В черном огне. Выпуск 4 - Федоровский Евгений Петрович - Страница 3
- Предыдущая
- 3/5
- Следующая
— Считай, тебе повезло, — помолчав, проговорил парень. — Как зовут?
— Геннадий…
— А я Башилов. Понял?
— Хорошо, Башилов, — ответил Генка, хотя ничего не понял.
— Зина! Ещё обед!
— Спасибо… Не смогу, наверно…
— Сможешь.
Генка слабо поупрямился, но и вторую порцию съел.
“Вот ведь как в жизни бывает! Раз — и повезло! Раз — и врежет судьба по морде”, — подумал он и запил котлету пивом.
— На первых порах возьму в ученики, — сказал Башилов.
— Учеником кого?
— Меня, дурило!.. Ах да, ты же не слышал, кто такой Башилов…
— Признаться, в прессе не встречал.
— Взрывник я.
— Вот это как раз по мне! — взвился Генка.
— Только заруби на темечке: работа это тонкая. Ювелирная. Ошибешься — одна пыль останется.
— Значит, берешь?
— Идём… Документы твои, видать, в Донецкшахтстрое. Знаю я эту шарагу.
— Мы же не расплатились!
— Здесь у меня кредит, — усмехнулся Башилов, отмеряя площадь размашистым шагом. Генка трусил рядом.
Документы отдали под расписку, что в течение полугода Росляков выплатит все подъемные и суточные, которые выдавались по договору оргнабора.
— Что самое дорогое для человека? — спросил Башилов, когда выходили из конторы Донецкшахтстроя.
— Свобода, — улыбнулся Генка.
— То-то…
Поселился Генка у Башилова в общежитии, поступил на курсы взрывников. Оказалось, взрывать породу не так-то просто, как думалось вначале. Надо было знать законы техники и химических превращений, основы детонации, труды ученых о работе взрыва, уметь высчитывать количество зарядов по формулам… “Математические выражения закона подобия согласно которому расстояния равных действий волн взрыва пропорциональны размерам заряда…” — зубрил Генка.
Через три месяца он сдал экзамены на разряд.
Обычно работали они в паре с Башиловым. Взрывали и взрывали пласты, а пока горняки вырабатывали забой, оставалось время, чтобы поговорить о том о сём.
Башилов потерял родителей в войну. Они погибли во время бомбежки, когда поезд отходил из Донецка.
В детдоме, разноплеменном, горластом, властвовали буйные и жестокие законы. Директором была некто Орешина — могучая, неопрятная женщина. Громовым, как у извозчика, голосом она кричала на ребят. Только во время эвакуационной неразберихи её могли назначить воспитателем детей. Она ненавидела ребят. Детдомовцы отвечали ей тем же.
Предоставленные самим себе, полчища детдомовцев, как тараканы, разбегались по улицам, вокзалам и рынкам.
Разъяренная директорша однажды лишила всех ребят ужина. И тогда поднялся бунт. Вмиг одичавшая толпа ринулась в столовую, начала бить посуду, колотить табуретки, рвать простыни и подушки. С самого дна души детей, единых в своем несчастье, вскипела яростная злость на ненавистную директоршу. Орешина успела выпрыгнуть в окно и скрыться.
Два дня неистовствовал детдом.
И вдруг свист, крики, ругань оборвались. В проеме калитки появилась маленькая девушка в осеннем, не по морозу, пальтишке и стареньких фетровых ботах, какие носили до войны. Девушка закрыла за собой калитку и смело пошла к парадному. Оторопевший предводитель по кличке Трубадур отпер дверь и пропустил девушку вперед.
— Здравствуйте, — поздоровалась гостья, развязала платок и тряхнула светло-русой челкой. — Я Вера Соломина, секретарь райкома комсомола, — буднично проговорила девушка и оглядела настороженных ребят. — Это моя вина, что ни разу не заходила к вам. Война, сами знаете. Эвакуированных размещаем, открываем новые госпитали, строим шахты… Уголь сейчас дороже хлеба.
— Не, хлеб дороже, — не согласился кто-то.
— Уголь. На угле работают домны, варят чугун. Уголь крутит турбины электростанций, а они дают ток мартенам. Мартены плавят сталь. А сталь — это уже винтовка. А бойцу что дороже, когда он в бой идёт?
