Дуйбол-привет! - Нёстлингер Кристине - Страница 11
- Предыдущая
- 11/24
- Следующая
Ханси покачал головой; не из дерзости, а потому, что никакой техники у него не было.
— Пятьдесят шиллингов в час, — приманивал журналист, он вытащил из бумажника две сотенных купюры и сунул их Ханси под нос. — Одна утренняя тренировка — и они твои!
Ханси снова покачал головой, потому как был он парень из порядочных. Без сомнения, он бы и дальше качал головой, если бы не увидел бегущую к поляне Марианну.
Еще издали она крикнула:
— Ханси, а ну домой живо, у нас свинарник, а не ресторан! Мама велела, чтоб ты шел со всеми убираться!
Ханси еще рано утром осмотрел ресторанный зал и КОТ, воистину, такого свинарника он в жизни не видел. Битые рюмки, опрокинутые пепельницы, обглоданные бычьи мослы, горчичные разводы, лужицы разлитых напитков на полу. У Ханси волосы встали дыбом. Марианна еще раз позвала: «Идем же, Ханси!»
И тут Ханси срочно принял решение. Он схватил две сотенные купюры, буркнул журналисту «спасибо», а сестре сказал:
— Недосуг мне с вами убираться. Не видишь, я господину редактору урок дуйбола даю?!
Рассвирепев, Марианна удалилась ни с чем. Ханси призадумался. «Скажи я ему, жмите, мол, на эту кнопочку и — вперед, — думал Ханси, — так на пятьдесят шиллингов это явно не потянет! Тогда он, чего доброго, денежки обратно потребует, а я — иди колупайся по колено в грязи!»
Тогда-то Ханси изобрел дуйбол-слалом и «альпийскую горку». И еще кучу всякого-разного: что начинают строго с левой ноги, что бежать надо на особый манер — пригнувшись и ссутулившись, что время от времени желательно менять темп.
А поскольку газетчик жаждал брать уроки и после обеда, и на следующий день, Ханси пришлось подстегнуть свою фантазию. Среди прочего он сочинил: дуйбольную закладку, дуйбольный накат, маленький и большой экспресс, плотное ведение пены и резаный поддув, укороченную хватку…
(Лисмайеров Губерт и учительские отпрыски стояли на краю поляны и внимали Ханси с раскрытыми ртами. Они думали, что рассекретили его чемпионские уловки и хитрости!)
За два дня Ханси заработал четыре раза по двести шиллингов, что его, конечно, радовало. Однако кроме шиллингов ему досталась и одна затрещина. Когда Ханси махал вслед своему отъезжавшему ученику, рядом с ним стоял господин Харчмайер. Он тоже помахал. А потом спросил Ханси:
— Ну, Ханси, теперь у тебя, считай, целый капитал! Что делать-то с ним станешь? Купишь себе что-нибудь этакое?
Ханси кивнул.
— Что же купишь? — полюбопытствовал отец.
— Новые лыжи! — выпалил Ханси. И получил затрещину.
Двое особенных
Изо дня в день шли теперь в Верхний Дуйберг газеты. В каждой сообщалось что-нибудь про местечко и про новый спорт, про Ханси и Фанни. Фанни улыбалась с двух обложек толстых иллюстрированных журналов, Ханси — с трех. И еще в семнадцати газетах было интервью с Ханси. Ханси читал их и сам себе изумлялся; он узнал о себе невероятно много нового, о чем даже не подозревал.
А потом произошло вот что: Ханси сидел на скамейке у входа в ресторан со слезами на глазах и четырьмя красными отметинами на левой щеке. Господин Харчмайер отвесил ему очередную затрещину, потому что Ханси вертел туда-сюда водопроводный кран на стойке бара, зажимая отверстие большим пальцем, и обрызгал господина Харчмайера.
Пока Ханси сидел и размышлял, не разреветься ли ему как следует, подошла Фанни Тюльмайер. Она посмотрела на щеку Ханси и спросила:
— По уху схлопотал? Ханси кивнул.
— Позволяешь? Ну и дурак! — презрительно фыркнула Фанни.
— Он же намного сильней, — сказал Ханси.
— Да он против тебя ничто! — сказала Фанни. — Ты чемпион, у тебя три цветных фото на обложках плюс семнадцать интервью!
— Ну и что?
— Что, что? Да ничего! — Фанни подсела к Ханси. — Где ж это видано, чтоб чемпион подставлял щеку тому, кто последнее место занял! Лично я себя больше в обиду не даю. Сегодня мама сказала, чтоб я шла заниматься, а я ей заявила: ладно, я позанимаюсь, только потом ни к пене, ни к дулу даже не притронусь! После этого мама об учебе не заикалась!
