Перышко из крыла ангела - Неволина Екатерина Александровна - Страница 7

• Предыдущая
• 7/21
• Следующая

Звонил Димон. Разумеется, от лица всей стаи.

– Ты чего это дома? И вообще, где шлялась? Мы тебе весь день дозвониться не можем! – зачастил он.

– А, – отмахнулась Таня, – были тут всякие… дела.

– Ну так давай быстрее выходи, мы тебя на нашем месте ждать будем.

– Не, – Таня громко зевнула. – И вообще мне некогда. Уроки делаю.

– Чего? – недоуменно переспросил Димон.

– У-ро-ки! Что, незнакомое слово?

– Ты это чего, не понял, шутишь, что ли?

– Почему шучу? – Таня принялась чертить пальцем невидимый узор на обоях. – Времена неправильных глаголов учу, а то меня на стажировку в Оксфорд не возьмут. Вот ты все времена английских неправильных глаголов помнишь?

– Чего? – в третий раз протянул Димон.

Таня так и представила его – взъерошенного, словно воробей после драки, в потертой косухе, недоуменно хлопающего глазами с белесыми ресницами.

– Ничего, – ответила она, еле сдерживая рвущийся наружу смех. – Мне некогда. Глаголы не ждут! Всем пламенный салют!

Мама с отчимом смотрели телевизор. До Тани даже через стенку доносилось его монотонное бормотание. Как же можно так скучно и серо жить?!

Впрочем, и в ее жизни было полным-полно рутины. Например, уроки, с которыми лучше разделаться побыстрее.

Наскоро сделав упражнения по русскому, девочка залезла в свою электронную почту. Во входящих висело одно письмо. Так и есть, от Круглова.

Лешка Круглов – Танин одноклассник – был безнадежно влюблен в нее с пятого класса. Таню безумно раздражал его преданный телячий взгляд. У Круглова были большие серые глаза с длинными ресницами, и, когда он с немым обожанием взирал на Таню взглядом, полным безысходной тоски, ее охватывало желание немедленно избавить его от мучений. А именно: убить. Круглов стал Таниным рабом, вещью. Он готов был носить за ней сумку и таскаться по пятам, словно хвостик, даже не претендуя на большее внимание, чем ее мимолетный взгляд или случайно оброненное слово. Однако и у него имелись свои положительные стороны. Скажем, способности к естественным наукам. И этим сторонам Таня без труда нашла применение.

Вот и сейчас, открыв письмо, она распаковала графический архив со сканами выполненных домашних заданий по алгебре, химии и физике… Урок физики стоял в расписании на послезавтра, но умница Круглов, разумеется, сделал все заранее.

Переписав задачки и формулы в соответствующие тетрадки, Таня с облегчением вздохнула и наконец приступила к действительно приятному для себя делу.

Вылепив из фольги шарик и придав ему форму человеческой головы, она наклеила глаза – бусины удивительно красивого синего цвета – и принялась облеплять голову будущей куклы мягким пластиком. Работа шла медленно. Недопустимо, чтобы на пластике остался отпечаток пальца или случайно налипшая пылинка. Таня работала не торопясь, тщательно и аккуратно выглаживая каждую деталь возникающего из небытия лица. Осторожно поворачивая карандаш, на котором крепилась заготовка, девочка пыталась вдохнуть в куклу настоящую жизнь.

Плейлист послушно выдавал набор ее любимых композиций.

Музыка удивительно помогала ей. Таня не представляла, как вообще смогла бы работать без нее.

Делать кукол ее научила Марина еще в ту пору, когда была папиной девушкой. Однажды, попав в ее дом фактически случайно, Таня удивилась, как много там кукол. Больших и маленьких. Неподвижных и таких, у которых сгибается каждый пальчик.

– Откуда это?! – только и выдохнула она тогда, сраженная увиденным великолепием.

Марина загадочно улыбнулась:

– Можно сказать, что их сделала я. А можно и по-другому. Например, то, что это они делают меня. Они живые. Вот, присмотрись…

И Таня, влюбившись в куклоделанье буквально с первого взгляда, принялась умолять Марину научить ее делать кукол. Она не отстала до тех пор, пока та все-таки не согласилась.

