Струна (=Полоса невезения) - Каплан Виталий Маркович - Страница 28

Федор Иванович пил чай, не отрываясь от просмотра бумаг, да еще умудряясь говорить сразу по двум телефонам. Даст указание — и откусит от полуобгрызенного бутерброда с ветчиной, выслушает другую трубку, кивнет — и запьет темным, дымящимся чаем, не выпуская из пальцев ручку серебряного подстаканника. Да и пузатый заварочный чайничек, обретавшийся рядом на изящном подносе, тоже отнюдь не на барахолке был куплен. Похоже, компонент коллекционного сервиза.

Кабинет бил в глаза показной роскошью. Стены, оформленные под белый, с розовыми прожилками мрамор (я непроизвольно поморщился), картины в золоченных рамах, изображающие мирные сельские пейзажи, персидский ковер на полу… Оно и понятно — клиент должен проникнуться солидностью фирмы, ее древними, восходящими к позапрошлому веку традициями, тонким аристократизмом руководителя… И если не знать, что до Великой Смуты Федор Иванович трудился официантом в третьеразрядном ресторанчике — можно совсем уж уверовать в содержимое рекламных проспектов…

Впрочем, особо изучать обстановку нам было некогда. Секретарша, ясное дело, вызовет местных секьюрити, и потому оставалось лишь за ничтожно короткий отрезок времени убедить Пасюкова, что это зря, что разговор тут будет, и очень даже приватный.

— Ну что ж, — хмыкнул я, разглядывая сразу насторожившегося босса, — для начала здравствуйте, Федор Иванович. Спешу сообщить — у вас неприятности. Но вызывать охрану не стоит, иначе простые неприятности превратятся в трагический катаклизм…

— Короче, Федя, не дергайся, а то огребешь подляну, — тихим голосом поддержала меня напарница, после чего сделала легкое, чем-то смахивающее на бальный пируэт движение, тускло сверкнуло что-то в тонких ее пальчиках — и перерезанные телефонные провода обвисли дохлыми ужами.

— Вы… Вы кто? — прохрипел пытающийся вылезти из-за стола Пасюков. Плотное лицо его пошло багровыми пятнами, седеющий ежик воинственно вздыбился. — Да вы понимаете, щенки, на кого хвост подняли?

— А как же? — я изобразил веселое удивление. — На Федора Ивановича Пасюкова, генерального директора фирмы «Комфорт-А», серьезного человека, недоплатившего за прошлый год сто пятьдесят зеленых тон налогу, имеющего крышу у Бомбардира, примерного семьянина, равно как и большого любителя стриптиз-шоу, причем на пару с уважаемым нашим мэром, и прочая, прочая…

Обитая черной кожей дверь кабинета с грохотом распахнулась, и на пороге появились двое бритых крепышей с телескопическими дубинками и самыми серьезными намерениями наперевес. За их спинами маячила секретарша.

— Шеф, с которыми разбираться? — сходу выпалил тот, что гляделся помоложе, с жесткой щеточкой усов над оттопыренной губой.

— Свободны, ребята, — вяло махнул рукой Пасюков. — Ошибочка вышла.

— Да, и бутербродов принесите! — внесла свою лепту Елена. — И чаек, само собой. Озадачьте эту вон рыжую.

Остолбенев от подобной наглости, секьюрити вывалились в предбанник, а Федор Иванович, глотнув ненароком остывшего чая, захлебнулся, заперхал…

Лена, тут же зайдя с тылу, принялась участливо хлопать директора по спине. И похоже, тонко выбирала места — взвыв от боли, Пасюков неожиданно спокойным тоном произнес:

— Ну ладно, ребята, давайте к делу? Вас Горелый, что ли, прислал?

— Гляди, не понимает! — хохотнула Лена. — Он нас за бандитов принял!

— А мы не бандиты, Федор Иванович, — улыбнулся я всеми своими пролеченными зубами. — Мы гораздо хуже. Неужто до сих пор не поняли?

Говоря это, я вынул из кармана джинсов скрученную кольцом басовую гитарную струну, быстренько размотал и покрутил в воздухе свистящей полоской металла.

— Знакомо? Слышали, может, от друзей, в сборнике анекдотов читали?

— Или некрологов, — добавила Лена, все еще стоя за директорской спиной. — Тоже бывает.

