Наемный убийца - Грин Грэм - Страница 21
- Предыдущая
- 21/51
- Следующая
– Как она вошла?
– Замок черного хода сорван.
– Могла это сделать женщина?
– Да кошка могла бы это сделать. Если бы решимости хватило.
– Грин говорит, он вошел в парадное. Только приоткрыл дверь в эту комнату и сразу провел клиента наверх, в большую спальню. Девушка присоединилась к ним, как раз когда они собирались осматривать остальную часть дома. Потом все спустились вниз и сразу ушли, только сначала девушка проникла в кухню и забрала свои чемоданы. Когда Грин входил в дом, он оставил парадную дверь открытой и думал, что девушка пришла вслед за ними.
– Да нет. Она и в кухне побывала, и в ванной.
– Где это?
– Вверх по лестнице и налево.
Матер и полицейский, оба рослые и широкоплечие, почти заполнили собой тесную ванную.
– Похоже, она услышала, как они вошли, – сказал полицейский, – и спряталась здесь.
– А что вынудило ее сюда подняться? Если она была в кухне, ей и надо-то было всего лишь выйти через черный ход.
Матер стоял в узком пространстве между ванной и унитазом и думал: она была здесь вчера. Невероятно. Не соответствует ничему из того, что он о ней знал. Они помолвлены уже полгода; Энн не могла все это время так искусно притворяться. Когда они ехали в автобусе из Кью в тот вечер и она что-то напевала… что это было? Что-то про подснежник… А тот вечер, когда они просидели два сеанса подряд в кино, потому что он уже истратил всю недельную получку и не мог пригласить ее пообедать. Она не ныла и не жаловалась, когда жесткие, искаженные репродукторами голоса начали по второму разу: «Ну ты даешь, парень». – «Бэби, ты – девочка, что надо!» – «Давай, садись, не чинись». – «Блдарю», а они оба уже почти ничего не воспринимали. Она была прямодушна и честна – он мог поклясться в этом; но если так – тогда ей грозила опасность, о которой он и подумать боялся. Ворон доведен до отчаяния. И Матер вдруг услышал свой собственный голос, произносивший с убежденностью:
– Здесь был Ворон. Он привел ее сюда. Под дулом пистолета. Собирался запереть ее здесь… или, может быть, застрелить. И тут услышал голоса. Он дал ей деньги и велел отделаться от тех двоих. Если бы она попыталась ему противодействовать, он пристрелил бы ее, как… Черт, разве это не ясно?
Но полицейский возразил, фактически повторив довод старшего инспектора:
– Да ведь она ушла вместе с Грином. Ничто ей не мешало заявить в полицию.
– Но он мог последовать за ними на некотором расстоянии…
– Мне кажется, – сказал полицейский, – вы выдвигаете вроде бы совсем уж невероятную версию.
И Матер по выражению его лица понял, в каком замешательстве тот пребывает: странные фантазии у этого сержанта из Скотленд-Ярда; эти лондонцы вечно что-нибудь выдумают; сам он предпочитает добрый, надежный мидлендский здравый смысл. Профессиональная гордость Матера была уязвлена; он даже почувствовал морозный укол неприязни к Энн за то, что из-за нее оказался в ситуации, когда личная привязанность могла повлиять на объективность его суждений. Он возразил:
– У нас нет пока доказательств, что она не пыталась сообщить в полицию. – И подумал с удивлением: чего же я хочу – чтобы она была невиновна и мертва или жива, но замешана в преступлении? Он принялся за осмотр ванной комнаты, делая это со скрупулезной тщательностью. Даже пощупал пальцем внутри кранов, на всякий случай… В голову ему пришла дикая мысль: если Энн действительно была здесь, она захотела бы оставить записку. Выпрямившись, он раздраженно заметил:
– Ничего здесь нет. – И вспомнил: можно ведь проверить, не опоздала ли она на поезд. – Мне нужен телефон, – сказал он.
– А телефон-то как раз будет в конторе агента по продаже, в конце улицы, – сказал полицейский.
