Трудное примирение - Грэхем Линн - Страница 29
- Предыдущая
- 29/38
- Следующая
— Он очень дурно с тобой обращался, — сердилась Харриэт. — Что тут можно было сделать? Такой уж он человек. Ты поступила правильно. Ты спасла от него Дэниэла. Можешь гордиться, что у тебя хватило на это разума.
Когда она начинала колебаться, а колебания не раз охватывали ее с тех пор, как она впервые бросилась ему звонить, Харриэт поступала точно голландский мальчик, затыкающий пальцем дыру в дамбе, в той дамбе, которая сдерживала ее эмоции, чтобы не дать им вылиться бурным потоком и толкнуть ее на самый дурацкий поступок. Да, правда, сколько раз она уже готова была ему позвонить! И всегда в страхе останавливалась. Однажды, за два дня до его рождения, она даже пришла на почту и чуть было не отправила ему открытку, ведь после смерти родителей, кроме нее, не осталось никого, кто бы мог об этом вспомнить. Но Харриэт твердо вела свою линию. А в первый год, чтобы удержать ее в разлуке с Люком, требовалось работать не покладая рук.
Но в одном Кэтрин повезло. Она смогла направить свою любовь на Дэниэла. Разве мог кто-нибудь понять, чем был для нее Дэниэл? В первый раз, когда она взяла его на руки, ее стали душить слезы. Никто, кроме Харриэт, этого не понимал. Дэниэл был первым и единственным существом в ее жизни, с которым у нее была нерушимая связь. Они, Харриэт и Дэниэл, стали для нее семьей, которой у нее никогда не было.
Так зачем ей опять уходить от Люка? На этот раз она совершенно точно знала главную причину, толкавшую ее к разрыву. При мысли о том, что надо рассказать ему о Дэниэле, ее охватывал ужас, точно такой же ужас, какой она испытала, когда поняла, что беременна. У Люка никогда не возникало подозрения, что она может забеременеть.
Все было так жутко сложно, и она могла потерять слишком много. Дэниэл был уверен, что его отец умер. Он так редко об этом спрашивал, и только в тот день в «Сером монахе», когда он набросился на нее, мальчик простодушно обнаружил свою тайную веру в то, что, будь отец жив, он мог бы сотворить чудо. А Кэтрин и не подозревала, как он переживает, что у него нет отца.
Появление Люка вряд ли сильно обрадовало бы Дэниэла. Как бы он отнесся к тому, что мать его обманывала, это уже другой вопрос. И как она могла доверить Дэниэла Люку? Сейчас Дэниэл очень хрупок, его легко сломать. Если Люк не полюбит его всей душой, Дэниэл это почувствует. Кроме того, он незаконнорожденный. Рано или поздно это всплывет и попадет в газеты. Люк этого не стерпит.
Да и почему, собственно, она так уверена, что Люк считает их брак союзом навеки? Люк такой непредсказуемый. Следует ли ставить на карту жизнь Дэниэла в надежде на то, что Люк, узнав, на что она решилась пять лет назад и что у него есть четырехлетний сын, обольется счастливыми слезами?
Вчера ей казалось, что у нее есть выбор. Сегодня она поняла, что просто-напросто выбрала путь наименьшего сопротивления, потому и решила снова сбежать. На этот раз так не получится. Ирония в том, что ей вовсе этого не хочется. Она любит Люка. Она хочет надеяться. Она готова ему доверять. Она жаждет верить, что как-нибудь все это может разрешиться. А значит, надо рассказать Люку про Дэниэла.
Тянуть дальше нельзя. Послезавтра Пэгги приедет в Лондон. Но как она ему скажет? Немыслимость этого объяснения резала ее по нервам точно бритва. Она скажет ему по пути в Лондон… хотя вряд ли в самолете они смогут уединиться. Она скажет, как только они приедут на место, именно тогда. Но чем больше она думала о предстоящем разговоре, тем сильнее охватывал ее страх.
— Ты так побледнела.
Они мчались в лимузине, и она еле выдержала его внимательный, испытующий взгляд. Как отреагирует Люк? Это все, о чем она могла думать. Вчера она убеждала себя, что он холодный, черствый, расчетливый человек, чтобы не признаваться себе, как трудно рассказать ему о Дэниэле. Вчера она будила в себе ненависть к нему, чтобы убедить себя, что Дэниэлу будет только хуже. Сейчас она смотрела правде в глаза, но вид этой правды был удручающ. Она обманула Люка. Она солгала ему, и в этом была ее ошибка. А тем, кто имел дело с Люком, всегда приходилось горько раскаиваться, если они допускали какую-то ошибку. Поскольку она в подобную ситуацию попала впервые, то и предвидеть его реакцию было невозможно.
