Адам и Ева — 2 - Шумилов Павел Робертович - Страница 3

Просыпаемся на рассвете и дружно стучим зубами, крепко прижимаясь друг к другу. Уже не возбуждает. Я не эскимос. Постепенно теплеет, и мы вновь засыпаем.

Встаем в полдень. Выспавшиеся, но голодные. Отлежавшие все на свете.

Сидим спина к спине и строгаем оружие. Я – копье, Шейла – лук. Нашли рощицу сэкондийского бамбука. Ничего лучше просто придумать нельзя. Хорошее копье получается. Может, еще пару дротиков сделать? Нет, потом. Кушать очень хочется. Готово! У Шейлы – тоже. Стрелы без оперения, а так – ничего.

– К вечеру встречаемся у шалаша. – Это не я, это Шейла. Талант у нее. Регулярно опережает меня с репликой на пару секунд. Расходимся на охоту. Я – направо, она – налево.

Возвращаюсь с пустыми руками. Ну, не то, чтоб совсем пустыми. На связке десяток сэкондийских нориков. Будь я один, конечно съел бы их, но показываться Шейле с такой добычей… Здоровый мужик с двухметровым копьем – и десяток нориков… Вешаю связку на дерево. Сначала посмотрю, какая у нее добыча.

Правильно сделал, что нориков оставил. Шейла принесла трех больших земных птиц вроде глухарей и одну местную, с зеленой кровью. Уже ощипала, опалила и жарит на вертеле.

– Я местного пернатого не стала жарить. Не знаю, съедобный он, или нет.

– Правильно. Он несъедобный. На Кентукки очень легко съедобного от несъедобного отличить. Если кровь красная, значит съедобный. Здесь половина живности местная, половина – с Земли и половина – с Сэконда.

– Три половины – это много.

– За что купил, за то и продаю.

– Расскажи, что знаешь о Кентукки.

Это нетрудно. И недолго. Что лечу на Кентукки, узнал за пять минут до старта. За эти же пять минут прослушал инструктаж. Такие правила. Иначе что же это за тест на выживаемость? Впрочем, инструктор мне честно сказал, что Кентукки – санаторий. Какая планета, такой и инструктаж. К Пандоре курсантов двое суток готовят. И там разрешается с людьми контактировать, на базах жить – если сможешь базу найти. Лафа – нашел людей, связался с деканатом – считай, зачет сдан. Можно сразу наверх, не дожидаясь конца срока.

Едим обжигающе горячее мясо. Вкус… специфический. Еще б соли чуток. Улыбаюсь Шейле. Она мне – нет. Настороженно так взглянет – как собака, у которой повода зарычать нет, но, на всякий сучай, верхнюю губу приподнимет, клыки покажет. Странная. Все-таки она красивая. Только это понять надо.

– Как ты костер развела?

– Что тут сложного?

– Огонь добыть.

– А-а. Зажигалкой. У тебя что, нет?

Еще раз перерываю сумку.

– Нет.

– Значит, моя мамашка постаралась. Я же зачет не сдаю.

Сидим, смотрим на пламя костра. В шалаш идти неохота. Там холодно. Но костер прогорел, только угли переливаются. Пора на боковую. Батюшки! Шалаш почти по крышу забит сеном. Шейла хихикает за спиной.

– Когда ты успела?

– А вот!

