НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 12 - Абрамов Александр Иванович - Страница 38

• Предыдущая
• 38/63
• Следующая

– Где Риджент? - спрашивает кто-то.

Отвечаю:

– Я видел его у колодца.

Один человек бежит к колодцу. Я начинаю дрожать. Я дрожу прекрасной трепетной дрожью, исходящей откуда-то из глубины, дрожь становится все сильнее. И в первый раз я слышу его - голос, доносящийся, как из колодца, из глубины, - тонкий и испуганный голос: Отпусти меня, отпусти! Я чувствую: что-то пытается высвободиться, хлопает дверьми в лабиринте ходов, бросается темными коридорами вниз и вверх, кричит и отзывается на собственный крик.

– Риджент упал в колодец!

Люди бегут, все пятеро! Я бегу вместе с ними, мне становится плохо, дрожь переходит в яростное биение.

– Он сорвался в него! Джонс, ты был с ним! Ты видел, что произошло? Джонс! Ну, говори же, Джонс!

– Джонс, что с тобой?

Я падаю на колени, дрожь совсем меня доконала.

– Ему плохо! Сюда! Помогите приподнять!

– Это все солнце.

– Нет, это не солнце, - бормочу я.

Меня укладывают на песке, судороги прокатываются по моему телу волнами, как землетрясения, голос из глубины кричит: Это Джон с, это я, это не он, не он, не верьте ему, выпустите меня, вы пустите! Я вижу согнувшиеся надо мной фигуры, мои веки трепещут, открываются и закрываются. Люди щупают запястье моей руки.

– Сердце останавливается.

Закрываю глаза. Крики замирают. Дрожь прекращается.

И я взмываю вверх, как в холодном колодце, я снова свободен.

– Он умер, - говорит кто-то.

– Джонс умер.

– От чего?

– Кажется, от шока.

– От какого еще шока? - спрашиваю я. Теперь мое имя Сешенз, мои губы движутся твердо и решительно, я - капитан этого корабля, начальник всех этих людей. Я стою среди них и гляжу на остывающее на песке тело. Потом вдруг хватаюсь руками за голову.

– Что случилось, капитан?

– Ничего! - говорю я. - Заболела голова. Сейчас приду в норму. Ну вот, - шепчу я, - все снова нормально.

– Вы бы сошли с солнцепека, сэр!

– Да, - соглашаюсь я, глядя на лежащего Джонса. - Нам не следовало сюда прилетать. Марс отторгает нас.

Мы относим тело в ракету, и тут же какой-то новый голос из глубины снова взывает, чтобы его отпустили.

– На помощь! На помощь! - доносится из влажных внутренностей моего тела. - На помощь! - отдается эхом и прокатывается по кроваво-красным сосудам.

На этот раз дрожь охватывает меня гораздо раньше. И мне труднее сдерживать ее.

– Капитан, вы бы лучше сошли с солнца! У вас нездоровый вид, сэр!

– Хорошо! - говорю я и выкрикиваю: - На помощь!

– Что вы сказали, сэр?

– Я ничего не говорил.

– Вы сказали: "На помощь", сэр!

– В самом деле, Мэтьюз? Я в самом деле это сказал?

Меня укладывают в тень, отбрасываемую кораблем: внутри, в глубоких катакомбах скелета, в темно-красных приливах крови кто-то кричит, мои руки дергаются, иссушенный рот раскалывается надвое, ноздри расширяются, глаза выкатываются из орбит. На помощь! Помогите! Помогите! Выпустите меня! Нет, нет, не надо!

– Не надо! - повторяю я.

– О чем вы, сэр?

– Не обращай внимания! - говорю я. - Я должен освободиться, - и я зажимаю рот рукой.

– Сэр, что с вами происходит? - настойчиво кричит Мэтьюз. Я кричу им:

– Все на корабль! Все, все! Возвращайтесь на Землю! Немедленно!

В руке у меня пистолет. Я поднимаю его.

– Не стреляйте!

Взрыв! Мельтешение теней. Крик оборван. Свистящий звук падения.

Через десять тысяч лет. Как хорошо умереть. Как хороша внезапная прохлада, расслабленность. Я как рука, влитая в перчатку, восхитительно прохладную перчатку в раскаленном песке. Как прекрасен всеобъемлющий черный покой забвения! Однако медлить нельзя.