И тогда, после долгих мучений и нескольких безнадежно испорченных заготовок, на свет появилась черноволосая кукла с большими грустными глазами. Они сделали ее вместе с Мариной. Иногда Тане казалось, что кукла немного похожа на нее саму. Теперь девочка сама видела, что пропорции кукольного лица немного неправильны. Однако, несмотря на то что в кукле чувствовалось еще много ученического, она казалась живой и какой-то настоящей.

– А ты молодец, из тебя будет толк. Я, признаться, думала, что у тебя терпения не хватит и ты быстро забросишь это дело, – похвалила ее тогда Марина.

И Таня почувствовала себя на седьмом небе от счастья.

Она сама, хотя прежде ненавидела шитье, смастерила кукле одежду. Обтягивающие джинсы, на которые пошел лучший кусок от изношенных до дыр Таниных старых джинсов, черный кожаный корсет, стянутый алой шелковой лентой. Даже украшение сделала – из своей серебряной сережки, пара от которой была безвозвратно утеряна.

Кукла сказала, что ее зовут Тина. И Таня догадывалась, почему: это имя объединяло ее собственное имя с именем Марины.

Тина с удобством расположилась в Таниной комнате и, ничуть не гнушаясь, уселась на полке среди стопок книг и компакт-дисков с рок-музыкой.

С тех пор куклы стали ее, Таниным, секретом. Ото всех. Даже от стаи. Разумеется, знали о них мама и отчим, но от них, как говорится, не спрячешься, по крайней мере, пока.

И точно. Мама заглянула в комнату, окидывая Таню укоризненным взглядом.

– Все играешься? – спросила она. – Чем бы дите ни тешилось… Только музыку сделай потише. Мы с Геннадием Сергеевичем уже ложимся.

Таня, чтобы не портить себе настроение (никогда нельзя делать куклу в плохом настроении – это самый главный закон куклоделов), воткнула в колонки наушники.

Бывает же, что некоторым просто везет с семьей?

Или, сынок, это только фантастика?..

Каждое утро ее будило «Наше радио», и Таня часто загадывала: какая песня выпадет первой, таким выдастся весь день.

Сегодня ее разбудила звучная алисовская «Все в наших руках», и Таня сочла это хорошим знаком.

Она лежала в постели и улыбалась, думая, что же приятного произошло в ее жизни, и тут же вспомнила: крылатый незнакомец. То есть уже совсем не незнакомец – просто Миша. Интересно, когда он позвонит? По этому можно будет судить, насколько серьезно он на нее запал. Вот если бы она пошла в парк, скажем, с Кругловым (нет, это, разумеется, чисто теоретически), он названивал бы ей каждые пять минут, а то и вовсе домой бы не пошел, а так и стоял бы под ее окнами, ошалевший и ополоумевший от счастья.

Таня встала и на всякий случай выглянула в окно. Миши во дворе, кажется, не было, но это вовсе не испортило ей настроения. Нормальный парень не станет заниматься такими глупостями.

Раз она уже встала, можно начать собираться в школу. Приняв душ, Таня надела любимые джинсы и однотонный черный свитер, тщательно уложила челку и подкрасила глаза – не слишком броско, чтобы не нарываться на неприятности. После позавтракала, радуясь, что Геннадий Сергеевич уходит очень рано, а мать еще спит, и никто из них не путается у нее под ногами и не указывает, что нужно есть на завтрак.

Ну все, осталось покидать книги-тетради в сумку, и можно отчаливать.

Так Таня и сделала.

Включив плеер и надев на уши наушники, она стремительно шагала в школу по заспанным и серым, только недавно вырвавшимся из долгого зимнего плена улицам города.

Еще немного – буквально два-три дня – и зацветет вишня, осыпая нежными лепестками уставшую за зиму землю. А там и лето не за горами. Все зазеленеет так быстро, что и опомниться не успеешь. Как в сказке про «Двенадцать месяцев»: лишь стукнет май своим посохом оземь – и распустятся цветы, поднимется из земли молодая травка… А пока еще только апрель, и дует в лицо еще помнящий о зиме северный ветер.

Таня шла против ветра. Не девочка, а маленькая шаровая молния! Еще в пятом классе, когда все одноклассницы писали в своих анкетах: «Если цвет, то розовый. Если погода, то солнечная…» – она выбрала «черный» и «ветер».

• Предыдущая
• 7/21
• Следующая