Закапываемся в сено. Оно свежее, начало преть и выделяет тепло. Благодать! Два-ноль в пользу Шейлы. Конечно, она житель приграничья. А я – технарь. Городской. Урбанутый. Завидовать тут нечему. У каждого свои сильные стороны. Вместе мы – команда. Но все-таки, она странная. Когда из шаланды вылезла, совсем психованная была. Что за идиотская идея, что авария шаланды подстроена? Смысл? Она – не курсант. А мне какая разница, улетела шаланда, или взорвалась? Без браслета остался. Так ведь это случайность. Мог еще в день старта браслет надеть. К тому же, вдвоем легче зачет пройти. Тем более, с таким партнером. Мимо? Мимо. Другой вариант. Аварию подстроили чтоб ее на месяц оставить здесь со мной. Чтоб в спокойной обстановке излечилась от своих комплексов. Похоже на правду. Второй день, а она уже улыбнулась… один раз. И один раз хихикнула. Чем это кончится? В смысле – мужчина, женщина, секс и прочее… Ей прописали сексотерапию? Тогда это грязные игры. Имело смысл спросить меня. И ее! Вот отчего она так ругалась! Щит этот, который ее от меня спасает. Что он такое? Воздействует на мою психику, подавляет желание? Логично получается. С самого начала – проверим все факты. Она говорила, что прочитала что-то. И успела спрятать медальон… щит, то есть, в… то самое место. А куда еще спрятать, если в биованну голышом ложишься? Дальше – вся аппаратура биованны щит не нашла. Смешно – не найти кусок железа в теле пациентки. Не нашла – потому что не искала. Не лечила. А просто поддерживала в сонном состоянии. Дальше – шаланда грохается, мы вылазим, и Шейла надевает щит на меня. Чтоб я не порушил ее девичью честь. Все очень логично. С точки зрения логики – логично. А с бытовой? Девичью честь девочка порушила самим щитом. Несчастный случай – бывает. Дальше – вчера я очень хотел ее. Удержался, но с трудом. Может, щит отсырел? Влага проникла внутрь, контакты замкнулись. Надо будет завтра проверить. И последнее – ради достоверности грохнуть шаланду. Это ни в одни ворота не лезет. Сколько стоит шаланда? Кто ее родители? Миллиардеры? Она что, не знала, зачем ее на Лаванду везли? Шла шаланда на Лаванду…

Дальше не помню. Уснул.

Утром перебираю в уме факты еще раз. Щит. Только он не вписывается в гипотезу об обычном несчастном случае. Даже не сам щит, а то, что его не смогла обнаружить биованна. Всего один факт… Увы, одной слезы довольно, чтоб отравить бокал.

За завтраком рассказываю Шейле о ночных размышлениях. Она долго, очень долго изучает меня.

– А знаешь, парень, ты умеешь думать. Но самое плохое в этом то, что ты начинаешь мне нравиться. Теленок теленком, но подаешь надежды.

– Ну, спасибо! – сердито смотрю в ее голубые, злые глаза. Глаза у нее злые даже когда улыбается. Особенность такая у ейного организма. Или – ееного? – А по существу – можешь что добавить?

– Могу… Но не хочу. А насчет шаланды – не сомневайся. Для драконов деньги – ничто. Они для нас планету сдублировали, а ты – «шаланда денег стоит». Ты хоть о драконах слышал?

Скажет тоже. Кто о них не слышал? Два года назад их театр на гастроли приезжал. На стадионе спектакль давали. Сам я туда не попал, но по сенсо видел. Сначала немного странно смотрится. Когда внимание изображают – уши торчком, хвост параллельно полу. Только кончик настороженно загнут. Испуг – уши повисли, крылья прижаты, хвост под брюхом. Любая эмоция – всем телом. Словно переигрывают чуть-чуть. Вначале непривычно, но потом забываешь, что они не люди.

Рассказываю Шейле о спектакле. Нашему училищу двадцать билетов выделили. Разумеется, не уточняю, что мне билета не досталось. Глаза Шейлы загораются.

– Ты видел Великого Дракона?

– Я всех видел.

– Он один меня поймет. Я десять лет мечтаю с ним встретиться. Ох, что он с Мраком сделает!..

– Не знаю, чего вы не поделили, но ворон ворону глаз не выклюет.

– А тогда и жить незачем, – сникает Шейла. Хочу утешить ее, погладить по головке, но нельзя. Взорвется как триста тонн тротилла.

– Шейла, мы команда или нет?

– Ишь, какой быстрый! Пойми, есть вещи, которые тебе лучше не знать. Спокойнее спать будешь.

Странная она. Говорит как наш наставник. Словно пропустила несколько реплик и ответила на последнюю, еще не произнесенную.

– … Ты меня слышишь?

– А?

– Я говорю, лосей видела.

– Где?!!

– … И гонишь на меня.

– Самку не трогай.

– Как получится.

– Я сказала – не трогай! Нельзя самку бить, понял? Она вожака любит.

Шейла бесшумно исчезла в кустах. Я перехватил поудобнее копье. Ни разу не охотился на крупного зверя. В какое место хоть бить надо? Кто-то говорил, что лоси – не коровы. Стадами не пасутся. Мои – пасутся. Три штуки и детеныш – разве не стадо? Теленок-лосенок. Интересно, как зовут детеныша тюленя? Тюленок? Чего она там копается? По грибы пошла, что ли?

Вытираю о штаны потные ладони. Может, в горло бить? Не в грудь же. Там ребра. Кость. И инерция. Задавит на полном ходу, по грунту размажет. Или на рога поднимет. Не буду я вожака бить. У него рога большие. И самка его любит.