Загадка Безумного Шляпника - Карр Джон Диксон - Страница 7

Тот вернулся через пару минут, и Рэмпоул почувствовал, как у него стиснуло горло. Старший инспектор не торопился. Он был спокоен и размерен, как всегда, но его шаги звучали громче на выложенном плиткой полу, и при ярком свете ламп лицо казалось сильно побледневшим.

Задержавшись у бара, он что-то сказал бармену, затем подошел к столу.

– Я заказал всем выпивку, – медленно произнес Хэдли. – Виски. До закрытия всего несколько минут, после чего нам придется уйти. Я буду весьма признателен, если вы составите мне компанию.

– Уйти? – словно эхо повторил сэр Уильям. – Куда, позвольте спросить?

Хэдли ждал, пока официант поставит стаканы и уйдет. Затем прохрипел:

– Желаю удачи! – отпил немного виски и осторожно поставил стакан.

И Рэмпоул снова ощутил это гнетущее ощущение ужаса.

– Сэр Уильям, – продолжал Хэдли, спокойно глядя на него, – надеюсь, вы готовы перенести потрясение.

– Да?

– Минуту назад мы говорили о вашем племяннике, Филипе…

– Да? Господи, да говорите же! Что с ним случилось?

– Увы! Вынужден сообщить вам. Он умер. Его только что обнаружили в Тауэре. Есть основания полагать, что он был убит.

Стакан сэра Уильяма звякнул, когда он судорожно дернул рукой. Коллекционер застыл, его остекленевший взгляд остановился на Хэдли. Казалось, он не дышал. В наступившей тишине с улицы слышались гудки автомобилей.

На руке сэра Уильяма дергалась жилка. Ему пришлось отпить руку от стакана, чтобы тот перестал дрожать. Он с усилием выговорил:

– Я… У меня здесь машина…

– Мы также имеем причины думать, – продолжал Хэдли, – что то, что до сих пор мы считали проявлением извращенного чувства юмора, превратилось в убийство… Сэр Уильям, на вашем племяннике был костюм для гольфа. И кто-то нахлобучил на него, безусловно уже на мертвого, украденный у вас цилиндр.

Лондонский Тауэр…

Над Белой башней реяло знамя с тремя норманнскими львами, водруженное Вильгельмом Завоевателем. В водах Темзы отражались крепости Тауэра из светло-серого камня, который доставляли морем из французского порта Кана. И здесь, с башни Святого Юлия, еще за тысячу лет до составления земельной описи Англии, римские стражники выкрикивали ночное время.

Ричард Львиное Сердце расширил ров вокруг квадратной по форме территории крепости в четырнадцать акров, усилив ее двумя кольцами наружной и внутренней крепостных стен. Сюда торжественно въезжали короли, сверкая латами и алыми нарядами. Эдвард Гроза Скоттов – перед ним вносили в Вестминстер крест, Эдуард Третий наклонялся, чтобы поднять дамскую подвязку, и одинокое привидение Бекета скиталось в башне Святого Томаса. На Зеленой башне проводились турниры. Множество факелов ярко освещали зал Уильяма во время празднеств и пиров. Кажется, и сейчас до самой Уотер-Лейн проходят те призраки прошедших восьми веков, в эхе которых слышно пение стрел и тяжелый цокот копыт великолепных лошадей, несущих всадников, закопанных в громоздкие латы.

За прошедшие века Тауэру пришлось быть и дворцом, и крепостью, и тюрьмой… До тех пор, пока Чарльз Стюарт не вернулся из изгнания, это было обиталище королей. И сегодня он остается королевским дворцом. Перед казармами Ватерлоо, где когда-то проводились турниры, по-прежнему гудят охотничьи рожки, и вы словно слышите скрип колес и тяжелую поступь дворцовой стражи. На зеленые лужайки под деревьями прилетает ворон отдохнуть и напиться воды из фонтанчика, а потом, склонив голову, смотрит на то место, где мужчины и женщины с завязанными глазами поднимались на несколько ступенек, чтобы положить голову под топор палача.

В особо пасмурную и холодную погоду с Темзы наползает дымный пар, слишком тяжелый, чтобы назвать его туманом и недостаточно густой, чтобы считать его смогом. На Тауэр-Хилл слышится заглушённый расстоянием шум автомобилей. В призрачном свете над крутыми изгибами круглых башен возносятся смутные очертания зубчатых стен. Суда подают глухие сигналы, которые скорбно разносятся над рекой, и железная ограда вокруг высохшего рва кажется оскалом тюрьмы.

