Том 3. Поэмы - Есенин Сергей Александрович - Страница 49

С. 31. Вдруг… три ночи назад… губернатор Рейнсдорп… — Губернатор Оренбурга в 1763–1781 гг. генерал-поручик Иван Андреевич Рейнсдорп (1730–1781) заслужил у современников репутацию недальновидного и трусливого военачальника: он не запасся продовольствием для горожан на случай возможной блокады и стал виновником наступившего голода; вместо ведения выигрышных в начале осады боев занял оборонительную позицию; ответил на послание Пугачева ругательным письмом — «Пресущему злодею и от Бога отступившему человеку, сатанину внуку, Емельке Пугачеву…» — и получил еще более оскорбительный ответ; в своем воззвании 30 сентября 1773 г. пытался отпугнуть горожан от Пугачева ложным сообщением о его якобы рваных ноздрях, но вызвал обратный эффект — еще большую уверенность жителей Оренбурга в истинности «государя»; послушался наивного совета добыть «языка» с помощью расставленных вокруг крепости капканов, над которыми насмехались казаки и даже сами осажденные; для оправдания своей бездеятельности в ответственнейшие моменты прибегал ко лжи, будто мятежники «прокрались» в пригород Берду во время тумана нечаянно, хотя П. И. Рычков с иронией писал в своем журнале: «Могло статься, что в иной слободе был туман, но в городе во весь сей день никакого тумана не было» (цит. по: Дубровин, II, 383. Сноска 3, а также с. 33–35, 68, 286–290, 383; Мордовцев, I, 230–234, 262; Пушкин, 6, ч. I, с. 20, 33, 105. Примеч. 51).

Всеобщее восприятие Рейнсдорпа как комической фигуры введено в научную и художественную литературу и узаконено в ней Пушкиным — см. его записи устных воспоминаний баснописца И. А. Крылова с отзывом об оренбургском губернаторе — «человек очень глупый» (Пушкин, 8, 359) и главу X «Осада города» из «Капитанской дочки». Екатерина II высоко оценила оборону Оренбурга Рейнсдорпом. (Подробнее см.: Самоделова Е. А. Историческая основа «Пугачева» С. А. Есенина — сб. «Начало». Вып. 3, М., 1995, с. 111–154).

С. 31. И дворянские головы сечет топор — // Как березовые купола… — Бунтовщики казнили одетых в дворянское платье людей и миловали остальных: «Тогда-то сии кровожаждущие звери всех попадающихся им в немецком платье, яко по мнению их в богопротивном, думая быть дворян и чиновных, коих будто народных мучителей предприяли истребить… из захваченных же ими солдат ни один почти не умерщвлен, а только у всех косы обрезаны были» (Пушкин, 6, ч. II, с. 352, ср. также с. 168). Виды деревьев, легшие в основание художественных тропов, не случайно подобраны в 5-й главе, повествующей об Оренбуржье. Береза и липа («липовая медь» у Есенина) наиболее типичны для Оренбургской губ. (см.: Энцикл. словарь, XXII, 132).

С. 31. Ты, конечно, сумеешь всадить в него нож? ~ И в карманах зазвякает серебро, а не камни. — Насчет предложения Хлопуше убить Пугачева Есенин преувеличил. Все историки в унисон сообщают о поручении Рейнсдорпа переслать с каторжником в лагерь Пугачева увещевательные манифесты, а Н. Ф. Дубровин к этому добавляет сведения о задании разоблачить самозванца в глазах казаков и при их содействии доставить бунтовщика в Оренбург — это уж при самых благоприятных обстоятельствах, а также сжечь порох и заклепать пушки. Рейнсдорп пользовался тактикой подкупа: сама Екатерина II постепенно увеличила плату до 10 тыс. руб. за живого Пугачева, хотя первоначально считала это недостойным (см.: Дубровин, II, 37, 44; Пушкин, 6, ч. I, с. 19, ч. II, с. 199; Мордовцев, I, 232; Грот, 504).

С. 32. Подуров — Впервые упомянут в черновом автографе в авторской ремарке к 4-й главе (см. варианты), откуда был справедливо вычеркнут Есениным, так как в действительности этот оренбургский казачий сотник появился в стане Пугачева несколько позже — 27 сентября 1773 г.

Тимофей Иванович Подуров (Падуров, 1723–1775) вел переписку Пугачева, пользовался полным его доверием. Пугачев советовался с ним 23 марта 1774 г. о дальнейших действиях после поражения под Татищевой крепостью. Захвачен в плен между Каргалой и Сакмарским городком в начале апреля 1774 г. при разгроме пугачевцев. Ему был вынесен приговор «повесить в Москве», несмотря на привилегию депутата Уложенной комиссии (1767) не быть «казненным смертию» (см.: Дубровин, I, 25–26, 41, 134, III, 361–362; Пушкин, 6, ч. I, с. 27–28, 33, 44, 80, 105, 140, ч. II, с. 147–148, 282; Грот, 629; Мордовцев, I, 227, 234, 261, 262; Фирсов, 91, 159. Сноска 1; Пугачевщина, II, 187).

