Просто волшебство - Бэлоу Мэри - Страница 67
- Предыдущая
- 67/74
- Следующая
– Он был вашим любовником, – сказал Питер.
– Да как ты смеешь! – Глаза матери расширились.
– Он был вашим любовником, как и Грантем, – продолжал Питер. – Вот только в случае с Грантемом вы уверяли меня, будто тот раз, когда я вас застал с ним, после смерти отца был единственным, и то причина тому ваше одиночество. Однако на самом деле ваша связь с Грантемом продолжалась долго. Я застал вас здесь, в моем доме, когда в нем жили Берта с матерью и прочие гости.
– Питер! – Виконтесса побледнела как полотно. Она тогда призналась Питеру лишь в одном своем грехе.
Но Питер от других узнал, что этот грех не единственный. И все же он никогда не заговаривал об этом с матерью. Она была в расстройстве, он тоже переживал. Господи, это же его мать!
– Леди Грантем, без сомнения, знала о вашей связи, – сказал Питер, – но воспитание обязывало ее закрывать на это глаза. Одному Богу известно, какие страдания и унижения ей пришлось испытать. Берте тоже все было известно. Она знала об этом еще до того, как я по своей глупости разболтал ей об увиденной мной сцене. Но она хорошо усвоила уроки матери и принимала неверность отца как должное.
Более того – пока он говорил, Берта непонимающе взирала на него. «Разве не все мужчины таковы?» – спросила она, выслушав Питера до конца. Когда же Питер ее заверил, что лично он не такой и будет хранить верность своей супруге до гробовой доски, Берта, отпрянув от него, сказала, что он еще совсем дитя. И это при том, что он был старше ее на два года! Она сказала Питеру, что, родив ему сына или двух, не намерена сидеть возле него как пришпиленная всю оставшуюся жизнь. Ведь он, разумеется, не настолько наивен, чтобы требовать от нее этого?..
– Дяди тоже знали, – продолжал Питер, – но их огорчило не само происшествие, а то, что вы не потрудились запереть дверь.
Позже дяди недвусмысленно дали ему понять, что пора уж ему принять некоторые явления реальной жизни как данность. Подумать только! Ведь именно они занимались в детстве его воспитанием! Он наивный ребенок, вторили они Берте, а посему лучше ему держать рот на замке, помалкивать об увиденном и готовиться к намеченному на завтра оглашению помолвки. Пора, мол, ему повзрослеть.
Но Питер вместо этого через час собрал всех гостей и объявил, что их с мисс Грантем помолвка не состоится, а посему не будут ли они все так любезны покинуть Сидли до полудня завтрашнего дня?.. Дядьям он объявил, что с настоящего момента они освобождаются от своих обязанностей по отношению к нему, ибо он достиг совершеннолетия и более не нуждается ни в опеке, ни в чьих-либо советах.
Мать он оставил в слезах… и в Сидли. А сам на следующий день после отъезда гостей сбежал.
Он не простил мать. Не поверил ни единому ее слову и понял, что связь с Грантемом тянулась долго. Но, как ему тогда казалось, мать любила Грантема. Теперь он и в этом усомнился. Впрочем, какая сейчас разница? Грантем – женатый человек, с которым они собирались породниться.
Виконтесса по-прежнему сидела, вцепившись в подлокотники кресла, и, широко раскрыв глаза, с негодованием взирала на Питера.
– Однако речь не о Грантеме, – сказал Питер. – Речь об Осборне. Он был вашим любовником, не так ли? Но у вас с ним по какой-то причине произошел разрыв. Я думаю, это именно он порвал с вами. Осборн сам рассказал вам о своем прошлом? Или вы докопались до него иными путями? Как бы то ни было, вы начали угрожать сэру Чарлзу предать дело огласке.
– Питер, – подала голос мать, – если ты слышал это из уст той женщины, то я употреблю все силы, чтобы вырвать тебя из когтей дьявола. Ты всегда был…
– Сюзанна ничего мне не говорила, – возразил Питер. – Лишь пересказала содержание отцовского письма, которое он ей оставил, и того, что предназначалось сэру Чарлзу. Но имени шантажистки она не назвала.
– Уильям оставил ей письмо? – изумилась мать. Питер холодно посмотрел на нее.
– Перед тем как застрелиться, – пояснил он. – Ему казалось, что самоубийство – единственно доступное ему средство уберечь дочь от беды. Останься он в живых, ужасные последствия предъявленного ему обвинения в изнасиловании коснулись бы и его дочери.
