НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 15 - Валентинов Иван - Страница 26

Всего-навсего несколько «странных» частиц не желали укладываться в схему, которую разработал Жильцони. Пустяк? Он знал уже цену подобным пустякам. Один мелкий экспериментальный факт, поначалу кажущийся случайным, может взорвать стройное здание теории.

Он встал из-за стола, сделал несколько шагов, пытаясь согреться.

Выращиватель пищи тихонько гудел. Проходя мимо, Альвар старался не глядеть на него. Всякому терпению есть предел. Иногда он испытывал непреодолимое желание схватить молоток и разбить вдребезги ненавистное брюхо эллипсоида, в котором неутомимо выращивалась проклятая хлорелла.

Наконец-то догадался глянуть на часы: скоро полночь.

Подошел к столу рассеянно переложил несколько листков, вздохнул:

— Не вижу берега.

— Какого берега ты не видишь, Жильцони? — раздался внезапно голос. Его голос! Он не сразу сообразил, что это говорит «озвученный» инфор.

— Почему ты без команды заговорил? — строго спросил Альвар. До сих пор инфор только отвечал на его вопросы.

— Потому что ты сказал нелепицу: ближайший отсюда берег расположен на расстоянии две тысячи триста двадцать четыре…

— Замолчи, — с досадой прервал его Альвар, и инфор послушно умолк.

Очевидно, инфор перестроился: накапливая из года в год информацию о человеке, который с ним общался, аппарат приобретал новые качества.

Альвар лег на койку.

— Инфор!

— Да, — с готовностью откликнулся аппарат.

— Давай тебе имя придумаем?

— Имя бывает у людей.

— Не только. Любой корабль, любой ракетоплан тоже имеет имя, — заметил Альвар.

— Согласен.

Альвар закинул руки за голову.

— Назовем тебя… скажем, Чарли. Был у меня когда-то приятель с таким именем. Хорошо?

— Тогда уж лучше Нильс.

— Почему Нильс?

— Так звали физика, который впервые предложил планетарную модель атома, сыгравшую…

— В честь Бора, — расшифровал Альвар. — Будь по-твоему. Нильс, так Нильс.

— Скажи, Жильцони, в чем сущность единой теории поля? — спросил неожиданно инфор.

— Если б я мог ответить на этот вопрос, нам с тобой, Нильс, здесь нечего было бы делать, — улыбнулся Альвар.

Поболтав с инфором, Альвар почувствовал себя немного лучше. Сейчас он встанет, сварит кофе и выпьет ароматный, обжигающий напиток.

На днях ему удалось решить задачу, представляющую важное звено в общей теории. И хотя берега по-прежнему не видно, он заслужил нынче право на отдых.

Можно с Нильсом поговорить. Он нафарширован информацией, как десяток крупнейших энциклопедий мира, а кроме того, ежедневно обогащается с помощью Альвара все новыми и новыми знаниями.

Жильцони понимал, что на определенной ступени накопления фактических знаний у кибернетической системы такого типа, как Нильс, должны образовываться какие-то новые логические связи. Диалектический закон перехода количества в качество универсален. Но каким будет это новое качество?

Вполне могло оказаться, что Нильс мыслит на уровне семилетнего ребенка. Ведь логика Нильса — в той мере, в какой она уже выкристаллизовалась, возникла самостоятельно, без руководства людей-программистов или других логических машин.

«Ну и что ж, — размышлял Альвар, доливая кофе. — Пусть мыслительные способности Нильса примитивны, а логика — наивна. Это тоже интересно».

Назавтра работа снова остановилась. Это вызвало у Жильцони приступ ярости, и он поймал себя на мысли: если для решения задачи нужно было бы убить человека, он сделал бы это.

В следующую минуту Альвар ужаснулся. Отшельничество, что ли, так ожесточило его? Или кровь и пот, с которыми достается каждый шаг?

В этот день абстрактный человек, придуманный воспаленным воображением Альвара, все время носился перед его умственным взором, принимая каждый раз обличье какого-нибудь давнего знакомого. Убил бы или нет? «Нет, нет», — исступленно шептал он вслух, разделываясь с интегралами, словно с личными врагами. «Но перед самим-то собой, перед собой можешь не лицемерить», — твердил свое внутренний голос.

