Ключ - Алданов Марк Александрович - Страница 3
- Предыдущая
- 3/75
- Следующая
Помощник пристава в кратких словах изложил происшествие, но вид Антипова ясно показывал, что он не слушает и не желает слушать, так как ничего путного все равно не услышит.
— Ладно, ладно, посмотрю, — сказал он и прошел в квартиру № 4.
Помощник пристава последовал за сыщиком. Антипов едва кивнул головой околоточному надзирателю и врачу, быстро окинул взором тело, комнату, заглянул в спальную, в уборную, затем вернулся к телу и долго молча на него смотрел. Помощник пристава, околоточный и даже городовые наблюдали за действиями сыщика с ироническим недоброжелательством наружной полиции к агентам тайного розыска. Сам Антипов их как бы не замечал вовсе. Затем он подошел к столу, на котором рядом с бутылками и стаканами лежали вещи, вынутые из карманов убитого, с досадой пожал плечами и внимательно все осмотрел, ничего не трогая. Помощник пристава давал ему пояснения.
— Сколько раз мы говорили вам, господа полиция, — сказал с гримасой Антипов, — нельзя ни к чему прикасаться на месте криминала. Это при царе Горохе можно было так вести дознание. Ну, какое же теперь может быть дактилоскопическое исследование?.. Вечно одна и та же история! Нонсенс!
— Да мы что же? Мы только из карманов все вынули, — сказал сухо околоточный. — Кому-нибудь надо было это сделать.
Антипов саркастически рассмеялся.
— «…только из карманов все вынули»! Прелестно! — произнес он. — По крайней мере, тело оставлено в том же положении, как найдено? И то слава Богу.
Он вынул из внутреннего кармана пальто небольшой кожаный предмет, похожий не то на дорожный несессер, не то на патронташ, осторожно положил его на стол и открыл. Внутри оказалось множество крошечных отделений, по которым были аккуратно разложены разные вещи: складной аршин, циркуль, какие-то бутылочки, пробирки, бумага. Антипов достал лупу и, нагнувшись над стаканами, долго внимательно их рассматривал.
— Вы, конечно, до вскрытия ничего не можете сказать? — спросил он врача.
— До вскрытия и исследования содержимого желудка медицина ничего точно установить не может, — с некоторым раздражением ответил врач, подчеркивая слово «медицина».
Антипов слегка улыбнулся.
— Ну, и после вскрытия тоже иногда толку мало, — сказал он.
— Думаю, что налицо отравление. Какой яд? Вероятно, не мышьяк. Следов рвоты не видно, правда, это еще не доказательство. Не похоже и на карболку, и на синильную кислоту, их можно было бы узнать по запаху. Может быть, сантонин или атропин, зрачки как будто расширены. Это выяснит исследование желудка… Странно, что так быстро началось разложение тела… Очень важен химический анализ. Пробы жидкости в стакане и в бутылке будут запечатаны сейчас же по прибытии следователя.
— А за песиками вы пошлете? — полюбопытствовал помощник пристава, очень любивший собак и интересовавшийся работой ищеек.
— За песиками? Теперь посылать за песиками нонсенс, — сказал сердито Антипов. — Вы бы еще сначала полк солдат протащили по этой комнате. Тоже типы, — пробормотал он.
Он немного кривил душою. Антипов не любил пользоваться полицейскими собаками, так как это был слишком простой, механический и потому неинтересный способ розыска. Кроме того, ему было обидно, что собака делает его работу.
Сыщик опять подошел к трупу и долго при помощи лупы рассматривал губы, руки, ногти. Внимательно осмотрел и ковер. Собственно, он ничего не искал на ковре, но чувствовал себя Шерлоком Холмсом и немного щеголял приемами перед публикой. Затем он вернулся к столу и осмотрел часы убитого, подняв крышку, причем что-то занес в свою записную тетрадь. Потом подошел к пианино. Сверху лежали ноты — вторая соната Шопена. Антипов с минуту подумал, отозвал Дарью Петрову в переднюю и там долго расспрашивал ее вполголоса. Помощник пристава тем временем составлял протокол, кратко описывая найденные на убитом предметы.
— Смотрите, тут вот еще что есть, — вдруг радостно сказал он. — А мы и не заметили.
