Капитан и Враг - Грин Грэм - Страница 5
- Предыдущая
- 5/34
- Следующая
— Могла бы все-таки предложить нам войти и угостить чаем.
— О, я поставила чайник, как только ты позвонил. Я же знаю, что ты любишь.
На кухне она довольно резко велела мне сесть. Там стояло два стула и кресло, и по примеру Капитана я выбрал стул. На печке начал плеваться чайник. Лайза сказала:
— Я не успела подогреть заварку.
— Что так, что эдак — разницы я не почувствую, — несколько мрачно, как мне показалось, сказал Капитан.
— Не почувствуешь.
Оба они были для меня совсем чужие, однако я уже понял, что они нравятся мне куда больше, чем моя тетка, не говоря уже о директоре школы, или начальнике пансиона мистере Хардинге, или любом из знакомых мне мальчишек. Я чувствовал, что им почему-то непросто друг с другом, и мне захотелось помочь, насколько это было в моих силах. Я сказал:
— Обед у нас был шикарнейший.
— Чем же он тебя кормил?
— Да так, немножко рыбы, — сказал Капитан.
— Это только для начала, — сообщил я Лайзе, — да и рыба-то была копченая лососина.
Я знал, что копченая лососина — это не пустяк: я ведь заглянул в меню и видел, сколько за нее берут. Она стоила куда дороже свиной отбивной.
— Как же ты сумел расплатиться? — спросила Лайза. — Ты ведь не при деньгах… во всяком случае, сегодня утром не был.
— Я отдал им взамен тот старый чемодан, что ты мне дала, — сказал он.
— Это же старье — да оно и двух шиллингов не стоит.
— В нем было три пары носков — они ухе так продырявились, что не имело смысла их держать, — да пара кирпичей. Хозяин был вполне доволен и даже угостил меня коньяком.
— О, Господи Иисусе, — сказала она, — садись, пей чай. Ну что, по-твоему, я бы стала делать, если бы тебя отправили в тюрьму?
— Надолго меня бы не посадили, — сказал он. — Во всяком случае, я пробыл бы там не дольше, чем у той немчуры, а тогда мне пришлось ведь через всю Германию топать. Местная же тюрьма — «Скрабз» — сна просто рядом по сравнению с тем, где я тоща был.
— Только ты-то теперь на двадцать лет старше. Послушай! Нет там никого у двери?
— Это у тебя нервишки не в порядке, Лайза. Никто за нами не шел — я проверил. Пей чай и не тревожься. Вот увидишь: все будет чин-чином.
— А что они там станут делать, когда мальчик не вернется сегодня?
— Ну, я оставил главному письмо от отца, и главный, наверное, напишет ему, но не думаю, чтоб старый черт потрудился ответить. Ты же прекрасно знаешь, он не любит писать письма, да и не захочет он ввязываться, ну а потом главный, думаю, напишет мальчишкиной тетке — если у них там есть ее адрес, — а она и знать ничего не знает.
— А после этого они обратятся в полицию. Украден мальчик. Так и вижу заголовки в газетах.
— Никто его не крал, Лайза. Он добровольно ушел с приятелем своего отца. Плату за учеников школа всегда берет вперед — так станут ли они волноваться? Мы, конечно, последим за газетами недельку-другую — на всякий случай. Ты ведь _не хочешь_ возвращаться в школу, верно, Джим?
— Я лучше останусь здесь, — сказал я, хотя еще и не был в этом уверен, просто так получалось вежливее.
— Вот видишь, Лайза, что я тебе говорил! Теперь он твой с потрохами. Ты стала мамочкой. Настоящей мамочкой, Лайза.
— А где же я его положу? У нас всего одна комната.
— К твоим услугам весь дом — выбирай. Ты же тут сторожиха. У тебя все ключи.
Этот день, начавшийся так скверно в школе, оканчивался для меня, безусловно, в атмосфере волнения и тайны. Мы протопали по всему дому — от подвалов и до мансард. Это было все равно как открытие Африки. Каждая комната, куда мы входили, отперев дверь, хранила свою особую тайну. Капитан, подобно туземцу-носильщику, нес груду одеял. Я вдруг понял, что никогда еще не ходил по целому дому. Моя тетя жила в квартире на втором этаже и сторонилась соседей.