В конечном счете Альвар постарался утешить себя соображением, что для блага всего человечества никакая жертва не является чрезмерной.

Что значит одна человеческая жизнь в сравнении с миллиардами?!

И потом, не жалеет же он собственной жизни в этом чертовом Вороньем гнезде. О, он с радостью прыгнул бы в пропасть, если бы после него на клочке бумаги осталось то, что он искал.

Альвар часто вспоминал Шеллу, хотя настрого запретил Исаву разузнавать что-либо о ней. Где она сейчас, с кем дружит, чем занимается?

Когда они расстались, ей было двадцать. Значит, сейчас — тридцать пять. Невеселая арифметика.

Но ничего, осталось немного. Он завершит единую теорию поля и вернется, разыщет ее.

А что если он не справится с грандиозной задачей?.. Не осилит всего урагана фактов, связанных с превращениями материи? И жизнь растрачена впустую?

От этой мысли Альвара бросило в жар. До сих пор он верил в свою звезду. Уверенность подкреплялась авторитетным заключением Мензи.

Но мог же старик ошибиться?..

Через мгновение Альвар справился со своей слабостью, но неприятный осадок остался. Это мешало сосредоточиться, потом — отдыхать, потом уснуть.

— Жильцони, что такое элементарная частица? — среди ночи ровно прозвучал его собственный голос.

Альвар ухватился за вопрос, заданный Нильсом, как за якорь спасения.

— Элементарная частица, Нильс, это та ступень, которой достиг человек, спускаясь в глубины вещества.

— Только ступень?

— Да.

— И за ней последуют другие, ведущие еще глубже? — продолжал допытываться Нильс.

— Безусловно.

— Этот процесс бесконечен?

— Да, потому что материя неисчерпаема вглубь.

— Если так, то не думаешь ли ты, что занимаешься бессмыслицей? Что задача, которую ты поставил перед собой, не имеет решения?..

«Нильс не так глуп, — отметил про себя Альвар. — Разве не те же сомнения терзают меня?».

— Если твоя теория — всего лишь ступень, то как может она претендовать на абсолютность?

— Она и не претендует на абсолютность.

— Тогда зачем она?

— Видишь ли, Нильс… Я, как физик, уверен, что законы природы просты в своей сущности. А сложность формулировок отражает неточность, недостаток нашего знания. И единая теория поля, которую я завершаю, должна послужить прожектором, освещающим путь познания сущего — от микромира до галактик.

— Но сам-то путь бесконечен?

— И что же?

— Значит, цель недостижима, — сделал Нильс вывод, безупречный с точки зрения формальной логики.

— Стремление к цели столь же ценно, как сама цель, — вспомнил Альвар одно из любимых изречений Марка Нуша.

Вероятно, если бы Нильс мог, он пожал бы плечами.

— Физики продолжают открывать все новые микрочастицы, — сказала машина.

Альвар невесело усмехнулся:

— Знаю.

— Не сметет ли лавина новых частиц твою теорию единого поля?

— Нет.

— Почему ты так думаешь?

— Всем новым, еще не открытым частицам должно быть место в моей теории, — пояснил Альвар. — Точно так же, как в таблице, которую создал Дмитрий Менделеев, были свободные клеточки для еще не открытых химических элементов. Эти вещества еще искали в колбах и ретортах, а Менделеев уже знал, какими свойствами будут обладать вновь открытые элементы.

— Значит, твоя теория должна иметь силу предвидения для микрочастиц, которые еще не открыты?

— Да.

Нильс долго молчал, что-то обдумывая. Через продолжительное время, когда Альвар уже засыпал, машина произнесла:

— Химические элементы — одно, элементарные частицы — другое. Ты не сумеешь решить свою задачу.

— Ты ограничен, Нильс.

— Вспомни историю познания микромира, — возразила спокойно, как всегда, машина.

Голос Нильса журчал, добросовестно излагая информацию, записанную в блоках памяти. К трем часам утра он добрался до неясной — до сих пор! природы ядерных сил, тесно связанных с характером светового излучения, не преминув при этом привести афоризм из студенческого фольклора, почерпнутый в какой-то из предыдущих бесед с Альваром: свет — самое темное место в физике.