Шпаргалка для грабителей - Гусев Валерий Борисович - Страница 8
- Предыдущая
- 8/28
- Следующая
– А ведь ты угадал. В этой горе – пещеры. В детстве это было самое наше любимое место. Мы излазили эти пещеры все до единой. Там было много интересного...
– Скелеты всякие, – кивнул Алешка. – Черепа беззубые. Черепки треснутые.
– Не было там никаких треснутых черепов и никаких беззубых черепков.
– А что было?
– А вот! – Максимыч достал из ящика стола здоровенный кинжал.
– Ни фига себе! – Это у нас у обоих вырвалось.
– Это еще что. – Максимыч был доволен эффектом, как пацан. – А вот это поинтереснее будет. – И он положил на стол какую-то хитрую железную загогулину. Один конец у нее был острый, а другой расщепленный – вроде двузубой вилки.
– Что за фишка? – Алешка повертел ее в руках. – Мясо, что ли, ею из супа выковыривать?
Тут я почувствовал какое-то движение по моей штанине. Скосил глаза и обомлел. По моей ноге не спеша взбиралась серенькая крыса. Я замер, а она деловито перебралась с меня на стол, подергала носиком и пошевелила усиками в мою сторону. Припала на лапки возле тарелки с сухариками. Обнюхала их, выбрала по вкусу, отнесла один на край стола и принялась ужинать.
– Признала вас, – одобрительно пробасил Максимыч. – Кушай, Машка, кушай.
– Можно ее погладить? – спросил Алешка.
– А когда ты ешь, тебе нравится, если по головке гладят?
– Ладно, я потом ее поглажу. А вы про вилку доскажите.
Максимыч начал объяснять издалека:
– Эти пещеры получились, потому что из горы в древности добывали белый камень для строительства городов. Там, в этих каменоломнях, работали наши древние липовчане.
– В темноте, что ли?
– А ты умный мальчик, – сказал Максимыч.
– А то! Этой штуковиной свет добывали, я сразу догадался.
– Ага, – усмехнулся Максимыч, – выковыривали из кастрюльки с супом. Но ты не очень ошибся. Вот этот острый конец вбивали в камень, а в расщепленный вставляли лучину. Понятно?
Ответить мы не успели. Ступени у входа загромыхали под чьими-то тяжелыми шагами, и в подвал ввалились двое крепких парней.
– Здорово, Макс! – прогремел тот парень, что поплечистей.
А тот, который пожиже, достал из-за спины дубинку и стал похлопывать ею по ладони.
– Ты чего застрял-то? Грузчики нужны? Давай-ка по-быстрому собирай шмотки и на выход – машина подана.
Мы с Алешкой не сразу врубились в ситуацию. Да и Максимыч как-то странно повел себя. Будто он тоже наивно не понимал, в чем дело. Даже глазами хлопал.
– Ну чо расселся? Чай пьешь? А большие люди ждут, когда ты здание освободишь. Скоко надо говорить?
– Чего говорить-то? – Максимыч развел руками в недоумении. – Я тут живу вообще-то.
– Ты вообще-то живешь, пока мы тебя терпим. По-хорошему. – Парень вдруг пнул ногой стол, на котором задребезжали кружки и выплеснулся из них недопитый чай. А второй парень зачем-то опрокинул стоящее на табуретке у дверей ведро с водой. – Давай, Макс, выкатывайся. У Геры из-за тебя изжога началась.
– Пошел вон! – вдруг вскочил Алешка. – Я щас отца позову!
– Заткнись, щеня! Зови хоть деда!
Тут Максимыч приподнялся и встал во весь свой большой рост и выпятил вперед свое большое пузо.
– Детей, – сказал он, – обижать нельзя. Это строго наказуется. Смотри сюда!
И, как ни странно, парень его послушался. И уставился на здоровенный старинный кинжал, который в лужице пролитого чая спокойно лежал на столе.
Правда, не очень спокойно. Мне показалось, что он как-то пошевеливается. Будто пытается встать.
А Максимыч поставил свои ладони ребром по обе стороны кинжала. Он словно оказался в ножнах. Но вот дальше началось кино со спецэффектами. До сих пор я сомневаюсь, было ли это на самом деле или все это мне приснилось в коротком волшебном сне.
Максимыч оторвал ладони от крышки стола и стал медленно их поднимать. И, чуть дрогнув, нож тоже стал подниматься, как бы зависнув между ладоней, но, честное слово, не касаясь их.
– Ну ты, ну ты, – вдруг забеспокоился парень и отступил к двери, – кончай свои фокусы.
– Тихо, – сказал Максимыч, – это не фокусы. Это погибель твоя.
