Благословенная тьма - Черкасов Дмитрий - Страница 16
- Предыдущая
- 16/52
- Следующая
- Теперь не потеряется…
Он действовал так, словно ему изо дня в день не просто приходилось, а уже надоело проделывать разного рода манипуляции над человеческими органами.
- Берись… Я - под мышки, а ты держи за ноги.
Тело Полины оказалось неожиданно тяжелым.
Ляпа, когда она была жива, изредка брал ее на руки - играючи, и весила она намного меньше, чем теперь, как будто прежде живая душа сообщала телесной оболочке живость, претворявшуюся в невесомость. Наверное, это действительно так, и душа возвышает человека в буквальном смысле, приподнимая его над землей.
- Тронулись.
Очень скоро стало ясно, что так они далеко не уйдут. Путь был далек и тернист; растягиваться цепью в три звена, срединное из которых было неживым, вскоре стало непосильной задачей, и Ляпа повалился на колени.
Ликтор, не говоря ни слова, передал ему свой рюкзак, а сам взвалил Полину на закорки. И это действие далось ему легко, словно он всю жизнь переносил на себе людей. Дело, видимо, было не в силе, а в сноровке.
- Надорвешься, - пробормотал Ляпа.
В голосе Ликтора неожиданно зазвучали виноватые нотки:
- Не боись. Я ведь пообещал, да не сделал. Хоть чем-то пособлю…
- Господь с тобой, чего ты там обещал… Нашел же, как и просили, слово сдержал, - горестно отозвался Ляпа.
«Тем более что денег не взял», - не к месту подумал он.
Больше никто из двоих не проронил ни слова.
Ляпа шел, как слепой, не разбирая дороги; ноги несли его сами. Позади хрипло дышал Ликтор; из-под сапог его то и дело раздавался хруст сучьев, всякий раз заставлявший Ляпу непроизвольно содрогаться. Горячее дыхание Ликтора едва ли не обжигало Ляпину спину. Все-таки тяжесть груза сказывалась и на таком здоровяке…
Ляпа взял правее, сообразив, что рискует вновь очутиться на дьявольской поляне.
Так выходило дальше, но Ликтор, казалось, понял причину, по которой был сделан крюк, и безропотно последовал за Ляпой. Он явно стремился загладить одному ему ведомую вину, и в сердце Ляпы вновь закрались сомнения.
Ликтор знал о поляне. Ляпа понял это внезапно, не ища доказательств и просто принимая как факт. И Ликтор знал о том, чт? там происходило.
Повторимся: пить Пантелеймон Челобитных не любил и, откровенно говоря, не особенно умел, так что ему пришлось полагаться лишь на крепкое от природы здоровье. Потому что общаться с Дрыном без выпивки было решительно невозможно.
Дрын не особенно настаивал, ему было достаточно пить самому, но протодьякон быстро увидел, что в случае отказа он перестанет попадать с хозяином в резонанс и говорить убедительно. Кроме того, пережитое потрясение требовало разрядки.
Он захмелел не сильно, но все-таки захмелел. Из закуски у Дрына не было ничего, кроме того же лука с огурцами, и чем он жил, какими резервами держался - непонятно.
Усердно работая челюстями, хозяин, в конце концов, решил покончить с неясностью:
- Кто будешь, зачем пожаловал? - Он спрашивал осторожно и как бы небрежно, почти дружески, но за показной небрежностью скрывалось легкое напряжение с примесью угрозы. Дрын явно подозревал Пантелеймона в каких-то жульнических замыслах.
Протодьякон мелкими глотками опустошил стакан, выдохнул.
- Знатная у тебя самогонка, - похвалил он, смаргивая подоспевшую слезу. - Никогда такой не пивал.
Дрын равнодушно кивнул:
- Все село отовариваю.
- И много желающих?
- Да все желают, кто есть живой.
- Тут у вас, я заметил, не очень-то людно.
- Твоя правда. Одно старичье осталось - как повсюду. Молодняка почти нет, а кто есть, те не киряют, они по части наркоты мастера.
- Здесь?! Наркота? - искренне удивился Пантелеймон.
- Она везде, - с нотками осуждения отозвался Дрын. - Ты на вопрос не ответил, а уж меня пытаешь тишком. Нешто не видел, сколько мака уродилось? Нынче у молодежи праздник…
Челобитных повертел в пальцах ненужную вилку.