Треск, щелчок!

– Боже мой, он застрелился! - кричу я, открывая глаза. Капитан сидит, прислонившись к борту, его череп расколот пулей, глаза расширены, язык высунут меж двумя рядами белых зубов. Из головы хлещет кровь. Я наклоняюсь и дотрагиваюсь до него.

– Глупец, - говорю я. - Зачем он это сделал?

Люди в ужасе. Они стоят над двумя трупами и вертят головами, озираясь на марсианские пески и отдаленный колодец, в глубоких водах которого колышется тело Риджента. С пересохших губ срываются хрипы и всхлипы - они как дети, не принимающие страшного сна.

Люди поворачиваются ко мне.

После паузы один говорит:

– Теперь, Мэтьюз, капитан - ты.

– Знаю, - неторопливо отвечаю я.

– Нас осталось всего шестеро.

– Боже, все случилось так быстро!

– Я не хочу этого! Нужно немедленно убираться!

Люди раскричались. Я подхожу к каждому и дотрагиваюсь на этот раз моя уверенность глубока, она просто поет от восторга.

– Слушайте! - говорю я и дотрагиваюсь до их локтей, рук, ладоней.

Мы все смолкаем.

Мы - вместе, мы - одно.

– Нет, нет, нет, нет, нет, нет! - кричат внутренние голоса из глубины, из узилищ их тел.

Мы смотрим друг на друга. Мы - это Сэмюэль Мэтьюз, Реймонд Мозес, Уильям Сполдинг, Чарльз Эванс, Форрест Коул и Джои Саммерз; мы молча разглядываем друг друга: у нас побледнели лица, руки трясутся.

Потом все как один поворачиваемся в сторону колодца.

– Пора, - говорим мы.

– Нет, нет! - пронзительно протестуют голоса, уже упрятанные, складированные, подготовленные к вечному хранению.

Ноги несут нас по песку, со стороны могло бы казаться, будто это гигантская двенадцатипалая ладонь передвигается по горячему морскому дну, перебирая пальцами.

Нагибаясь над колодцем, мы заглядываем в него. И видим шесть лиц: они смотрят на нас из холодных глубин.

Нагибаясь все ниже и теряя равновесие, мы падаем один за другим в жерло, в прохладную темноту, в холодные воды колодца.

Солнце заходит. Медленно по кругу перемещаются звезды. Далеко среди них мигает лучик света. Это приближается еще один космический корабль, оставляя позади себя красный след.

Я живу в колодце. Я похож на дымок, живущий в колодце. Или на испарения каменного горла. Наверху я вижу холодные звезды - ночные и утренние, вижу солнце. И иногда пою старые песни этого мира, песни его молодости. Как сказать вам, кто я, если я не знаю этого сам? Никак. Я просто жду.

Космический корабль «Трижды Г» вырвался из пустоты гиперпространства и появился в бесконечном пространстве - времени. Вокруг него сияло огромное звездное скопление Геркулеса.

Корабль неуверенно повис, окруженный бесчисленными солнцами, каждое из которых было центром могучего поля тяготения, вцепившегося в крохотную металлическую скорлупку. Но вычислительные машины корабля не ошиблись - он оказался точно в назначенном месте. Только один день полета - обычного пространственного полета - отделял его от системы Лагранжа.

Каждый, кто был на борту, воспринял это известие по-своему. Для экипажа это означало еще один день работы, еще один день оплаты по ставкам за полетное время, а потом - отдых на поверхности. Планета, куда они направлялась, была необитаема, но отдохнуть приятно даже на астероиде. Что могли думать по этому поводу пассажиры, членов экипажа не интересовало. Пассажиров они недолюбливали и старались держаться от них подальше. Ведь это же были сплошь «головастые»!

Так оно и было - все пассажиры, кроме одного, были «головастыми». Выражаясь вежливее, это были ученые, и притом довольно разношерстная компания. Единственным чувством, которое объединяло их в тот момент, было беспокойство за свои приборы и смутное желание еще раз проверить, все ли с ними в порядке.

Ну и, пожалуй, едва заметное ощущение тревоги. И возросшего напряжения. Планета была необитаема - каждый не однажды высказывал в этом свое твердое убеждение. Но в чужую душу не влезешь: у каждого на этот счет могли быть и свои мысли.

• Предыдущая
• 38/63
• Следующая