Бинтование душевных ран или психотерапия? - Литвак Михаил Ефимович - Страница 18

Магическая формула «Я люблю себя и никому ничего не должен» создает у человека иллюзию автономности и свободы по отношению ко всему и всем, с чем он был связан до сих пор. Подчеркиваю, именно иллюзию, причем очень опасную, как всякая неадекватность. Ибо давая мнимую и временную картину благополучия, она порождает новые коллизии и конфликты, существующие совершенно объективно или, если хотите, интерсубъективно, что в данном случае одно и то же.

Доверчивая пациентка (которую теперь вряд ли назовешь такой уж милой!) точно следует указаниям своего гуру. Она больше не убирает в квартире, не готовит обеда, не помогает ребенку учиться читать. Она не покупает маме лекарств, то и дело подводит своих друзей и не слишком старается на службе. На все упреки (которые, конечно же, начинаются сыпаться как из рога изобилия) цепенеет и отвечает: «Я никому ничего не должна. Не мешайте мне искать себя. Вы сковываете мою свободу». Ее решение «не давать слабины» по отношению к «долгу» покоится на уверенности, что именно «долг» был запрограммирован ей родителями и испортил всю предыдущую жизнь, поселив в душе вечную тревожность и озабоченность. (Впрочем, стоит ли пенять на родителей, если даже Хайдеггер в качестве основного «экзистенциала» человеческого бытия назвал Заботу?)

Милая женщина теперь постоянно погружается в интенсивный самоанализ, ходит в сауну, в бассейн и на шейпинг, регулярно посещает Профессора, подпитываясь у него уверенностью в своей правоте, и поначалу почти не замечает, как трагически рвутся все ее связи с самыми близкими людьми. С теми немногими, кто действительно ее любит и готов помогать ей молча, относясь как к больной и моля Бога о выздоровлении от «поисков себя».

Но, если процесс «активной любви к себе» слишком затягивается, неизбежны объяснения, сцены и скандалы, взаимные обвинения и разрывы. Уменьшается и так не слишком большое «поле любви», то, которое и держит нас в бытии. Согласитесь, жутковато общаться с человеком, который регулярно сообщает тебе, что ничего тебе не должен?

Таким образом, сбывается то, что регулярно явно или неявно напевает пациентке группа: теперь ее действительно никто не понимает, кроме посещающих групповые занятия Профессора. Стали чужими родители, ребенок, друзья. Все чего-то хотят от нее, свободной женщины, все насилуют ее личность своими претензиями. Только там, в группе, она — человек, там ее единомышленники, такие же свободные и независимые личности, умеющие правильно любить себя. И поэтому привязанность к Профессору и группе становится болезненной, развивается зависимость, лекции и тренинги действуют как наркотик. Группа — единственный сегмент «истинной реальности». Обретение «свободы от долга» оборачивается «свободой от человеческих отношений», «свободой от свободы жить и действовать самостоятельно».

Самый страшный брак психотерапии — патологически зависимый пациент.

Читатель может задать мне вопрос: так что же, не надо любить себя? Надо изводить себя непомерным грузом обязанностей? Света белого не видеть и губить собственное здоровье? Конечно, нет! Человек должен беречь себя и заботиться о себе. Но это не исключает, а предполагает заботу и о других. Собственно, коррекции должно подвергаться не «чувство долга» а его патологическая форма, когда озабоченность становится болезненной, губительной. Когда она совершенно не отвечает реальной ситуации и выступает как никому не нужное терзание. Вот эта «эмоциональная суета» и должна по идее нивелироваться терапией. В книге «Как перестать беспокоиться и начать жить» Дейл Карнеги дает целый ряд здравых практических советов на эту тему: не позволяйте пустякам сокрушать вас; считайтесь с неизбежным; установите ограничитель на ваше беспокойство; не пытайтесь пилить опилки; не сводите счеты; делайте из всякого лимона лимонад. Карнеги — сугубый практик, он прекрасно понимает, что нельзя не выполнять своих внутренних и внешних обязанностей, просто надо научиться делать это без истерики. Человек, который перестает вникать в жизнь близких и участвовать в ней, пилит сук, на котором сидит, и с треском упадет. Боль окажется реальной. К сожалению, разухабистая психотерапия слишком часто переходит грань между снятием излишней напряженности в ходе выполнения естественных для любого человека дел и областью тех глубинных убеждений, на которых строится вся осмысленная жизнь. Коррекции подвергаются не «болезненная часть нашего Я», а фундаментальные эмоционально-нравственные структуры, необходимость и правомерность которых доказана всем историческим развитием человечества и обоснована мировой философией.