С. 32. Завтра ж ночью выбегу волком // Человеческое мясо грызть. — Образ волка постоянно включался в сравнение с разбойником в Екатерининскую эпоху. В манифесте правительства от 29 ноября 1773 г. звучит мольба к Богу обратить свой праведный гнев на «хищного волка» Емельяна Пугачева, развращающего «овец паствы» господней (Пушкин, 6, ч. II, с. 154). Историки конца XIX века отмечали: «разбойники были волчьи натуры», «такому травленому волку, как Пугачев, легко было ускользнуть из всяких ловушек» (Фирсов, 45; Мордовцев, I, 195). По указанию Рейнсдорпа на конных пугачевцев были поставлены волчьи капканы.

С. 33. Вам не взять Оренбург… — В то время Оренбург считался крепостью, построенною по всем правилам инженерного искусства, вооруженною 70-ю разнокалиберными орудиями на 10-ти земляных бастионах и 2-х бастионах на крутом правом берегу реки Яик, с 4-мя выходами из города. Для восставших казаков Оренбург являлся главным пунктом края, а в случае неудачи оттуда имелся путь отступления в Золотую Мечеть (легендарная вольная казачья община на берегу Каспийского моря), Персию или Турцию (см.: Дубровин, II, 29, 31–32, III, 147–148).

С. 33–34. Хлопуша не станет биться. ~ Трахнем вместе к границам Уфы. — Хлопуша, начавший подготовку к штурму Оренбурга, предложил добыть артиллерию и порох на заводах, расположенных за рекой Сакмарой. Из исторических источников известно, что Хлопуша действительно сначала отказывался от предложенного Пугачевым офицерского чина, мотивируя свой отказ неграмотностью. Не умеющий читать и писать Пугачев убеждал: «У нас и дубина служит вместо грамоты» (Дубровин, II, 114).

С. 34. В стане Зарубина. — Зарубин (о нем см. также с. 514 наст. т.) носил чин пугачевского генерала и фельдмаршала, был правою рукою Пугачева в его военном совете, а позже самостоятельно вершил дела порой решительнее самого главного бунтовщика. 6-я глава поэмы может быть предположительно соотнесена с периодом поселения Зарубина в с. Чесноковке, в 10 верстах от г. Уфы, когда 29 ноября 1773 г. Пугачев приказал ему, находившемуся на Воскресенском заводе Твердышева в Уфимском уезде, принять начальство над собравшимся в уездном центре ополчением. Зарубин стал полным хозяином Башкирии и прилегающих к ней провинций и мало считался с военной коллегией, сам творил суд и расправу, назначал атаманов и полковников, окружил себя свитой. Зарубин щадил духовенство, видя его влияние на народ. Около дома этого «фельдмаршала» стояли две виселицы для устрашения, под наметом из соломы хранились боевые орудия. По мнению правительства, Зарубин был «великий плут» (Грот, 630).

С. 35. Оренбург, осажденный Хлопушей, // Ест лягушек, мышей и крыс. — Оренбургская блокада длилась 6 месяцев, с 5 октября 1773 г. по 23 (или 29 — так как 28-го Пугачев наведался в Берду и причинил некоторый ущерб городу) марта 1774 г. Пугачев не собирался брать город приступом: «Не стану тратить людей, — рассуждал он, — а выморю город мором» (Пушкин, 6, ч. I, с. 21). У мятежников поддерживался строгий военный порядок, почти каждый день проводились артиллерийские, кавалерийские и пехотные учения. Пугачевцы постоянно вели переписку с гарнизоном крепости, перехватывали курьеров и уничтожали запасы продовольствия. Большая часть лошадей, которых кормили хворостом из-за недостатка в сене, пала и послужила пищей для горожан, в результате чего им пришлось прекратить конные вылазки за город. По предложению акад. П. И. Рычкова, стали жарить бычьи и лошадиные кожи и, мелко изрубленные, добавлять в хлеб, что привело к болезням. По другому рецепту, пекли и варили говяжьи и бараньи кожи и продавали на базаре по цене ниже хлебной. Падуров писал губернатору: «…а здесь небезызвестно, что вы и мертвечину в честь кушаете» (Пушкин, 6, ч. II, с. 105, сноска 51; см. также Мордовцев, I, 234; Дубровин, II, 290; Пушкин, VI, 501).