- Я исследователь, - признался он словно бы с неохотой. - Много читал и слышал о чертовщине, которая тут поблизости… Пошаливают у вас. Да уже и началось - ведь я не мог же просто так взять и проспать сутки! Да какие там сутки - больше…
- Всяко бывает, - резонно заметил Дрын, берясь за банку. - Я однажды проспал неделю. Правда, выпимши был чуток…
Пантелеймон содрогнулся, представив себе этот «чуток».
Следя за манипуляциями Дрына, протодьякон незаметно вздохнул. На душе у него было гадостно. Выпавшее из жизни время было украдено, съедено, притом с такой ловкостью, что он уже не чувствовал себя хозяином собственной судьбы.
Более того - он не чувствовал Божьей опеки, а это куда страшнее.
- Угол хочешь снять? - поинтересовался Дрын не без надежды.
- Угол… - сумрачно повторил Челобитных. - Да нет, мне не это надобно. Угол я уже повидал, в крайней избе.
До сих пор он держал голову опущенной, сейчас поднял и пристально, не мигая, посмотрел хозяину в глаза. Тот вскоре не выдержал и отвел взгляд.
- Тебя Ступа привез? - спросил он после томительной паузы.
Отпираться не было смысла.
- Он, - кивнул протодьякон. - А что?
Дрын закашлялся, сплюнул прямо на пол.
- Шею ему свернут когда-нибудь, - процедил он сквозь зубы.
Пантелеймон по-новому взглянул на желание Ступы как можно скорее убраться подальше от пункта назначения.
- Это за что же?
Не чокаясь, хозяин выпил.
- А вот как раз за это самое. За то, что возит сюда вашего брата, а вы приманиваете всякую погань. Хочется сдохнуть - подыхайте, нас-то зачем за собой тянуть? Бродите по лесам, тревожите лихо… оно и слетается, как мухи на дерьмо.
Протодьякон подумал, что напрасно сидит и якшается с этим персонажем. Помощи от него, похоже, ждать не приходится.
- Ну, я лично у вас не задержусь, - миролюбиво молвил Пантелеймон. - Мне дальше нужно, - и он испытующе глянул на Дрына.
- И на том спасибо. Бог тебе в помощь. Это мы понимаем, что тебе дальше. Нам только от этого легче не станет.
- Твоими молитвами. Это я про Бога. Нет ли лошадок?
- Еще вездеход спроси. Лошадок не будет.
- Так я и думал, - не стал настаивать Челобитных. Оставалось выяснить еще кое-что, после чего с гостеприимным Дрыном можно будет спокойно распрощаться. Мысли покуда не путались, но уже текли медленнее, увязали в хмельной трясине. Пора разобраться во всем, а то мозги, глядишь, и впрямь откажут.
Но Дрын, который, казалось, только трезвел и наливался силой от выпивки, опередил его.
- Небось, в Зуевку навострил лыжи?
- Туда, - не стал отрицать протодьякон и отважно спросил: - Дорогу не покажешь?
Я заплачу.
- Проще сразу руки на себя наложить, а я - человек крещеный.
- Ну, а коли крещеный, так должен Богу довериться и ближнему пособить…
- В Писании про пособить ничего не сказано.
Однако наглец! И наглец просвещенный, как это не удивительно. Пантелеймон украдкой оглянулся в поисках образов, но и следа их не обнаружил.
- Тем более с чертями общаться, - язвительно добавил Дрын.
- И ладно, - Пантелеймон не стал настаивать. - Без провожатого обойдусь, спасибо тебе за хлеб-соль. Скажи мне напоследок еще вот что… Ступа твой…
- Твой, - перебил его Дрын. - Мне он на хрен не нужен.
- Будь по-твоему, мой. Мой Ступа, значит, затолкал меня в избенку, где кое-что показалось мне странным. Знаешь что-нибудь об этом? Не можешь ведь не знать. Там хозяин своеобычный…
- Это к Макарычу? Как же не знать, вся деревня там перебывала.
- Даже так? Я догадывался… Замечательно, отлично. Так может, поделишься? Если это Макарыч, то лежит он в избе своей довольно странно, и уже давненько лежит.
Если ты - крещеный, как, я полагаю, и все остальные, то отчего же вы не похоронили человека по православному обряду?
Дрын удивленно уставился на протодьякона. Похоже, тому явно удалось поставить хозяина дома в тупик.
- Предыдущая
- 16/52
- Следующая
