Выбери любимый жанр

Сен-Жермен: Человек, не желавший умирать. Том 1. Маска из ниоткуда - Мессадье Жеральд - Страница 25

Изменить размер шрифта:

16. НЕУЖЕЛИ ТЫ МОЖЕШЬ СМИРИТЬСЯ СО СМЕРТЬЮ?

Весной 1729 года графиня фон Ротенбург писала письмо своей сестре госпоже фон Камкен, фрейлине королевы Софии-Доротеи, супруги Фридриха Вильгельма, короля Пруссии. Послание, где говорилось о делах семейных, завершали следующие строки:

«…Я бы не смогла поставить точку, не рассказав о самом неожиданном и очаровательном вечере из тех, что мы провели в Нойенкирхене. Франц-Георг с несколькими друзьями поехал поохотиться близ старого замка, когда увидел там группу из трех всадников, которые осматривали руины Ротенбурга. Удивленный их интересом к этим местам, Франц-Георг завязал с ними беседу и выяснил, что трио на самом деле состояло из французского аристократа и двух его слуг, нанятых в Бреме. Он осведомился о причинах интереса, который этот иностранец питал к его родовому гнезду. Француз ответил, что желает ознакомиться с местом, где, согласно местной легенде, покоится Фридрих Барбаросса.

Мой муж был приятно удивлен, что какому-то французу известна эта легенда, и беседа стала достаточно дружеской, чтобы Франц-Георг предложил незнакомцу поохотиться вместе с ним, на что тот охотно согласился. К тому же иностранец оказался превосходным стрелком, и Франц-Георг, довольный их встречей, пригласил француза остановиться в нашем замке вместо гостиницы в Нойенкирхене, которая, как ты знаешь, довольно непритязательна. Тот отправил своих слуг в гостиницу за вещами, и они втроем расположились в покоях, которые раньше занимал твой сын.

Ах, дорогая Лотта, не могу описать тебе свое удивление! Этот француз, которого зовут маркиз де Сен-Фарго и которому никак не больше двадцати лет, прекрасен, как Адонис, любезен, как принц, и явно очень богат. За ужином поверх его жабо красовался на цепочке сапфир, при взгляде на который можно лишиться чувств. Впечатление такое, будто внутри его заключена звезда. Размером с небольшую сливу, представь себе его стоимость! Одного такого камня хватило бы, чтобы купить замок вместе со всеми землями.

К нашему счастью, маркиз де Сен-Фарго бегло говорил по-немецки, и беседа текла совершенно непринужденно. Не могу описать тебе восхищение моих дочерей Гвинферы и Мельсенды, которые тут же в него обе влюбились. Маркиз также весьма образован: когда Франц-Георг рассказал анекдот об их встрече, он, ко всеобщему изумлению, заявил, что, по его мнению, внутри горы покоится не Фридрих Барбаросса, но скорее Фридрих П. Франц-Георг даже рот раскрыл от восхищения, ты ведь его знаешь.

Тут мы стали просить маркиза остаться еще на несколько дней, пока не устроим бал, чтобы познакомить его со здешним обществом. Франц-Георг нанял маленький оркестр, и мы пригласили дюжину человек из наших друзей. Маркиз предварительно переговорил с оркестром и, за отсутствием партитуры, напел несколько мелодий, которые хотел услышать. Музыканты были восхищены его познаниями в их искусстве и веселились не меньше нас.

Вот так, дорогая Лотта, мы танцевали гавот, менуэт, своего рода польку и уж не знаю что еще. Маркиз танцует изумительно, и не было дамы, которую бы он не пригласил, даже старую графиню фон Археншлотц, которая была этим сильно растрогана. Неужели все французы так очаровательны? Скажи мне, ты ведь их видишь в Берлине. Я полагаю также, что Франц-Георг немного ревновал, это ему напомнило молодость, что ж, тем лучше. Наши гости поклялись, что это самый прелестный вечер за долгие годы, и единственная неприятность состоит в том, что мои дочери просто опьянены любовью, но маркиз де Сен-Фарго уехал. Он сказал, что в Россию, потом в Индию, через Персию. Персия, Индия, только представь себе! Я все еще не могу опомниться…»

Маркиз де Сен-Фарго в самом деле отправился в Индию, но одиннадцать недель спустя. Его дела процветали. Он продал в Амстердаме четырнадцать из шестнадцати ограненных Шаленшоном изумрудов, один подарил Бриджмену и последний оставил себе. Средства от продажи были помещены в Амстердамский банк вместе с остатком эскудо и райсов. Голландцы не задавали нескромных вопросов. Они с Бриджменом вернулись в Лондон в начале февраля.