Матер позвонил в театр. Не застал там никого, кроме сторожихи (она же и уборщица), но она, как оказалось, знала, что на репетиции отсутствовавших не было. Режиссер, мистер Коллиер, всегда вывешивает список отсутствовавших на доске за дверью, у служебного входа. Он очень требовательный к дисциплине, мистер Коллиер. Да, она помнит, в ансамбле была новенькая. Сторожиха заметила, как эта новенькая выходила с каким-то мужчиной после репетиции, как раз когда она, сторожиха, вернулась после обеда, чтобы прибрать немного. Она еще подумала: вот новое лицо, я ее еще не видала. Нет, она не знает этого мужчину. Может, кто-то из спонсоров спектакля.
– Подождите, подождите, – сказал Матер; надо было собраться с мыслями, решить, что делать дальше. Значит, это она дала агенту краденые банкноты. Ему нужно было забыть, что это Энн, которая так хотела, чтобы они поженились до Рождества, которая ненавидела беспорядочность и распущенность, предполагаемые ее профессией; которая обещала ему, когда они возвращались из Кью-гарденс, что будет держаться подальше от богачей-спонсоров и пошляков, поджидающих актрис у служебного входа. Он спросил:
– А мистер Коллиер? Где его найти?
– А он будет сегодня вечером в театре. Репетиция в восемь.
– Он нужен мне немедленно.
– А его нету. Он уехал в Йорк с мистером Бликом.
– Где мне найти девушек из ансамбля?
– Откуда мне знать? Я их адреса не записываю. Они по всему городу комнаты снимают.
– Ну, хотя бы кого-то, кто был вчера на репетиции…
– Вы можете отыскать мисс Мэйдью. Это уж наверняка.
– Где?
– Не знаю, где она обосновалась. Но вы просто посмотрите на плакаты про благотворительный базар.
– Какой базар?
– Она сегодня открывает благотворительный базар в приходе Святого Луки, в два часа.
В окно конторы Матер увидел Сондерса, шагающего через замерзшие колеи и кочки немощеной дороги между «Островками уюта». Он повесил трубку и вышел его перехватить.
– Новые сообщения не поступали?
– Есть к-кое-что, – ответил тот.
Старший инспектор все ему рассказал, и Сондерс был искренне расстроен. Он любил Матера. Он был всем ему обязан: это Матер вел его в Скотленд-Ярде от одной должности к другой, более высокой; Матер сумел убедить начальство, что человек, который заикается, может работать ничуть не хуже полицейского, получающего призы за художественное чтение на ведомственных вечерах самодеятельности. Но даже если бы всего этого не было, Сондерс все равно любил бы его – за идеализм, за романтическую веру в необходимость и полезность дела, которое они делают.
– Что? Выкладывайте.
– Это о вашей д-девушке. Она ис-с-чезла. – Сондерс выпалил новость одним махом, преодолев препятствия на одном дыхании. – Ее хозяйка позвонила в полицию, сказала, она не пришла ночевать и утром не появилась.
– Сбежала, – сказал Матер.
Сондерс ответил:
– Н-не н-надо. Вы ей сами сказали, чтоб она п-поехала эт-тим поездом. Она н-не с-соб-биралась выезжать д-до утра.
– Вы правы, – сказал Матер. – Я совсем забыл. Должно быть, они встретились случайно. Но это несчастная случайность, Сондерс. Может быть, ее уже нет в живых.
– Зачем это ему? На нем только кража. Что мы собираемся предпринять?
– Едем назад, в Управление. А потом, – Матер сделал жалкую попытку улыбнуться, – в два – на благотворительный базар.
Викарий волновался. Он не захотел выслушать то, что собирался сказать Матер: у него хватало своих забот. Это недавно назначенный священник, молодой, блестящий и широко мыслящий, присланный из лондонского Ист-Энда, настоял, чтобы мисс Мэйдью пригласили открыть благотворительный базар. Священник полагал, что мисс Мэйдью будет гвоздем программы и привлечет публику, но, объяснял викарий Матеру, зажав его в углу обшитой панелями из смолистой сосны приемной, благотворительный базар не нуждается в таких «гвоздях», он сам по себе привлекает публику. И так вон очередь выстроилась – в пятьдесят ярдов длиной. Женщины с корзинками ждут, когда откроют двери; они пришли вовсе не за тем, чтобы посмотреть на мисс Мэйдью: каждая надеется сделать выгодную покупку. Благотворительные базары у Святого Луки славятся на весь город. Тощая остроносая женщина с камеей у горла всунула голову в дверь.
- Предыдущая
- 21/51
- Следующая