В большом бумажнике убитого оказалось еще одно отделение с наружной стороны. В нем лежал свернутый вдвое листок бумаги, счет гостиницы.
— «Палас-Отель», — прочел поспешно помощник пристава. — Что я вам говорил? Вот мы и без лупы установили личность убитого. Счет на имя Фишера — это, значит, и есть Фишер… А счет, кстати, порядочный. За неделю четыреста пятнадцать целковых. Видно, был побогаче нас с вами… Да что же, наконец, следователь? Сходите вы, Иван Васильевич, в трактир и протелефоньте ему еще раз — не до вечера же нам здесь сидеть. Отсюда при нем нельзя звонить, — добавил он вполголоса. — Сходите, голубчик…
IV
Дон Педро вошел в только что отворивший двери трактир, спросил чаю с лимоном и при свете лампы расположился работать. Он вынул из портфеля несколько узеньких длинных полос бумаги, на которые были наклеены вырезки из газет. Альфред Исаевич вел отдел «Печать» в газете «Черниговская мысль». Статью надо было опустить в ящик немедленно, чтобы она ушла еще с утренним поездом. Обозрение печати было, впрочем, уже почти готово. Дон Педро средним пальцем разгладил сырую наклейку на полосе, придавливая отстававшие углы. Это были цитаты из двух реакционных изданий, обвинявших друг друга в получении каких-то подозрительных сумм. Певзнер не без удовольствия прочел вырезки, соображая, сколько именно денег и от кого могла получить каждая газета, затем отцепил из внутреннего кармана самопишущее перо и крупным четким почерком сразу написал под второй наклейкой:
«Комментарии излишни. Вот уж действительно своя своих не познаша. До каких, однако, Геркулесовых столпов цинизма договорились наши рептилии!»
Следующая вырезка была взята из передовой статьи другой газеты, которая, как было известно Певзнеру, досталась новым акционерам и потому меняла направление. Дон Педро быстро пробежал наклеенные строчки и, опять не задумываясь, написал:
«Что, однако, сей сон означает? Уж не „эволюционирует“ ли почтенная газета? А если эволюционирует, то куда и почему? Тайна сия велика есть».
Он посмотрел на часы и, сосчитав число строк, решил ограничиться тремя вырезками. Дон Педро взял из портфеля конверт с надписанным адресом, запечатал письмо и, лизнув, наклеил марку. К его удовольствию, марка сразу плотно, всей поверхностью пристала к тугому конверту. «Кажется, на углу есть ящик», — подумал он: готовые и еще не отправленные письма всегда причиняли ему легкое нервное беспокойство. Он рассеянно положил письмо в карман и стал медленно прихлебывать чай с лимоном. Мысли у него были неприятные. Недавно в редакцию «Зари» заезжал известный адвокат Кременецкий и пригласил к себе на большой прием Васю, обоих передовиков и политического фельетониста. С ним же Кременецкий был, как всегда, любезен и внимателен — он старательно поддерживал добрые отношения с прессой, — однако на прием, где должны были собраться сливки петербургской оппозиционной интеллигенции, очевидно, не собирался его звать. Пришлось оказать на адвоката легкое давление. Альфред Исаевич вскользь заметил, что намерен дать отчет в газете о деле, в котором выступал Кременецкий. Приглашение было получено, но все это оставило неприятный осадок. Дон Педро опять решил, что надо навсегда покончить с репортажем, даже с политической информацией и с большим интервью.
«В передовики меня Вася не примет, — мрачно подумал он. — Но насчет места второго думского хроникера я им поставлю ультиматум. Если не возьмут, ухожу в „Слово“.
Он вспомнил, как за Кашперовым, парламентским хроникером газеты, ухаживали самые влиятельные люди России, члены Думы и Государственного совета, даже министры. Известнейшие ораторы в дни своих речей с тревогой, с миндальной улыбкой искали встречи с Кашперовым. «Да, решительно поставлю Васе ультиматум», — подумал дон Педро, допивая чай.
В трактир вошел околоточный надзиратель с повязанной щекой.
— Где тут телефон? — спросил он засуетившегося полового.
— Ну, что? — окликнул околоточного Певзнер.
— Личность выяснена.
- Предыдущая
- 3/75
- Следующая