Он все выше поднимал ладони и висящий между ними в воздухе кинжал. Парень еще шагнул назад и прижался спиной к двери, рядом со своим напарником. Мне показалось, что они оба побледнели.
– Не шевелись, – прошептал Максимыч, – а то промахнусь. Попаду не в глаз, а в бровь.
Теперь кинжал висел на уровне лба здоровенного парня. Максимыч сделал легкое движение ладонями вперед, будто посылая нож. И тот послушно поплыл прямо в лоб бандиту. И остановился, уперев свой острый кончик чуть повыше переносицы.
Парень открыл рот, но ничего не смог сказать, только глазки в кучку собрались.
Мы с Алешкой сидели, тоже распахнув свои рты. И ничего не могли сказать. От изумления. И, наверное, от удовольствия.
– Не надо... – непослушными губами прошелестел бандит. И по-детски добавил: – Я больше не буду.
– А ты? – Максимыч посмотрел на другого парня. И кинжал, словно повинуясь его взгляду, чуть отвернулся в сторону, нацелившись в другой лоб. Такой же поганый.
– Мамой клянусь, – проговорил он.
– Жалко мне твою маму, – вздохнул Максимыч. – Брысь отсюда! Оба! А шефу своему передайте, что от изжоги у меня есть хорошее средство. Излечивает навсегда. Пшли вон!
Я даже не видел, как они исчезли. Только услышал, как на улице панически хлопнули дверцы машины и взревел и затих вдали двигатель.
Мы молчали. Потом Алешка сказал:
– У Димки ресницы от страха хлопают.
– Это вода в углу капает, – спокойно объяснил Максимыч. И стал наводить на столе порядок. А потом подошел к двери и с усилием выдернул невесть как вонзившийся в нее кинжал.
– А это кто были? – спросил Алешка.
– Шпана. У меня с ними давно война идет. Но это пока к делу не относится. Сейчас они хотят меня отсюда выгнать. Чтобы дом захапать. Есть тут у нас один деятель – Герка Иволгин. Этот дом давным-давно построил какой-то его предок. Купец такой. А Герка – хапуга жадный, хватает все подряд. Вот и этот дом хочет присвоить и открыть тут игорный дом. А здание это решено было отдать детишкам-сиротам. Детский дом устроить. Тут ремонт-то небольшой нужен, здание крепкое, на века.
– Вот гад какой! – Алешка запыхтел от возмущения. – Да кто ж ему даст? У него совесть есть?
– Да какая совесть у жадины. Все ему мало. В суд подал – мол, я наследник.
– А милиция чего смотрит? – спросил я.
– А ничего. Пока суд не решит, что милиция может? Вот я и сторожу здесь. С Машкой на пару.
– Ну и порядки у вас, – сказал Алешка. – Такие замечательные у вас люди.
– Не спеши. Осмотрись сначала.
Тут вдруг зазвонил телефон. Он, оказывается, под столом стоял. Максимыч поднял его и сказал в трубку:
– Центральный пост слушает. Дети? Есть какие-то дети. Доставлю, товарищ майор.
Максимыч положил трубку.
– Вас милиция разыскивает. Пошли, я вас провожу.
– Щаз-з! – возмутился Алешка. – А про чайник кто обещал рассказать?
– Завтра утром приходите.
– Придем, – с угрозой пообещал Алешка. – В шесть утра.
– Да хоть в четыре.
У дверей гостиницы курили майор Шишкин и полковник Оболенский. Им нравилось курить в лунную ночь на свежем воздухе.
– Что новенького? – спросил папа. – Кого гоняли?
– А... Двух дураков, – отмахнулся Алешка. – Только это не мы, это вот он, гражданин Максимыч. – Алешка обернулся: – Дим, а где он?
– Растаял, – усмехнулся Шишкин. – Колдунчик... Стопудовый.
– Пап, – сказал Алешка, очень деловито и серьезно, – надо в эту… в «ца Пари» двух оперов с автоматами поставить, а какого-то шефа Герку арестовать. А то у него изжога.
– Ладно, – вздохнул папа, – как-нибудь. – И бросил окурок в урну.
– Так вы будете ночевать? – высунулся из дверей Кистинтин. – Что вы все туда-сюда? Другие постояльцы уже спят.
Майор Шишкин попрощался и пошел в свой дом с картинами на стенах. Любоваться портретом русалки. И мы тоже пошли спать. Правда, Алешка по пути заглянул в каморку охранника, когда тот запирал входные двери. Что он там потерял? Шныряет, как мышонок. Который забыл, где спрятал сырную корочку. Как бы только этот мышонок в мышеловку не угодил. Или в когти какого-нибудь злобного кота.
- Предыдущая
- 8/28
- Следующая
