- Следующая
12
Макфей поднял глаза от писем, документов и журналов, груды которых заваливали его рабочий стол.
— Как он? — встревоженно спросил Джейми, когда в кабинет вошёл доктор Бебкотт. Бебкотт прикрыл за собой дверь. Кабинет был просторным, окна его выходили на Хай-стрит и на залив.
— Это была какая-то желудочная колика, Джейми. Боюсь, этого следовало ожидать. Бедняга. Я перевязал ему рану — он порвал несколько швов. И дал ему лауданум. — Бебкотт потер глаза, веки у него покраснели от усталости. Его фрак из толстого сукна протерся на рукавах и был во многих местах покрыт пятнами от химических реактивов и засохшей крови. — Сейчас я для него, пожалуй, больше ничего не могу сделать. Каковы последние новости с флота?
— Статус-кво: корабли в боевом построении, все команды стоят по местам, миссия по-прежнему окружена, бакуфу скоро должны появиться.
— А что произойдет, если они не появятся? Макфей пожал плечами.
— Я получил распоряжение как можно скорее доставить Малкольма в Гонконг — это крайне важно для него. Я могу поместить его на пакетбо...
— Я категорически запрещаю это, — отрезал Бебкотт; его голос прозвучал более раздраженно, чем ему хотелось. — Это было бы глупо и очень опасно. Очень опасно. Если они попадут в шторм, что более чем вероятно в это время года... в общем, сильная и продолжительная рвота разорвет все швы — это убьет его. Нет!
— Тогда скажите мне, когда это будет безопасно.
Доктор выглянул в окно. Вдалеке за мысом море сплошь покрывали белые барашки волн, в заливе оно было спокойнее. Небо затянули тучи. Он взвесил свою беспомощность против своих знаний.
— Как минимум через неделю, возможно, через месяц. Бог знает, Джейми, я — нет.
— Если бы вы отправились с тем же пакетботом, это помогло бы?
— Ради бога, да нет же! Вы что, не расслышали, что я сказал? Нет. Нет! Ему нельзя двигаться. Девять дней на корабле прикончат его.
Лицо Макфея застыло.
— Какие шансы у Малкольма поправиться? Говорите как есть. Очень важно, чтобы я знал.
— По-прежнему хорошие. Температура у него более-менее нормальная, и нет никаких признаков нагноения. — Бебкотт снова потер глаза и зевнул. — Извините, я вовсе не хотел орать на вас. Я с полуночи на ногах, латал матроса и солдата, подравшихся в Пьяном Городе, а на рассвете был срочный вызов в Ёсивару, пришлось зашивать молодую женщину, которая попробовала с помощью ножа перейти в лучший мир. — Он вздохнул. — Ему бы очень помогло, если бы вы как можно меньше волновали его. Я бы сказал, что сегодняшний приступ, вероятнее всего, вызван именно плохими известиями.
Новость о кончине Кулума Струана и, следовательно, новом статусе Малкольма как тайпэна — известие огромной и срочной важности для всех их конкурентов — мигом облетела Поселение, и последствия её живо обсуждались. В фактории Брока Норберт Грейфорт прервал заседание, чтобы откупорить первую бутылку шампанского из ящика, который он уже много недель держал охлажденным специально для этого случая.
Тосты в этот момент провозглашались по всей Иокогаме, в правлениях компаний по всему Дальнему Востоку и вообще везде, где велась торговля с Азией, ибо редко выпадал такой повод, как смерть тайпэна «Благородного Дома» и приход ему на смену нового. Среди тостов были торжественные, были мстительно-злорадные, одни поднимались за преемника, другие посвящали кости всего рода Струанов дьяволу, третьи содержали искренние молитвы о ниспослании им успеха и процветания, но все произносившие их думали об одном: как это известие повлияет на них самих, ибо, хотели они того или нет, компания Струанов была тем, чем была, «Благородным Домом».
Во французской миссии Анжелика чокнулась бокалами и осторожно пригубила шампанское; её бокал был дешевым и едва приемлемым для такого случая, как и вино.
— Да, я согласна с вами, мсье Вервен.
Пьер Вервен был поверенным в делах, усталым лысеющим человеком сорока с небольшим лет.
