Перышко из крыла ангела - Неволина Екатерина Александровна - Страница 20

• Предыдущая
• 20/21
• Следующая

Дождь! Она стояла на улице, запрокинув голову к небу. Теплые струи воды стекали по ее лицу, волосы были насквозь мокрые.

Какое это счастье – теплый летний дождь!

– Танюша! Посмотри: солнце. Это грибной дождь, скоротечный. Как же хорошо! Ты не жалеешь, что приехала на дачу? – Мама, так и не решаясь выйти на улицу, застыла в дверях небольшого деревянного домика с крохотной застекленной верандой.

– Нет, не жалею. – Таня с жадностью глотала дождевые капли и действительно ни о чем не жалела.

– Зря Марина не приехала… Как ты думаешь, она обиделась на нас?

– Мама, за что ей на вас обижаться?!

Нет, Таня все-таки никак не могла понять свою маму. Она… и Геннадий Сергеевич столько сделали для Марины, даже дежурили в ее палате после операции. И вот – надо же вообразить, будто Марина могла за что-то на них обидеться!

– Ну… – мама вдруг покраснела, словно девочка, – а вдруг она сочла наше предложение некорректным? Или ее смутило то, что мы с Николаем когда-то… – Она оглянулась и, убедившись, что Геннадия Сергеевича рядом нет, не скрывая любопытства, спросила: – А она что, до сих пор Николая ждет?

– Ждет. – Таня выставила ладони так, чтобы дождевые капли попадали в них и стекали вниз по тонким загорелым запястьям.

Дождь заканчивался. Августовское солнце еще жаркое, скоро высушит все капли, которые сейчас, словно крохотные жемчужинки, украшают каждую травинку.

Из окна выглянул Геннадий Сергеевич.

– Танечка, – произнес он, смущаясь. Он всегда немного смущался, разговаривая с падчерицей, будто чувствовал себя неуверенно, хотя справедливо заметить, что уже чуть более двух месяцев его бритва не оказывалась вымазана зубной пастой, а в ботинки столь же давно не наливали крем для обуви. – Танечка, мы с Машенькой за грибами собираемся. Август – самое что ни на есть грибное время! Особенно после дождичка. Пойдешь с нами?

– Пойду! – Таня кивнула, и брызги от ее мокрых волос полетели в разные стороны.

– Осторожней, простудишься! – предупредила мама и исчезла в доме.

Таня поймала губами последние капли.

В воздухе пахло свежестью и цветами. Мокрые хризантемы лениво качали пушистыми головками, и с ярких, сочных лепестков то и дело срывалась и падала, как слеза, крупная капля.

Лето пролетело слишком быстро. Впрочем, с ним это часто случается. Ждешь его, ждешь, а потом мгновение – глядишь, его и нет.

Это лето стало для Тани особенным. И хорошее, и плохое… всего намешено. Иногда, когда она думала о Мише или об отце, ей вдруг становилось очень грустно.

Но сейчас Тане было хорошо и спокойно в этом маленьком деревянном доме, который она помнила еще с детства. Здесь, на чердаке, еще хранились ее старые книжки и игрушки. Вчера девочка поднималась туда и, при тусклом свете маленького фонаря, долго рассматривала все то, что когда-то имело для нее огромную ценность…

– Таня, мы уже собрались! – окликнула ее из дома мама.

– Сейчас, переоденусь только! Не уходите без меня!

Девочка проскользнула в комнату и принялась торопливо переодеваться. Собирать грибы она любила.

А еще через две недели они вернулись в Москву. Август уже подходил к концу, и большинство Таниных друзей к этому времени уже вернулись в город. Не было только Ленки, укатившей куда-то на юга. Димон ходил грустный и явно скучал по ней. Даже новенькая «Ямаха», подаренная ему отцом, похоже, не развеселила его.

Старая компания уже не собиралась, как прежде, на детской площадке.

И вот однажды Тане позвонил Серый.

– Привет, – мрачно сказал он. – Надо встретиться. Приходи на площадку.

Серый за лето загорел почти до черноты, его выгоревшие волосы торчали на голове смешным ежиком, только подчеркивая острые уши. Он похудел еще больше.

– Ну что, – сказал он, – стая распалась. Ты этому, как понимаю, рада.

Серый плюнул себе под ноги и присел на край невысокой металлической ограды, которой была обнесена по периметру детская площадка.