— И все время молчишь.
— Я просто задумалась, — с усилием выговорила она.
— О чем?
— Да так, ни о чем. — Опасаясь, что он опять, как всегда, прочтет ее мысли, она прикрыла глаза. «Давай, расскажи же сейчас, — заставляла она себя. — Чем дальше откладываешь, тем труднее будет сказать». — В котором часу мы прилетаем в Лондон?
— Разве я не говорил? Диспетчерская в Риме задержала все вылеты на сутки, — сказал он совершенно невозмутимо. — Так что прилетим завтра, рано утром.
— Так мы едем не в аэропорт? — изумилась она.
— Один друг пригласил нас переночевать у него на вилле.
Она нервно сжала руки. Вот шанс остаться с ним наедине и все ему рассказать, мелькнуло у нее в голове. А лимузин уже подъезжал к высоким воротам.
Мажордом встретил их на лестнице. Люк отказался от ужина, и их отвели наверх в спальню. В ней было полно зеркал, экзотических шелковых драпировок и стояла громаднейшая кровать. «Ведь это моя первая брачная ночь», — подумала она с горечью. Ну как она может сейчас рассказать? Это уничтожит все очарование сегодняшнего дня, из последних сил убеждала она себя.
Он вошел вслед за ней и страстно впился губами в заветное место над ключицей, и у нее подогнулись колени.
— Хорошо бы поужинать, — неуверенно предложила она. — Ты хочешь есть? — Ну… — Что до меня, то мой голод ужином не утолишь, — заверил он. И очень медленно, так что у нее замерло сердце, повернул ее к себе. — Что с тобой? — спросил он совсем неожиданно.
— А что?
— У тебя вид убийцы, которого застали за закапыванием трупа, — задумчиво сказал он. — Или мне кажется?
— Тебе кажется.
Стараясь не встречаться глазами с его слишком внимательным взглядом, она попробовала отвлечь его от этой мысли, начав развязывать ему галстук.
— Мне редко что-нибудь кажется. — Он наблюдал, как она возится с галстуком. С громким вздохом он накрыл ее дрожащие руки своей. — Ты не хочешь мне рассказать? Я больше никогда не сделаю тебе больно, bella mia. Обещаю.
Эти слова ее так тронули, а чувство вины было так велико, что глаза у нее наполнились слезами.
— Когда мы встретились, мне было только двадцать семь. — Он нежно погладил ее пальцем по щеке. — Я и не думал встретить такую, как ты. Я понимал, кто я такой, и знал, что ты хотела бы, да и заслуживала, чего-то другого. Ты слишком любила меня, сага. И позволяла мне слишком много. Поэтому я ни о чем не задумывался. — Под смуглой кожей ясно вырисовывались все мышцы лица, глаза были совсем темные. — Я думал, что так будет всегда. И вдруг в один прекрасный день ты исчезла, и я понял, что даже твоему терпению есть предел. Я понял это слишком поздно, чтобы можно было что-то исправить.
— Люк, я…
Он упреждающе приложил ей ладонь к губам.
— Я не хочу больше говорить о прошлом. Оно должно уйти в тень. Может быть, завтра или послезавтра, а? — предложил он. — Но не сегодня.
Она непроизвольно ткнулась губами в его теплую ладонь, по щекам побежали слезы. Люк взывал к ее пониманию, а ведь это так на него непохоже. Он не привык показывать, что ему больно.
Он снял галстук, мягко передернув плечами, скинул пиджак и с совершенно естественно вернувшейся к нему самоуверенностью притянул ее к себе.
— Вчера я почти не спал, — тихо признался он. — Так что теперь в наказание не дам заснуть тебе.
Она почувствовала на щеке его горячее дыхание, кончик его языка раздвинул ее губы и скользнул в ее влажный рот, который она с готовностью ему подставила. Пол поплыл у нее под ногами, она сильнее прижалась к нему, а он все жарче и жарче впивался ей в губы, отчего внутри у нее все заныло. Шелковое платье полетело на ковер, а она даже не заметила, как он его снял. Гибкие пальцы скользнули по бедрам, наткнулись на кружевную преграду, преодолели ее, и она, дернувшись, но не отрываясь от его хищного рта, застонала.
- Предыдущая
- 29/38
- Следующая