Серенгети не должен умереть - Гржимек Михаэль - Страница 6

В Александрии легко приземляться: весь аэродром в нашем распоряжении. Международные воздушные линии сейчас не проходят через Египет, так что на летном поле стоит лишь несколько самолетов. Когда мы подкатили к месту стоянки, нам навстречу не торопясь вышло пять собак, которые с серьезным видом стали рассматривать нашу машину.

Надо же было нам прибыть как раз в магометанский праздник, когда ресторан и бюро по обмену валюты закрыты! Однако таможенники любезно одолжили нам денег на такси до гостиницы. В служебном отношении они, надо сказать, очень аккуратны. Они спрашивают нас о валюте, и я с готовностью выкладываю перед ними все остатки денег, накопившиеся в моих карманах, – из ФРГ, Швейцарии, Франции, Испании, Алжира, Туниса и Ливии. Все старательно подсчитывается. Затем эти же любезные таможенники предлагают мне подписать какую-то длинную писанину на арабском языке, что я, пожимая плечами, и делаю.

Старательный египетский механик развинчивает фильтр нашего мотора. Оказывается, он полон металлических опилок: в Оране самолет заправили грязным бензином. Опилки стерли поршни ручного насоса на запасном бензобаке, но эти металлические частицы, к счастью, задержались в фильтре мотора. Мы сейчас же покупаем себе собственную воронку и замшу для фильтрования.

После этого случая мы уже никогда больше не отходили от нашей «Утки», когда посторонние люди заправляли ее бензином. И мотор честно проработал еще 300 часов и ни разу не зачихал.

Механик смущенно сообщил нам, что, к сожалению, не может дать нам бензина. Необходимый нам высококачественный бензин (с октановым числом «80») выдается здесь только для нужд военно-воздушных сил Египта. Я спешу вверх по каменной лестнице к военному коменданту аэропорта и показываю ему официальные сведения, которые его правительство помещает в летных каталогах всего мира. Там говорится, что на египетских аэродромах можно свободно купить бензин любого сорта. Майор лично связывается по телефону с военным министерством в Каире, но там отвечают, что продажа разрешена только за доллары. А их у нас с собой нет, и нам ничего не остается, как заправиться автомобильным бензином, что в высшей степени неприятно.

Рано утром мы вылетаем из Александрии и направляемся вверх по Нилу до Луксора. Сверху территория Египта напоминает лунный ландшафт: насколько хватает глаз, повсюду скалы, песок, потом снова скалы и снова песок… Ни деревца, ни листочка, ни травинки. Эту пустыню с севера на юг пересекает лишь узкая зеленая полоса плодородной земли – русло Нила, окаймленное берегами, поросшими буйно цветущей растительностью. Но полоса эта очень узка, всего по три километра с каждой стороны реки, а дальше опять начинается пустыня, где вся жизнь замирает.

Я тяну на себя рычаг управления, машина поднимается выше, кругозор расширяется, но бесконечная пустыня – зрелище столь безотрадное, что сердце невольно сжимается. Уж лучше лететь над Нилом. Когда мы спускаемся ниже, рыбаки со своих лодок машут нам руками. Огромные желтовато-коричневые паруса приветливо кланяются нам вслед.

На поезде от Каира до Луксора 12 часов езды. Из окна вагона пассажиру кажется, что он едет по зеленому цветущему земному раю. Мы же одолели это расстояние за два часа, и за это время нам стали понятны все заботы Насера.

У таможенника в Луксоре не хватает двух пуговиц на мундире, но его это волнует не больше, чем нас. Мы охотно принимаем его приглашение выпить вместе по чашечке кофе. Вечером мы совершаем вылазку к храмам Карнака, затем я принимаю ванну в гостиничном номере, а потом мы распиваем с нашим приветливым чиновником бутылку египетского вина. Он в хорошем настроении и оживленно с нами беседует, не подозревая о том, что на следующий день ему предстоят большие волнения.

Отчаянно жестикулируя, он объясняет нам утром, что у нас не все в порядке с деньгами: несколько больше французских франков, а ливийских пиастров не хватает. Оказывается, на той бумаге, которую я, не читая, подписал в Александрии, содержимое моих карманов было указано с разницей в несколько пфеннигов. Но и тут находится какой-то выход из положения, и спустя час мы можем наконец отчалить.