– Вовсе нет. Я надеюсь, мы еще будем дружить. – Таня осторожно присела рядом. – То, что мы – одинокие волки, еще не значит, что нам никто не нужен и не нужна стая.

– Да ладно, теперь у тебя другие интересы. Всякие супермены или, как их там, – с крылышками. – Серый хмыкнул, изо всех сил пытаясь показать, что вопрос этот ему глубоко безразличен и он задает его просто так, для проформы.

– Супермены улетели в другую галактику устанавливать там режим добра и справедливости. Признайся, Серый, ведь ты до сих пор не можешь простить ему, что он тебя того… гым… – Таня хмыкнула. – Не будь ты вожаком, я бы сказала: побил.

– Ну, побил, что уж там, – неожиданно улыбнулся Серый, и в его холодных глазах блеснули искорки смеха. – И правильно сделал, что побил. Я себя тогда крутым считал ну просто немерено. А теперь – прошло. Кстати, я на айкидо в секцию записался…

Они поболтали еще – как старые друзья, наконец понявшие друг друга после стольких недоразумений.

– Ну не пропадай. Мы все-таки стая, – сказала на прощание Таня.

– Какая-никакая, – согласился Серый. – И ты звони, волчица, и дай пять!

Он подставил Тане ладонь, по которой она звонко хлопнула всей пятерней.

– Бывай, вожак! До скорого!

Вернувшись домой, Таня подошла к зеркалу. За прошедшее лето она почти не изменилась. Стали подлиннее волосы, немного посмуглела от загара кожа… А вот глаза, кажется, уже совсем другие. Нет, цвет их остался тем же – желто-ореховым, волчьим, но взгляд теперь иной. Более внимательный, взрослый.

Таня вытащила из шкафа зеленый сарафан, купленный когда-то мамой.

Когда мама притащила его с очередной распродажи и заставила Таню примерить, то только безнадежно покачала головой и коротко сказала:

– Ладно, снимай.

Возвратить покупку было невозможно, и сарафан так и остался висеть в шкафу – ненужный среди других ненужных вещей.

А теперь Тане вдруг захотелось примерить его.

Она стащила с себя привычные джинсы и короткий черный топик, надела сарафан – достаточно длинный, чуть ниже колен, на тоненьких-тоненьких бретелечках – и осторожно взглянула в зеркало.

И чудо! Эта вещь оказалась как будто специально для нее сшитой. Таня вдруг показалась себе повзрослевшей, загадочной и… удивительно красивой!

Неужели она и правда выросла?

За стеной монотонно бубнил телевизор. Мама и Геннадий Сергеевич опять смотрели какие-то бесконечные передачи и даже не подозревали, что здесь, всего лишь через стену от них, происходит маленькое чудо, и куколка превращается в бабочку.

Таня вышла из комнаты и заглянула в гостиную. Первой ее заметил Геннадий Сергеевич и тут же ткнул жену в бок локтем:

– Машенька, посмотри, какая Таня у нас, оказывается, красавица!

Мама довольно улыбнулась.

А потом, как всегда неожиданно, наступил сентябрь.

Шагая по дороге в школу, Таня вдруг впервые за все это время осознала, что этот год – действительно последний. Последний год в школе. Неужели от взрослой жизни ее отделяет всего лишь крохотный отрезок времени?!

В ее плеере играл «Ю-Питер». «Ударная любовь стучит по проводам и проникает в нас удавом телеграмм…» [7] – словно шум дождя, звучали в ее ушах слова. Тане всегда казалось, что это очень осенняя, прощальная песня.

Проходя мимо тонкой рябинки, бесстрашно и гордо ростущей прямо у края дороги, девочка не удержалась: отщипнула красивую яркую гроздь и заложила себе за ухо.

На автобусной остановке, там же, где они с Ленкой стояли, когда еще не знакомый ей Миша спас котенка, Таня вдруг необычайно ярко вспомнила его глаза и его четкий, будто на камее, профиль… Как жаль, что иногда в жизни все происходит совсем не так, как хочется.

И тут кто-то дотронулся до ее плеча.

Тане вдруг показалось, что это Михаил. Как часто бывало раньше, только она подумает о нем – и он появится. Или хотя бы позвонит.

• Предыдущая
• 20/21
• Следующая