— Первый тост требует второго, мадемуазель, — сказал он, вновь поднимая свой бокал и возвышаясь над ней. — Не только благополучия и долгих лет новому тайпэну, но за тайпэна — вашего будущего мужа.
— Ла, мсье! — Она поставила свой бокал на стол, притворяясь рассерженной. — Я рассказала вам об этом по секрету, потому что я так счастлива, так горда, но вы не должны упоминать об этом вслух, пока он, мсье Струан, не объявит о помолвке публично. Вы должны обещать мне.
— Конечно, конечно. — Голос Вервена звучал доверительно, но мысленно он уже набросал срочную депешу, которую отправит Сератару на борт французского флагмана в Эдо сразу же, как только она уйдет. Совершенно очевидно, что подобный союз открыл бы для Франции и французских интересов бесчисленные политические возможности и ходы. «Бог мой, — размышлял он, — если у нас достанет ума, а нам его не занимать, мы сможем контролировать „Благородный Дом" посредством этой юной шлюшки, все достоинства которой сводятся к довольно милой мордашке, аппетитным грудкам, перезрелой невинности и попке, которая сулит её мужу устойчивый кобелиный задор на месяц-другой. Как, дьявол меня забери, удалось ей заманить его в свои сети — если то, что она говорит, действительно правда? Если...
Merde, бедный парень должно быть из ума выжил, что решил остановить свой выбор на этой пустышке без гроша приданого и происхождения самого сомнительного, ведь она станет матерью его детей! Какой невероятный подарок судьбы для этой презренной свиньи Ришо, уж теперь-то он сможет выкупить все свои векселя».
— Мои самые искренние поздравления, мадемуазель.
Дверь распахнулась, и в кабинет, сгибаясь под тяжестью почты, вплыл Бой Номер Один миссии, пожилой круглый китаец в полотняном халате, черных штанах и черной маленькой шапочке.
— Хейа, масса, все одинаковый поч'та, ладна! — Он плюхнул письма и посылки на богато украшенный стол, попялил глаза на девушку и, выходя, рыгнул.
— О боже, своими отвратительными манерами эти люди сведут с ума кого угодно! Тысячу раз я говорил этому кретину, чтобы он сначала стучался! Извините, это займет у меня минуту. — Вервен быстро просмотрел письма. Два от его жены, одно от любовницы, все три отосланы два с половиной месяца назад: готов поспорить, и та и другая просят денег, с досадой подумал он. — Ага, четыре письма для вас, мадемаузель. — Многие граждане адресовали свои письма в ближайшую дипломатическую миссию. — Три из Парижа и одно из Гонконга.
— О, благодарю вас! — Она посветлела лицом, увидев, что два были от Колетты, одно от её тетушки и последнее от отца. — Мы здесь так далеко от дома, вам не кажется?
— Париж — это весь мир, да, да, именно так. Ну что же, полагаю, вы захотите уединиться, чтобы прочесть их. Вы можете воспользоваться комнатой напротив, через холл. А теперь, извините меня... — Вервен показал на заваленный стол и самоуничиженно улыбнулся, — государственные дела.
— Разумеется, благодарю вас. И спасибо за все ваши добрые пожелания, только умоляю, никому ни слова... — Она грациозно выскользнула из комнаты, уверенная, что через час её чудесный секрет станет известен всем, нашептанный в одно ухо за другим. «Разумно ли это? Думаю, что да, Малкольм ведь в самом деле сделал мне предложение, разве нет?»
Вервен вскрыл свои письма, пробежал их глазами, быстро определил, что обе женщины просят денег, но других скверных новостей нет, тут же отложил их в сторону, чтобы перечитать и насладиться в полной мере на досуге, и начал своё донесение Сера-тару — с секретной копией Андре Понсену, — в восторге от того, что может принести им такую добрую весть.
— Погоди минутку, — пробормотал он себе под нос, — а вдруг все это не больше, чем обычное преувеличение в духе Ришо — каков отец, такова и дочь! Безопаснее будет написать так: «Несколько минут назад мадемуазель Анжелика шепотом сообщила мне под большим секретом, что...» тогда министр сам сможет решить, как к этому относиться.
- Предыдущая
- 53/338
- Следующая