Прибыль банка Бриджмена и Хендрикса превзошла все ожидания англичанина. Вложения, сделанные при посредстве Амстердамского банка, были не менее удачны.

— Вы один из богатейших людей королевства, — объявил Бриджмен своему компаньону.

— Этим я обязан вам, Соломон.

— Я вознагражден за свои усилия, поскольку банк, который я бы никогда не подумал открыть в одиночку, обогатил и меня. Но у вас по-прежнему нет своего очага, Ян. — Бриджмен продолжал называть молодого человека этим именем. — Не хотите ли купить дом, земли или что там еще, пустить корни?..

— Быть может, когда-нибудь я об этом подумаю, но не сейчас, — ответил тот, стоя перед пылающим камином. — Видите ли, у меня всегда было чувство, что эти материальные блага обременяют человека. За покупкой дома неизбежно последуют предложения брака, а я, как вы сами когда-то заметили, не смогу уклоняться от этого до бесконечности. К тому же, если я пущу корни, как вы мне того желаете, понадобится объяснять как происхождение моего состояния, так и отсутствие у меня родственников. Это невозможно, как вы знаете. К тому же евреев повсюду считают вечными скитальцами, и вся святая вода в церквях ничего тут не изменит. Стоит всплыть малейшей крупице правды, как это вызовет бесконечные вынюхивания и рой сплетен. Все домогавшиеся брака в ужасе разбегутся. А от этого пострадает и банк, и ваша репутация.

Бриджмен печально кивнул. Все, что говорил молодой человек, было правдой. Из-за безысходности ситуации он вдруг испытал приступ такого уныния, словно Ян открыл ему, что неизлечимо болен. В течение двадцати месяцев, пока молодой человек был при нем, Соломон отдал ему то, что посвятил бы своему утраченному сыну. И даже больше, поскольку природные дарования Яна, его жизнь, хоть и юная, но уже необычайная, его острый ум, таящийся под оболочкой ангельской наивности, внушали Бриджмену чувство по меньшей мере столь же странное, как и сам юноша: будто он зачал этого мальчика с самой госпожой Удачей, как-то вечерком, когда та была в великодушном настроении.

Но Соломон сознавал также, что его творение обречено остаться незавершенным: он не мог ввести Яна в английское общество.

Впрочем, Ян и сам почувствовал, как его слова подействовали на друга.

— Вы не должны огорчаться из-за этого, Соломон. Став хорошим мужем, я покорился бы судьбе. В конце концов моя участь стала бы внушать вам жалость. Впрочем, у меня предчувствие, что я едва начал свое путешествие.

— Ваше путешествие?

— А разве жизнь — не путешествие? — ответил Ян с загадочной улыбкой. — Я намерен искать ответ на вопросы, которые задавал себе ваш друг Исаак Ньютон.

Ошеломленный Бриджмен бросил на своего собеседника вопросительный взгляд. Чтобы придать себе мужества, налил портвейна и стал потягивать его.

— Эликсир вечной молодости? — спросил он многозначительно. — Или философский камень?

— И то и другое. Не знаю, существуют ли они на самом деле, но отныне я не могу поступить иначе, кроме как заняться их поисками. Вечная жизнь может быть только вечной молодостью, а иначе… плачевно было бы веками влачить отнявшиеся члены. Что касается философского камня, то сами подумайте, какую необыкновенную власть он мог бы дать.

— И как вы распорядитесь этой властью?

— Наилучшим образом, Соломон, — ответил Ян, рассмеявшись.

Он сел рядом со своим компаньоном и тоже налил себе портвейна.

— Я употреблю ее для поддержки людей, которые этого достойны, и придам больше блеска добродетелям, которым вы меня обучили.

— Я обучил вас добродетелям? — переспросил Бриджмен недоверчиво.

— Великодушию, благородству и широте взглядов.

— Покорнейше благодарю, — воскликнул Бриджмен, смеясь. — Выходит, ученик чествует учителя!

Оба засмеялись. Потом Бриджмен велел подавать ужин, пытаясь казаться веселым, хотя уже предвидел длинную череду одиноких вечеров.