Раскачивание эмоционально-психологической «лодки», изничтожение долга как внутренней установки сознания оборачивается печальными практическими последствиями. И если наша героиня — «Милая женщина», пройдя период «поискового эгоцентризма», все же вернулась к равновесию эгоистического и альтруистического начала, то другие посетительницы Профессора, порвав с «устаревшими нравственными устоями», успешно разрушили ту социальную микросреду, с которой были теснейшим образом связаны. Одна разбила собственную семью, потеряв мужа. Другая порвала с родителями и обрекла их на одинокую старость. Третья, увлеченная поисками внутреннего комфорта, забросила дочь, предоставив ей возможность с четырнадцати лет «жить самостоятельно» и катиться вниз по наклонной плоскости.

Все они доставили боль близким людям, все проявили необоснованную жестокость и равнодушие. Равнодушие, которому их научили. Взамен этого была приобретена «свобода»: без любви, без дружбы, без ответственности, без соучастия. Благо, столь же призрачное, как и удовольствия, получаемые в результате беспробудного пьянства или наркотических инъекций. Безвыходная, бессмысленная свобода, лишенная, выражаясь языком В. Франкла, «трансценденции», выхода к другим, который невозможен без взаимосвязи и взаимозависимости.

Второй тезис Профессора теснейшим образом связан с первым: «Вам никто ничего не должен».

Надо сказать, что тезис этот на практике применяется с гораздо большим трудом, нежели тезис «Я никому ничего не должен». Когда «Я ничего не должен», тут все ясно, а вот когда отворачиваются другие… Здесь легко выпасть из той самодовольной эйфорийки, которую создает эгоистический восторг. И выпадают. И не только из эйфории, но и из жизни тоже. Некоторые посетительницы Профессора (к счастью, их было мало) неожиданно кончали жизнь самоубийством или совершали попытки суицида. Можно предположить, что наряду с другими факторами здесь играл немалую роль и тот ценностный сбой, который они претерпевали, пытаясь воплотить в собственной жизни теорию «независимости от других». Они просто не справлялись с титанической и демонической ролью, взятой на себя: превзойти обычные человеческие нормативы отношений, возвыситься над мелочностью обид, переживаний, расхожих, но реальных представлений о справедливости.

«Независимым от других», возможно, способен быть аскет, отшельник, посвященный, чья душа полностью повернута к Абсолюту. Это качество особенно избранных, к тому же тренируемое годами и одушевленное верой в высшие измерения бытия. Лишь святой может относиться к другим людям без всяких обид, без желаний и требований, без ожиданий чего-либо «для себя». Он уже это превзошел. Он вознесся над «нуждой» в другом и сам стал лишь «даром», который дарится всем остальным безоговорочно.

Идея спокойного принятия того, что «нам никто ничего не должен», быть может, и способна служить неким горизонтом, регулятивным принципом нравственного стремления, но она абсолютно неприменима в реальной жизни для решения практических психологических коллизий. Она предъявляет к человеку непомерные требования, фактически настаивая на полном одиночестве, которое надо принять в качестве безусловного факта. В сущности, это противоречит социальной, коммуникативной природе человека.

Абсолютная бескорыстная божественная доброжелательность просто невозможна для «среднего пациента», обратившегося к психотерапевту. Если она принята как «руководство к действию», то тотчас оборачивается несостоятельной претензией, отчего человек чувствует себя еще больше ущемленным: