Присяжный заседатель - Грин Джордж Доус - Страница 16
- Предыдущая
- 16/70
- Следующая
Отхлебнув чаю, Сари пожимает плечами и говорит:
— Я не знаю, почему я ему не верю. Вы считаете, я должна ему доверять?
— Вы бы лучше задали этот вопрос ему.
— Могу ли я ему доверять? Вы хотите, чтобы я спросила, не обманывает ли он меня? Ни за что на свете.
— Почему?
Она хлопает ресницами.
— Я не могу задать ему такой вопрос.
— Почему?
— Не могу и все.
— Я вас не понимаю.
— Это потому что вы его не знаете.
— А что в нем такого?
— Это человек, которому такие вопросы не задают.
— Почему?
— Послушайте, вы со всеми своими клиентами так разговариваете?
— Я так разговариваю со всеми потенциальными клиентами. Мы с вами еще не сговорились. Дело хлопотное, неясное. Я должен сориентироваться, разобраться что к чему.
Она подсказывает:
— Вы хотите понять, где факты, а где бабские фантазии?
— Вот именно. Но если вам кажется, что я слишком пристаю к вам с вопросами...
— Ничего, спрашивайте, — вздыхает она и простирает к нему ладони, как бы показывая, что ей нечего скрывать. — Понимаете, я не хочу, чтобы Эбен знал о моих… сомнениях. Он сочтёт это признаком слабости.
— Как вы его назвали? Эбен?
— Эбен Рэкленд.
— Что это за имя такое? Сокращенное от Эбенезер?
— Нет, его зовут Эбен.
— Понятно. И этому вашему Эбену не нравятся слабые люди?
— А кому они нравятся? Ревнивые, подозрительные. Думаю, что никому.
— И вам тоже?
Она бросает на него недоумевающий взгляд. Мол, какое это имеет отношение к делу? Славко и сам понимает, что никакого. Чего ты бесишься? — спрашивает он себя. Только из-за того, что Джули когда-то сказала, что терпеть не может слабаков, и ты подумал, что она намекает на тебя? Расслабься, обычный разговор с клиентом, больше ничего.
Но вопрос, тем не менее, задан, и Сари на него отвечает, хоть и не сразу:
— Да, наверно, сила меня привлекает больше, чем слабость. Несомненно.
— Ясно. И Эбен Рэкленд человек сильный?
— Не просто сильный, а могучий, — без малейшего колебания отвечает она.
— В каком смысле “могучий”?
Славко, ближе к делу, говорит он себе. Ты что, ревнуешь к ее приятелю? Запал на эту девчонку? Вообще-то, это на тебя похоже. Ты ничем не отличаешься от слюнявого официанта. Настоящий профессионал, ничего не скажешь. Она всю жизнь мечтала о таком, как ты — лысеющем неудачнике, страдающем болезненным любопытством. Но даже терзаясь самоуничижением, Славко продолжает гнуть свою линию.
— Вы хотите сказать, что если бы он сейчас был рядом с нами, то разорвал бы меня на куски?
Вопрос явно ставит Сари в тупик.
— В каком смысле? Нет, Эбен совсем не такой. Он не агрессивный, если вы имели в виду это.
— Сари, я не могу понять главного. Почему бы вам не послать этого парня к черту? Ну хорошо, он такой, сякой, замечательный, расчудесный, имя у него библейское и все такое, но ведь вы ему не доверяете. Нельзя быть счастливым с человеком, если ему не доверяешь. Так или нет? Зачем вам такой нужен? Найдите себе кого-нибудь другого.
Сари смотрит в чашку, явно борясь со слезами. Потом спрашивает:
— Вы знаете, что такое навязчивая идея? — И, не дожидаясь ответа, продолжает: — Я чувствую себя полной дурой. Чувствую себя ребенком. Посмотрите на меня — я взрослая самостоятельная женщина. У меня собственная фирма. Я в жизни не имела никаких комплексов. Я говорю себе: он часто работает по ночам, он работоголик, ну и что с того? Ведь когда он рядом со мной, я чувствую его любовь. А потом на меня находит, и я твержу себе: он встречается с кем-то еще. Эта мысль сводит меня с ума. Когда я рядом с Эбеном хотя бы пять минут, все мои сомнения исчезают. Этот человек видит тебя насквозь, он понимает абсолютно все. Когда я рядом с ним, я ничего не боюсь. Я вот сказала, что он могучий. У него душа могучая, понимаете? Да нет, где вам понять? Если он бросит меня, я просто умру. Но вам этого действительно не понять. С вашей точки зрения это полный абсурд.