— А сейчас мы вас примем в почетные клиенты, — я поймал второй конец тонко вибрировавшей струны и, подойдя к столу, небрежно смахнул на пол угнездившиеся там папки, затем, усевшись на очищенную столешницу, затянул струну узлом вокруг Пасюковской шеи. — Фирменный галстук от «Струны». Новинка сезона!

— Слушайте, молодой человек, кончайте страдать фигней, — прохрипел полузадушенный Пасюков. — Я уже понял, откуда вы. Не пойму лишь, чего от меня-то вам надо? Я вроде детишек не ем.

— Ладно, перейдем к делу, — я сел в стоявшее возле стола бархатное кресло и щелкнул замками дипломата. — Итак, три недели назад ваша контора осуществила сделки по договору 334/5 с господином Ганиным Игорем Михайловичем и по договору 334/6 с господином Абдульминовым Маратом Николаевичем. Короче говоря, кинули парнишку шестнадцатилетнего, провернули вкусное дельце… вегетарианец вы наш… Только вот забыли одну малость. Существует этакий, знаете ли, фондик защиты. То есть мы. Неужели сочли информацию трепом? Зря, батенька. Серьезные люди все учитывают. Или полагали, это не наша компетенция? Тоже несолидно. Мальчику еще два года до совершеннолетия, опять же детдомовский, а такие у нас на особом контроле… Ну-с, что будем делать, Федор Иванович?

Пасюков, набычившись, уставился на меня. Похоже, он хотел изъясниться крепко и по-мужски, но не решался в присутствии Лены. Надо же, этот боров не лишен остатков галантности…

— Все было по закону, можете проверять. Согласие, заверенное подписью прежнего владельца, имеется и заверено нотариально… Органы опеки и попечительства дали визу, метраж новой площади соответствует нормам, так что все по закону.

— Ты чего пургу гонишь, Иваныч? — сурово протянула Лена и слегка дернула его за новинку сезона. — Во-первых, какой, на хрен, закон? Тут не закон, тут понятия рулят. Костя, объясни этому тупому…

— Вот, господин Пасюков, полюбуйтесь, — я вытащил из дипломата пачку фотографий и, словно карточную колоду, раскинул их перед ошалевшим директором. — Посмотрите на этих людей. Видите, какие солидные, уважаемые господа… или, вернее, товарищи… Ни одного из них, к счастью, нет уже в мире сем. Умерли они по-разному, но причина общая — товарищи не поняли, что означает предупреждение «Струны». Вот этот, — указал я пальцем на худого, остроносого блондина, — никак не понимал, что детям ширево продавать не стоит. Его нашли с отрезанной головой. Надо аккуратнее переходить трамвайные пути. Вон тот, — мой палец уперся в представительного дядечку с пузиком, — никак не понимал, чем порнография отличается от эротики. И еще он не понимал, что наша контора — это не компашка чокнутых рэкетиров. Чисто случайно у него в квартире взорвалась газовая плита…

— Долго по полю бантик летал, — радостно улыбаясь, сообщила Лена.

— Угу, — кивнул я. — А вот этот любил развлекаться. Почему-то с мальчиками. Странно, не правда ли? Причем должность областного прокурора казалась ему хорошим щитом. Что тоже весьма странно. Да он и умер как-то непонятно, Федор Иванович. Совершенно необъяснимым образом оказался висящим на дереве за вывернутые шаловливые ручонки. Ноги его не доставали до земли всего каких-то пяти сантиметров, и был он почему-то без штанов. Волею судьбы там оказалась стая бродячих собак, обиженных на все человечество и лично на товарища Гульченко. Собаки в таких случаях почему-то всегда начинают с гениталий… Вот, полюбуйтесь, групповой портрет в интерьере, Гульченко и друзья человека… — Я выудил из дипломата омерзительного содержания фотку и поводил ею перед глазами Пасюкова. — И знаете, что еще интересно? Каждому из означенных товарищей в свое время было надето на шею то самое, что сейчас украшает вас. Басовая струна «ми» большой октавы. На гитаре случаем не играете, Федор Иванович?

— Ну и чего же вы хотите? — уныло осведомился генеральный.

— Да все элементарно, Иваныч, — похлопал я его по плечу. — Мы же не монстры, мы тебе яйца резать не будем. Пока.

— Просто все вертается взад, — улыбнулась Лена.

— Угу, — подтвердил я. — Оба договора расторгаются, мальчик возвращается в свою квартиру, Абдульминов уж как-нибудь сам порешает свой жилищный вопрос…

— А как же деньги? — сходу ухватил быка за рога Пасюков.