— Честно?
— Честно! — кивнула Фанни. — Мы с тобой, Ханси, в данный момент ОСОБЕННЫЕ! И мы будем последними идиотами, если этого не используем!
— Мой папа и твоя мама — это, знаешь, не одно и то же, — засомневался Ханси.
— А давай проверим!
Фанни затолкала Ханси обратно в ресторан.
Харчмайер, господин учитель, Тюльмайер и Лисмайер сидели за столом клиентов-завсегдатаев и читали друг другу выдержки из газет.
— Чего он у тебя на дух не переносит? — спросила Фанни тихо.
— Когда пивные бокалы горкой составляют, — сказал Ханси.
— Тогда именно это и сделай!
Ханси зашел за стойку. Фанни притулилась к кофейному автомату. Ханси снял три стеклянных пивных бокала с полки, взял еще три рюмки, поставил их на бокалы. Взял еще три рюмки, поставил сверху. Харчмайер оторвался от газеты, вяло бросил: «Кончай, парень, кокнешь бокальчики!»
Ханси достал еще три бокала. Стеклянная башня выросла уже на метр.
— Немедленно прекрати, кому сказано! — гаркнул Харчмайер. Ханси, как ни в чем не бывало, шарил по полке.
Харчмайер взвился и с поднятой рукой бросился к стойке. Фанни преградила ему дорогу. Она сказала с улыбочкой:
— Скандал в Верхнем Дуйберге! Бургомистр избивает чемпиона! Харчмайер руку опустил.
— Что это ты мелешь?
— Я-то ничего не мелю, — отозвалась Фанни. — А вот если вы его поколотите, газеты все так и распишут!
Господин Харчмайер развернулся на 180 градусов, подсел к столу и снова углубился в газеты. А Ханси не мог опомниться от изумления.
В это же время в гостинице «Лисмайер» раздался телефонный звонок. Госпожа Лисмайер сняла трубку. На проводе было бюро путешествий «Орлы-бродяги». Три автобуса, набитых отдыхающими, предложили госпоже Лисмайер на ближайшие выходные «Орлы-бродяги». Госпожа Лисмайер была счастлива, и когда через час позвонили из турбюро «Альпийский коготь», она могла с гордостью сказать:
— Сожалею, но весь январь уже расписан вот в феврале еще местечко нашлось бы!
«Альпийскому когтю» и февраль подходил.
Вскоре все верхнедуйбержцы прослышали об этих звонках, и по деревне пошел гулять слух.
Слух такой: «Отдыхающие едут!»
Неделю спустя Тита Низбергер получила от Марианны Харчмайер письмецо:
«Тита, дорогуша,
жаль, что вас тут сейчас нет; все забито отдыхающими. Тюльмайер открыл пункт проката дул и пен. Но некоторые прихватили пены с собой. Лисмайер из одноместных номеров сделал трехместные, мы число блюд увеличили, а порции мяса уменьшили.
Ханси и Фанни зарабатывают прорву денег—каждый день дают уроки дуйбола. Я могла бы это делать с не меньшим успехом, да никто ко мне в ученики не рвется. Вчера Ханси взял меня ассистенткой, и я битый час вдалбливала одной толстухе, что, когда движешься по косогору вверх, ступни надо выворачивать „елочкой“, а туловище максимально наклонять вперед. Десять шиллингов перепало мне от Ханси, тогда как толстуха дала ему пятьдесят. Ко всему в придачу у меня ломит поясницу от долгого показа в скрюченном положении.
И от отца мне теперь вдвойне достается: Ханси он пальцем не трогает из-за чемпионского звания.
Самой пену погонять некогда, целый день на кухне кручусь да помогаю маме на столы накрывать. В остальном все у меня хорошо.
Будь здорова.
Тита Низбергер ответила таким письмом:
«Милая Марианна, большое спасибо за письмецо. У нас тоже все в порядке. В школе скука. Титу с ежедневно делает дуйбольную разминку, хочет Ханси в каникулы победить.
Папа сказал, если дела и дальше так пойдут, то в Америку поедем железно. Спортивные магазины заказывают все больше дул.
Были у нас в гостях Верхенбергеры. Сам Верхенбергер наладил выпуск разноцветного пенопласта. Обещал подарить на той неделе красную пену и сиреневую. У меня как раз сейчас любимый цвет — сиреневый!
Всего тебе доброго и хорошего, до встречи через выходные,
- Предыдущая
- 11/24
- Следующая