Под выступом Тауэр-Хилл, у самого его подножия, на тусклом фоне старых стен бросаются в глаза белые пятна. Это современные заплаты на месте выпавших древних серых камней. В толстых стенах прорезаны узкие щели окон, и вы невольно задумываетесь о тех страшных, скрытых от постороннего взгляда делах, что творились за древними стенами. О детях, отравленных угаром керосиновой лампы; о бледном Рэйли, шествующем в кружевах и в шляпе, осененной пером, по крепостному валу; о сэре Томасе Оувербэри, отравленном ядом в нижней комнате Кровавой башни…

Рэмпоул уже бывал в Тауэре. Он видел его во всей красоте лета, когда яркая зелень деревьев и лужаек смягчала мрачность замкнутого коридора между крепостными стенами. Но он живо представлял себе, как все это будет выглядеть теперь, когда город окутан туманом и воздух насыщен промозглой сыростью. По мере того как они бесконечно долго добирались в автомобиле сэра Уильяма от Пикадилли-Серкус до Тауэра, воображение рисовало ему одну за другой мрачные картины.

Когда Рэмпоул вспоминал об этом позже, он понял, что самое тяжелое впечатление на него произвели последние слова Хэдли. Его поразило не то, что в лондонском Тауэре обнаружен труп. Он наслышался достаточно всяких ужасов в то время, когда в Линкольншире занимался расследованием дела Старберта. Но труп молодого человека в костюме для гольфа, на голову которого чья-то дьявольская рука нахлобучила цилиндр, украденный у сэра Уильяма, – вот что было тем зловещим штрихом, который завершал ужасающую картину. Этот Безумный Шляпник, начавший с того, что украсил крадеными головными уборами лошадь, фонарный столб и каменных львов, дошел до убийства человека, чтобы получить труп, а с ним и подходящее место для новой сворованной шляпы. Кошмар ситуации усугублялся тем, что Рэмпоул всего несколько минут назад с усмешкой видел в проделках взбалмошного вора легкомыслие и беззаботность подростка. Вспоминая Тауэр, он подумал, что, с точки зрения Безумного Шляпника, не найти более подходящего места для украшения мертвеца таким диким способом.

Казалось, поездка никогда не закончится. В районе Вест-Энда стоял легкий туман, который заметно сгустился, когда они приблизились к реке. На Кэннон-стрит было почти темно. Шоферу сэра Уильяма приходилось вести автомобиль с огромной осторожностью. Сам хозяин машины, без головного убора, С намотанным на шее шарфом, сидел, зажатый между Хэдли и доктором Феллом, подавшись вперед и вцепившись костлявыми пальцами в острые колени. Рэмпоул устроился на боковом сиденье, глядя, как через запотевшие окна лимузина мутный свет надает на лицо сэра Уильяма, дыхание которого было прерывистым и коротким…

– Давайте поговорим, – хрипло предложил доктор Фелл. – Дорогой сэр, вам станет лучше… Это убийство, Хэдли… Вы думаете, я еще нужен вам?

– Больше, чем когда-либо, – твердо ответил старший инспектор.

Доктор Фелл задумчиво надул щеки. Он сидел очень прямо, обхватив ладонями набалдашник и упершись в них подбородком. Широкие поля знаменитой шляпы затеняли его лицо.

– Тогда, если не возражаете, я хотел бы спросить…

– А? – очнулся от тяжелых размышлений сэр Уильям. – А-а. Нет-нет, не обращайте на меня внимания. Продолжайте. – И он опять пристально уставился в окно, затянутое густым туманом.

Лимузин подскочил на колдобине. Сэр Уильям обернулся:

– Видите ли, я очень любил этого мальчика… – и снова вперил взгляд прямо перед собой.

Наступило молчание, нарушаемое громкими гудками автомобилей. На заднем сиденье смутно покачивались три фигуры.

– Понятно, – с астматической хрипотцой проговорил доктор Фелл. – Хэдли, что вам сообщили но телефону?

– Только это. Что парень мертв, зарезан каким-то орудием. И что на нем костюм для гольфа, а на голове цилиндр сэра Уильяма. Будь это дело обычным, мне вообще не стали бы звонить. Дело передали бы местному отделению полиции, если бы они не попросили помощи Скотленд-Ярда или мы по собственному решению не вмешались бы в его рассмотрение. Но в данном случае…