Правда, это была лишь досадная случайность, но она испортила нам настроение, и поскольку мы опять не получили приличного бензина, то остались недовольны страной фараонов. Чтобы сорвать на чем-нибудь свое зло, мы поступаем как озорные мальчишки: начинаем совсем низко петлять над Нилом и рассматривать на самом близком расстоянии знаменитые пирамиды владык. Такие дерзости запрещены предписанием – нас вызывает радист из диспетчерской башни Луксора, в эфире слышна его ругань (правда, добродушная): он требует, чтобы мы сейчас же убирались на высоту 700 метров. Ну, так уж и быть, уберемся. После круга почета над Асуаном мы ненадолго приземляемся в Вади-Хальфа, расположенном близ египетской границы, но уже в Судане.

Итак, Египет позади; мы летим дальше на юг и наконец решаемся оторваться от Нила как от поводыря и пускаемся наискось через Нубийскую пустыню. Таким образом нам удается за три часа срезать самую большую петлю, которую делает Нил в своем странствии по Африке. Вот эта пустыня действительно выглядит так, как ее изображают в детских книжках с картинками: ничего, кроме желтого песка. Не видно даже камня, не то что травинки.

Мы никогда бы не решились углубиться в нее, не проходи по ней железная дорога, построенная еще лордом Китченером для облегчения борьбы с Махди. Через каждые 100 километров – станция. Сверху это словно игрушечные домики, поставленные на голом полу рядом с детской железной дорогой. Все на один лад.

Поезд нам встретился только один раз; мы пошли на снижение, а все пассажиры высунулись из окон и махали нам руками. По этому песчаному безмолвию поезд тащится, наверное, не чаще чем раз в неделю.

Когда мы снова достигли Нила, и он и зеленые полосы по его берегам стали заметно уже. Зато теперь в пустыне то тут то там что-то начинает зеленеть. Мы набираем высоту, чтобы разглядеть в дымке на горизонте следующий поворот реки и срезать его по прямой. Ровно за полчаса до захода солнца мы приземляемся в Хартуме.

На следующее утро я стою в Омдурмане, на противоположном берегу Нила, перед мечетью, в которой погребен великий Мухаммед Ахмед эль-Махди. Она вся разукрашена цветными электрическими лампочками. Памятник его противнику англичанину Гордон-паше изображает того верхом на бронзовом верблюде. Когда Махди со своими свирепыми дервишами ворвался в Хартум, Гордона-пашу обезглавили, а голову его на длинном шесте выставили напоказ.

Только через 14 лет, в битве за Омдурман (в которой участвовал молодой Черчилль), лорду Китченеру удалось победить сторонников Махди. После этого сожженный дотла старый Хартум расцвел вновь, отстроенный в современном стиле. На улицах, где раньше царил палящий зной, теперь посажено 10 тысяч деревьев, дающих тень и прохладу.

У памятника «Гордон верхом на верблюде» есть своя история. Сначала он стоял на площади Святого Мартина в Лондоне. Затем в 1902 году его решено было переправить в Хартум; при погрузке на корабль он упал за борт, и его с большим трудом достали со дна Темзы. То же самое повторилось во время выгрузки уже на Ниле. А на том месте, где он сейчас водружен, он чуть не провалился в рыхлую почву. В Хартуме рассказывают забавный анекдот про этот памятник. Один из прежних английских чиновников якобы регулярно по воскресеньям после посещения церкви гулял со своим маленьким сыном возле памятника Гордону. Обычно они останавливались и несколько минут смотрели на него в почтительном молчании. Через некоторое время сын отправился учиться в Англию и прислал оттуда письмо. В Лондоне, дескать, ему все очень нравится, но не хватает воскресных прогулок с отцом к памятнику. «Да, кстати, отец, а как зовут того человека, который сидит верхом на гордоне?»

Я навестил моего африканского коллегу, директора прекрасного Хартумского зоопарка, в котором многие прирученные животные свободно разгуливают прямо среди посетителей. Обсуждая, хорошо ли это или плохо, мы незаметно переходим на профессиональные темы.