Мать отшатнулась.
– Как ты смеешь говорить такие слова матери? – возмутилась она, но в следующую минуту снова бессильно откинулась в кресле и вдруг показалась Питеру маленькой и старой. – Я сказала, что он досаждал мне, только и всего, а не… И это было правдой. Я так и заявила сэру Чарлзу после смерти Уильяма. Я бы никогда… Питер, ты должен мне верить.
Питер вдруг сник: он все-таки вопреки всему надеялся, что ошибся в своих догадках, надеялся, что это не она. Хотя, когда они с Сюзанной ехали из Финчема в Сидли, он вспомнил, что именно после смерти Осборна в отношениях матери с Маркемами наступило охлаждение.
– Я не предполагала, что он пойдет на самоубийство, – сказала виконтесса. – Откуда мне было знать? Как он мог так меня наказать?
– Но ведь вы угрожали и, если б он не покончил с собой, лишили бы его доброго имени и свободы, мама, – отозвался Питер. – Что бы там ни было у него в прошлом, он, без сомнения, давно уже искупил свой грех. У него на руках был ребенок.
– Я пала, – задыхаясь, срывающимся голосом проговорила мать. – Я опустилась до его уровня. А он, когда я как-то приехала к нему в Лондон, дал мне понять, что я там лишняя. А после и вовсе стал избегать меня, даже в Финчеме. Наконец он сказал, что между нами все кончено. Какая наглость! Какое унижение! Ты должен меня понять, Питер. Я любила твоего отца, и без него моя жизнь опустела. Я хотела позволить этому мужчине…
Все те же объяснения, те же слова, которыми она пичкала его пять лет назад, когда он предъявил ей обвинения.
– Вы довели его до самоубийства, – тихо сказал Питер. Он вдруг почувствовал приступ дурноты.
– Он поступил безрассудно! – воскликнула мать. – Он знал, что я была зла на него, но уничтожить его – никогда.
– И тем не менее, – сказал Питер, – когда он открыл сэру Чарлзу свое прошлое, вы начали его преследовать с новыми угрозами.
– Я бы никогда… – забормотала виконтесса.
– Неужели? – перебил ее Питер. – Осборн, очевидно, придерживался иного мнения. Поэтому поставил на карту свою жизнь.
Виконтесса закрыла лицо руками. Питер, не отрываясь, потрясенно смотрел на нее. Сегодня он узнал то, о чем догадался уже раньше и что она теперь подтвердила. Дважды, пытаясь избавиться от одиночества, в угоду своим низменным страстям она была готова разрушить чужие жизни.
Видеть свою мать в таком свете ему было противно.
Быть может, это и есть один из драконов, которых он должен убить? Раз так, то цена в самом деле высока. Теперь уже ничто не станет таким, как прежде. А каким все было прежде? Пять лет назад он многое, так сказать, замел под ковер, но больше не будет этого делать.
– Ты не знаешь, как я страдала, Питер, – сказала мать, заливаясь слезами. Все то же, что и в прошлый раз. – Если он тем самым хотел мне отомстить, то, разумеется, достиг своей цели. Не думаешь ли ты, что я все эти годы не чувствовала себя убийцей? Но это несправедливо, ибо я не желала ему зла. Я относилась к нему с нежностью. Я твоя мать. Понятно, что тебе трудно увидеть в матери женщину. Однако я женщина, и одиночество меня убивало. Мы оба овдовели. Он так же любил покойную жену, как я твоего отца. Смерть жены окончательно разбила его сердце, он не смог ее позабыть, и именно это послужило причиной нашего разрыва. Но некоторое время мы с ним были даже счастливы. Мы никому не мешали.
Питеру стало почти жаль мать. Она совершила чудовищный поступок, но чудовищем, конечно, не была. Самое ужасное в том, что ничего уже не поправишь: Осборна больше нет. Как бы она поступила, останься он жив? Предъявила бы ложные обвинения? Это так и останется тайной, да Питер и не хотел этого знать. Того, что она совершила, было достаточно.
Питеру хотелось встать и, взяв мать за руки, поднять ее с кресла, а потом, прижав к груди, успокоить и отправить спать. Именно так он поступил в прошлый раз, после того как застал ее с Грантемом. Теперь, если ей требовалось прощение, его ей придется вымаливать у собственной совести, а не у него.
- Предыдущая
- 67/74
- Следующая