В те дни (не знаю, как теперь) в освободившейся комнате всегда что-то оставляли, чтобы хозяин имел возможность именовать ее «меблированной», и потому я мог выбирать между тремя разными кроватями в трех разных комнатах, грязным диваном в четвертой и большим креслом, в котором вполне можно было спать, но мое внимание было занято не этим, а мелочами, оставшимися от прошлых жильцов, которых выставили отсюда, быть может, даже без предупреждения или которые съехали по собственному желанию. На полу мансарды валялся очень старый, весь рваный номер журнала «Лилипут», и я застрял там, а Капитан и Лайза это заметили.
— Ты хочешь здесь спать? — спросила Лайза.
Но мансарда находилась слишком далеко от подвала, вне всякого контакта с людьми, и я сказал:
— Нет.
— Возьми с собой журнал, если хочешь, — сказал Капитан. — Запомни: кто нашел, тот и хозяин. Это один из основных законов, по которым живет человечество.
Начали мы с самого верха и постепенно шли вниз. В другой комнате на шатком столе лежал линованный блокнот, в котором кто-то вел подсчеты. Я до сих пор помню некоторые из записей, а они уже и тогда казались мне странными: там были, например, булочки по пенни за штуку (а что можно теперь купить за пенни даже при том, что стоимость самого пенни изменилась?). Эти булочки были, видимо, в большей чести у владельца блокнота; а ниже против записи "обед в «Эй-би-си» [недорогое кафе и булочные, принадлежащие компании «Aerated Bread Company» (сокращенно «АВО)] — два шиллинга и три пенса» стояла пометка «Излишество!» с восклицательным знаком. Бросив взгляд на Капитана, я сунул блокнот в карман. Там было много пустых страничек, и я подумал, что они могут мне пригодиться. Я ведь уже лелеял честолюбивые планы стать писателем, в чем не признавался ни своей тетке, ни отцу. Я четырежды перечитал «Копи царя Соломона» и решил, что если когда-либо поеду, как мой отец, в Африку, то буду вести дневник с описанием моих приключений.
— А почему здесь никто не живет? — спросил я моих новых знакомых.
— Хозяева всех отсюда выставили, — сказала Лайза, — потому что хотят сносить дом. А я здесь осталась, чтобы никого не пускать, пока хозяева не получат разрешения на снос.
Она открыла еще одну дверь — это была одна из комнат, где стояла кровать, а на линолеуме валялась сломанная расческа и пук седых волос.
— Здесь умерла одна старушка, — сказала Лайза, — ей было восемьдесят девять лет, и она умерла в день своего рождения.
Лайза быстро захлопнула дверь, и мы продолжали наш обход — к большому моему облегчению. Дело в том, что по странной случайности это был как раз мой день рождения, хотя никто в школе не знал об этом обстоятельстве. Сатана редко вспоминал о нем, а письмо от тетки с маркой за пять шиллингов приходило обычно с опозданием на несколько дней.
Я наконец остановил свой выбор на комнате с диваном — она находилась не слишком далеко от подвала, так что я мог слышать, как ходят другие обитатели дома. В комнате стоял столик, и на стене висела фотография человека в странной одежде, которого звали, как я почему-то по сей день помню, мистер Лунарди [Винченцо Лунарди — секретарь итальянского посольства в Лондоне, совершивший в 1784 г. первый в Европе полет на воздушном шаре]; он был снят в момент отлета на воздушном шаре из Ричмонд-парка, что было еще одним странным совпадением — ведь там жила моя тетка. Молодая женщина, которую я мысленно стал называть Лайза, а не мама, принесла мне из подвала кастрюлю вместо ночного горшка, а Капитан достал из шкафа тазик и треснутый кувшин.
— Мыло, — вслух подумал он и принялся шарить дальше.
Я же вспомнил об еще более нужной вещи.
— У меня нет пижамы, — сказал я ему.
— Ой! — горестно вырвалось у Лайзы, и она перестала стелить мне постель. Такое было впечатление, точно в их планах о моем будущем обнаружился роковой пробел, и я поспешил их успокоить.
— В общем, это не так важно. — Очень уж я боялся, что из-за отсутствия пижамы они отошлют меня назад, в мир амаликитян. — Буду спать в рубашке и трусиках, — сказал я.
— Нет, это не годится, — возразила Лайза. — Это плохо для здоровья.
— Не волнуйся, — сказал Капитан. И взглянул на часы. — Магазины, наверно, уже закрыты, но если так, то я займусь этим первым делом с утра.
- Предыдущая
- 5/34
- Следующая