— Почему же, я очень хорошо это понимаю, — отвечает Черник.
У Сари текут черные слезы. Она осторожно промокает глаза салфеткой. Зачем ей столько косметики? — думает Славко. Она и без косметики была бы хоть куда. Наверно, малюется для того, чтобы понравиться тому типу. Что ж это за ублюдок такой, если мучает такую девчонку?
— Сари, я очень хорошо вас понимаю. Мне и самому приходилось переживать такое.
Он накрывает ее руку своей ладонью, и она отвечает на рукопожатие.
Потом Славко прощается и уходит, думая: я и сейчас от этого не избавился.
Джесс в гостях у Оливера. Оба сидят, уткнувшись носами в дисплей. Оливер с помощью “мыши” рисует на экране дракона. Проблемы с клыком — он получается какой-то мелковатый, неубедительный.
— Нарисуй здоровенный такой клычище, — говорит Джесс.
— Ты хочешь здоровенный? — спрашивает Оливер.
— Ага.
— Здоровущий-прездоровущий?
Оливер щелкает “мышью”, переводит курсор дракону под хвост и внезапно у чудовища вырастает огромный ярко-красный фаллос.
— Ты псих, — говорит Джесс, но сам хохочет, потому что фаллос становится все больше и больше.
— Хватит? — спрашивает Оливер.
— Нет, давай еще!
Тогда Оливер обматывает фаллос вокруг шеи дракона.
— Вот теперь в самый раз, — кивает Джесс. На красном появляются желтые точки.
— А это еще что такое? — интересуется Джесс.
— Это у дракона триппер.
— Дай-ка я! — Джесс хватается за “мышь”, но Оливер его отталкивает.
— Подожди.
У дракона на члене расцветают зеленые листочки, вырастают веточки. Борясь за “мышь”, оба мальчика заливаются хохотом.
Вдруг Оливер замечает, что в дверях стоит мать. У нее странное, тревожное выражение лица, как во все последние дни.
— Что это он здесь делает? — спрашивает она. Оливер уже не смеется.
— Кто, Джесс? В каком смысле?
— Ты должен сидеть и делать уроки.
Голос у нее ледяной. Она так разговаривает, лишь когда у нее нервы на пределе. И никогда не позволяет себе этот тон в присутствии посторонних.
— Мама, но еще шести часов нет…
— Ты делай то, что я тебе говорю. И первым делом попрощайся со своим другом.
У Оливера вспыхивает лицо, голос срывается:
— Но это нечестно! Мы же только что…
— До свидания, Джесс, — отрезает мать. Джесса моментально как ветром сдувает. У Оливера слезы на глазах.
— Мам, зачем ты так?
— Теперь скажи, кто изрезал всю газету? — не слушает его она.
В руках ее газета с вырезанным квадратом.
— Я, — отвечает Оливер, не глядя ей в глаза.
— Ах вот как? А я думала, что мистер Слайви пробрался сюда среди ночи и искромсал всю газету. О чем была статья?
Мать говорит с такой злобой, такой ненавистью, что Оливер теряет дар речи.
— Это была статья о судебном процессе, так ведь? — продолжает она. — Я пролистала всю газету и никаких упоминаний о суде не нашла.
— Мама, ты же ведь сама мне велела вырезать все статьи о процессе.
— О Господи. — Мать закатывает глаза. — Ты никогда не делаешь то, о чем я прошу. Почему же тут вдруг такое рвение? Где статья?
Оливер колеблется.
— Где она, я спрашиваю! — рявкает Энни.
— Я разорвал ее на мелкие кусочки.
— Зачем?
— Ты сама мне велела!
— Разве я говорила тебе, что нужно рвать статью на мелкие кусочки? Говорила я тебе это или нет, черт бы тебя побрал?!
И тут Оливер не выдерживает. Слезы градом льются у него по лицу.
— Мама, ты же сама…
— Что было в статье?
— Ты же сама сказала, что тебе не положено это знать. Тебе нельзя читать газеты, нельзя смотреть телевизор…
— Что было в статье? Отвечай!
— Я не помню! Там было написано, что крутили какую-то пленку…
— А что было на пленке?
— Мама, ну ты же там была. Зачем ты меня спрашиваешь?
— Что об этом писала газета?
— Не помню. Кажется, этот Луи Боффано приказал кому-то вырыть тоннель, чтобы кого-то прикончить.
- Предыдущая
- 16/70
- Следующая
