Выбери любимый жанр

100 Великих Книг - Демин Валерий Никитич - Страница 5


Изменить размер шрифта:

5
Тогда не было ни сущего, ни несущего;
Не было ни воздушного пространства, ни неба над ним.
Что в движении было? Где? Под чьим покровом?
Чем были воды непроницаемые, глубокие?
Тогда не было ни смерти, ни бессмертия, не было
Различия между ночью и днем.
Без дуновения само собой дышало Единое,
И ничего, кроме него, не было. «…»
Из чего возникло мирозданье, создал ли
[Кто его] или нет?
Кто видел это на высшем небе,
Тот поистине знает. [А] если не знает?
(X, 129. Перевод В. А. Кочергиной)

Здесь больше вопросов, чем ответов. Но от того древний текст еще больше становится близким современному человеку. Ибо сегодня нас так же, как наших прапредков, волнуют все те же вопросы. И все так же трепещет душа перед безднами мироздания. И мы мучаемся все теми же сомнениями: а правильно ли мы познаем законы мира и дано ли нам вообще познать их до конца. Творческий экстаз людей прошлого абсолютно ничем не отличается от творческого экстаза людей настоящего.

Не может оставить равнодушным современного читателя и вдохновенный гимн Звездной ночи, в котором угадываются и отблески памяти о далекой Полярной прародине:

Ночь-Богиня нисходит, озирая мир своими звездами-очами;
Она облеклась во все свое великолепие.
Бессмертная Богиня заполнила пространство, его глубины и высоты,
Сиянием прогоняет Тьму.
Явившись, Богиня затмевает свою сестру Зарю;
Но и Тьма теперь исчезла.
Ты пришла теперь к нам, и мы возвращаемся в свои дома,
Как птицы в гнезда на дереве.
Народ возвращается домой, и звери идут домой, и птицы,
И даже ястребы, жаждущие добычи.
Охрани нас от волчицы и от волка, охрани нас от вора, о Ночь,
Будь благою для нас.
Обступила меня тьма, черная и густая, стоит;
Рассей ее, Заря, как мои долги…
(X,127)

Здесь — и восторг, и страх, и надежда, и грустный вздох о долгах, которые абсолютно так же беспокоили древних ариев, как и нас — грешных детей дня нынешнего. Зеркальным контрастом к «ночному» гимну выступают многочисленные хвалебные песнопения в честь светлой Богини Зари — Ушас.

«…»Не нарушая обетов бессмертных. но сокрушая поколенья смертных, сияет Ушас первой из грядущих, придя на смену последней из бывших.
Вот Неба дочь явилась облаченна в сиянье, неизменна на восходе;
как должно следуя путем закона, провидица не путает стран света.
Открылась грудь ее, как у блудницы,
являя прелести свои, как Нодхас [имя неидентифицировано. — В. Д.],
она, как муха, пробуждает спящих, заря — родоначальница грядущих…
(1, 124. Переложение — здесь и далее — В. Тихомирова)

Считалось, что Ушас одновременно и мать и жена Бога Солнца — Сурьи: ежедневно рождая Красносолнечное Божество, как курица сносит яйцо, Ушас-мать немедленно вступает с Сурьей-сыном в кровосмесительную связь, и так продолжается вечно. Культ Зари, так красочно и многосторонне восхваляемой в Ригведе, — характернейшая особенность общеарийской культуры, откуда он перешел в славяно-русское языческое мировоззрение и, в частности, в русский фольклор. Сын-муж Богини Зари — Красносолнечный Сурья (отсюда, кстати, и русское «красное солнышко») — не менее сочная и смыслозначимая фигура ведийского пантеона:

Вот возносится вездесущий Бог, лучами ввысь возносимый, чтобы миру был виден Сурья.

Прочь, как тати, спешат обратно тьмы ночные и с ними звезды от всевидящего светила. «…»

Людям виден идущий в выси Сурья, ты - созидатель света - Озаряешь пространства света. «…»

Семь кобылиц по крутым небесам влекут твою колесницу, Пламенновласый, ты тьму сжигаешь радостно и легко, И все дышит, видит и слышит, к свету - к тебе стремится,

О славный Сурья, о наш Солнцебог, о Видящий далеко!..

(Последняя строфа переложение С. Северцева)

Кроме вышеупомянутых, колоритными «персонажами» Ригведы являются верховные Боги индоевропейцев — Индра, Агни, Рудра, Варуна, Митра и др. Все они — первозданно буйные, непредсказуемые, грозные и одновременно милостивые — своими чертами напоминают неистовых людей той далекой эпохи с их необузданными страстями, склонностью к бесконечным попойкам (вот они истинные истоки современного пьянства!) и непрерывно возбуждающей подпиткой своего неподдельного восторга перед жизнью наркотическим (или галлюциногенным?) напитком Сомой, обожествленного и постоянно поминаемого в Ригведе, которому здесь как равноправному Божеству посвящено великое множество гимнов. И все же несомненным любимцем древних ариев остается Бог-громовержец, разрушитель Индра, своим грозным величием не уступавший ни одному другому Божеству:

Индры ныне мы возгласим деянья, что сделал в начале громовержитель. Он, змея убивший, он пробуравил ради вод текущих горные лона. «…»
Он — бык разъяренный. Он выбрал Сому, выжатого выпил из трех сосудов, щедрый ухватился — метнул дубину и убил перворожденного змея.
Ты убил первоначального змея, хитрости хитрейших перехитривший. Ты Солнце зачал. Зарю и Небо, И подобных нет соперников Индре…
(1,32)

Множество гимнов Ригведы посвящены Богу огня Агни (и у современного русского слова, и у древнеиндийского — один общий корень):

Ты Агни-Бог с денницей радостно-яркий, ты из воды восходишь, ты из камений, ты из травы восходишь, ты из деревьев, ты же чисторожденный людьми владычишь.
Ты Агни-Бог — первожрец, ты — очиститель, Ты — женоводитель, ты — огнедатель…

В целом же впечатление таково, что у любого гимна Ригведы — огненное начало. Все они пронизаны священным пламенем, вместе с которым устремляются ввысь, к Небу-Космосу, наши молитвы, наши помыслы и наши надежды. Ригведа — подлинная Поэма огня. Его отблески до сих пор полыхают в глазах и сердцах потомков ариев.

5. АВЕСТА

Священная книга древних иранцев — младшая сестра Ригведы. У них общий источник происхождения, сходное мировоззрение, общие Боги (например, Митра), но судьбе было угодно развести их идеологически. В Авесте также поминается древняя Полярная прародина иранцев (и всех индоевропейцев) — Арийан Вэджа (дословно «Арийский простор») Постигшее ее несчастье — ужасающее похолодание (оно вынудила прапредков иранцев уйти из полярных и приполярных областей) — с леденящей душу бесстрастностью описывается именно в Авесте:

Там - десять зимних месяцев и два летних месяца, и они холодны - для воды, холодны - для земли, холодны - для растений, и это середина зимы и сердцевина зимы, - а на исходе зимы - чрезвычайные паводки.

(Перевод — здесь и далее — И. С. Брагинского)

В дальнейшем некогда единая индоиранская этнолингвистическая общность окончательно распалась и возникли совершенно самостоятельные народы, языки, культуры, религии. Последние — с диаметрально противоположными ориентирами: иранские светлые Божества ахуры у индийцев превратились в злобных демонов асуров, и наоборот — индийские Богини деви у иранцев стали кровожадными дэвами. Но таковы сложные и непредсказуемые перипетии этногенеза.

5
Перейти на страницу:
Мир литературы