— Винтовка!
Было в этой Вере Соломиной что-то располагающее, материнское и домашнее, давно забытое детдомовцами, и ребята успокоились, доверчиво потянулись к ней. Кто-то пододвинул Вере стул, случайно уцелевший от побоища.
Говорили в тот морозный вечер долго. Говорили обо всём, о войне, о плохой кормежке, о боях у Сталинграда… А всё свелось к тому, что в эту тяжелую пору малышам надо помнить: отметка “отлично” на уроке — это пуля по врагу. А ребятам постарше пора идти работать, но и учёбу не бросать. Работать, потому что шахты обезлюдели, многих горняков забрала война, остались калеки, старики да женщины.
На другой день в детдом пришел новый директор, Анатолий Семенович Логунов, фронтовик, без руки, с орденом Красной Звезды на линялой гимнастерке.
А вскоре четырнадцатилетний Башилов и ещё несколько ребят подались работать на шахту. Уже здесь они узнали о том, что после детдомовского бунта Вера Соломина ушла на фронт и стала санитаркой. Двести семьдесят бойцов и командиров вынесла она с поля боя. Её наградили орденами Ленина и Красного Знамени. Погибла она у деревни Бутово Харьковской области, где и похоронили её. Именем Веры Соломиной назвали одну из улиц в Новокузнецке.
Оставшаяся с детдомовской поры привычка защищать слабых всё время толкала Башилова в воспитатели. Он любил, как сам выражался, “мастерить работяг”. Так и с Генкой сдружился, стал как старший брат. В глаза он не хвалил, но в душе ликовал, наблюдая, как постепенно превращался “зеленый” друг в осторожного и чуткого, как охотник, взрывника. Они вместе дробили уголь, помогая добытчикам “гнать план”, вместе поднимались на-гора, вместе спускались в шахту, шли по штреку, скупо освещенному лампами дневного света, под шум подземных ручьев и грохот вагонеток. Они счастливы были тем, что кормило их любимое дело.
В тот злополучный день они и не подозревали об опасности.
Мощность пласта в лаве была до четырех метров. В среднем в сутки шахта выдавала по тысяче семьсот тонн.
Начальник участка выписал наряд и материалы-32 килограмма аммонита и 27 детонаторов. Башилов и Генка сделали всё как надо — отбурили шпуры, заложили взрывчатку, вывели рабочих в конвейерный штрек, установили сигналы: “Хода нет — взрывные работы!” Потом замерили дозаторами загазованность воздуха. Все компоненты были в норме. Газовый анализ показал, что присутствия метана не наблюдалось. Ничто не угрожало взрывникам и людям, находившимся в шахте.
— Внимание! — крикнул Башилов.
— Есть! — отозвался Генка, вжимаясь спиной в стенку.
— Взрыв!..
Возможно, в этот момент в шахту плеснулся из трещин метан.
Башилова бросило вперед, словно кто-то со страшной силой ударил сзади. Лицом он упал на рваный край неотработанного пласта, глаза ослепила вспышка. Он не слышал, как где-то за спиной рос гул, подобный гулу наступающей грозы, не видел разгара пламени. Он вообще ничего не успел понять и почувствовать…
В сознание он приходил медленно, будто оттаивал. Сначала он ощутил тупую боль в затылке, потом заныла спина. Он открыл глаза.
Разглядывая покосившуюся крепь, обрушенную сверху породу, он вспомнил, что произошло перед тем, как потерял сознание. Он крикнул: “Взрыв!” Взрывной волной его контузило. Теперь он был здесь, а Генка должен быть там… Взгляд уперся в завал.
— Генка! — крикнул он, но никто не отозвался.
Он поискал глазами лопату. Иной раз о них все ноги посбиваешь, а сейчас даже самой завалящей не было. Тогда Башилов начал рыть уголь руками.
Скоро он убедился, что так много не наработаешь. “Попробую каской”, — решил он. Из металлической скобы вытащил лампочку, снял со спецовки аккумулятор, приладил рефлектор к крепи. Посидел минуту и, вздохнув как перед дальней дорогой, начал выгребать уголь каской.
- Предыдущая
- 3/5
- Следующая
