Квинканкс. Том 1 - Паллисер Чарльз - Страница 8

И тут мы оба услышали шаги в коридоре. Выругавшись, бродяга метнулся к окну и скрылся за ним. В комнату вошла, со свечой в руке, матушка и испуганно воззрилась на меня. Произошло все это очень быстро, и я уже едва верил, что в моей комнате побывал посторонний.

— Что такое? — спросила она. — В чем дело, Джонни?

Я собирался заговорить, но тут из-за двери выплыло лицо: костлявое, с грубыми чертами, в странном силуэте вздыбленных волос. Я вскрикнул, матушка тревожно обернулась.

Вошла Биссетт. Никогда прежде я не видел ее в халате, с волосами под сеткой.

— Тут был человек! — взвизгнул я.

— О чем это ты? — вздрогнула матушка.

— Он тут был. Я его видел в окне. — Я выдавил из себя всхлип.

— Джонни, тебе просто приснился плохой сон.

— Я предупреждала вас, мэм, — вмешалась Биссетт.

— Н-нет, — настаивал я. — Он и вправду тут был.

— Как такое возможно? — мягко возразила матушка. — Кто сюда залезет без лестницы?

Тут она запнулась, Биссетт перевела на нее взгляд. Матушка осталась со свечой у кровати, няня поспешила к окну и выглянула.

Не оборачиваясь, она серьезным голосом произнесла:

— И верно, лестница стоит, прислоненная к стене.

Матушка вскрикнула, и я заметил, как ее рука схватилась за тонкий футлярчик на цепи для ключей, который она, должно быть, взяла с собой, когда встала с постели. Я изогнулся, чтобы разглядеть, как Биссетт карабкается на подоконник и высовывает голову наружу. Затем снизу, прямо под окном, раздался грохот.

— Ну вот, это они! — в ужасе воскликнула мать.

Она обхватила меня так плотно, что мне стало больно. Послышался второй удар, громче первого, а за ним треск дерева.

Биссетт отошла от окна и встала над нами — высокая, костлявая, в длинном халате. Голос ее прозвучал удивительно спокойно:

— Они вломились в малую гостиную, мэм. Когда я высунула голову, было видно, как один из них влезал в окно.

— Боже милосердный! — воскликнула матушка. — Они явились, чтобы нас убить.

— Ерунда! — оборвала ее Биссетт.

Не выпуская меня из рук, матушка зарыдала, Биссетт же, к моему изумлению, схватила ее за плечи и резко встряхнула.

— Тихо. Нам нечего бояться. Разве что вы закричите и они нас заметят.

— Вы не понимаете? — простонала матушка. — Они пришли нас убить, меня и Джонни.

— Это всего-навсего воры, мэм. Увидели лестницу и решили воспользоваться случаем.

— Нет, нет! Вы ошибаетесь, — крикнула матушка. — Вы не понимаете. Живо к окну и зовите на помощь.

— Да нет же. Это нам выйдет боком.

— Поверьте мне. У них ружья, и они сейчас пойдут наверх.

Биссетт закрыла дверь и подперла ее спиной.

— Им не войти, даже если попробуют. Но, скорее всего, они боятся пуще нас и хотят только убраться подобру-поздорову.

— Тогда пусти, я пойду посмотрю. — Я попытался высвободиться из рук матушки.

— Нет, Джонни! — встревожилась матушка, заталкивая меня обратно в постель.

— Сидите смирно, — сказала Биссетт. — Дадим ворам время уйти. Так будет лучше.

Ожидание казалось бесконечным, мы молча смотрели друг на друга и напрягали слух, ловя малейшие звуки. Мать не выпускала меня из объятий, и я чувствовал, как она дрожала, хотя ночь была теплая. Наконец мой чуткий слух что-то различил.

— Слышите? — спросил я.

Биссетт осторожно перебралась к окну и выглянула.;

— Они уходят. Я их видела на дороге.

— Слава тебе боже, — выдохнула мать.

Но тут мы вздрогнули и обменялись взглядами: в коридоре звучали приближавшиеся шаги. Дверь медленно открылась, на пороге появилась миссис Белфлауэр со свечой в руке; длинный халат и ночной чепец придавали ей величественный вид. Лицо ее было от ужаса белым как мел.

Она рухнула на постель и несколько минут набиралась сил, прежде чем поведать, что с ней произошло. Спала она в задней части дома (и очень глубоким сном), поэтому мои крики ее не разбудили, но она услышала шум в первом этаже и спустилась.

— Спустилась я в самый низ, — продолжала она, — и вижу, кто-то силится отодвинуть засовы, их ведь все время заедает. Свечу я не взяла, но света хватило, чтобы разглядеть: это был мужчина! Чужак.

— Вы, должно быть, до смерти перепугались, — воскликнула матушка.

— Нет, мэм, мне было не до этого. Я просто спросила: «Кто вы и что вам здесь понадобилось?», а он в ответ… — Взглянув на меня, она продолжила: — Ладно, это неважно. Потом он вроде как оскалился и как ни в чем не бывало тянет засовы. Отодвинул, открыл дверь и давай бог ноги.

— Как он выглядел? — спросила матушка.

Но описать чужака миссис Белфлауэр не смогла и, даже когда матушка нарисовала ей портрет бродяги, не сумела ни подтвердить, ни опровергнуть ее догадку. Она была из нас единственной, кто не видел в тот день бродягу. Помня его угрозу, я ничего не сказал.

Биссетт внезапно спросила:

— Вы открывали ставни, мастер Джонни?

— Нет, — отозвался я, чувствуя, что краснею. Но это не была ложь, потому что я не собирался оставлять их открытыми, а кроме того, подумал я, если начнешь рассказывать, как услышал голоса, придется выложить всю историю, и тогда как бы тот человек не осуществил свою угрозу.

Многие вопросы могли подождать до утра, но один нужно было решать немедленно: как расположиться на остаток ночи. Обсуждалось, не вызвать ли для охраны мистера Пимлотта, но, поскольку даже неустрашимая Биссетт не решалась пройти несколько ярдов до его дома, этому замыслу предпочли иные меры. Миссис Белфлауэр заявила, что вернется к себе в постель, но оставит свою дверь открытой.

— Хочу с тобой, — сказал я матушке.

— Нет нужды, — вмешалась Биссетт. — Я до утра буду начеку, но, что угодно даю, они не вернутся. А если вы его возьмете, придется заново возиться, его убаюкивать.

— Не придется, — заныл я.

— Думаю, сыночек, няня права. Теперь тебе нечего здесь бояться.

— Почему ты всегда делаешь, что она говорит?

— Нет, что ты. — Матушка слегка покраснела. — Хорошо, от одной ночи, наверное, вреда не будет. — И, не послушав Биссетт, она на остаток ночи взяла меня к себе в постель.

Проснувшись на следующее утро в постели матушки, я воспринял это как должное. Как обычно, она успела уже встать; в комнате, когда я отдернул полог и осмотрелся, все выглядело по-старому, но казалось непривычным: шкаф для белья и умывальник стояли на тех же местах, на туалетном столике лежала красивая лаковая шкатулка с изображением тигриной охоты и с серебряными уголками, похожими на лапы. Но внезапно нахлынули воспоминания о прошлой ночи, и я сообразил, почему комната выглядит чужой: я уже долго тут не спал.

Спустившись вниз, я вздрогнул от звука мужского голоса, но в холле увидел, что это мистер Эмерис. Не теряя достоинства, он склонился над замком и засовами парадной двери. Даже в такой позе выглядел он великолепно: коричневый сюртук с золотым галуном, темные плисовые штаны до колен, треуголка, с пояса свисает дубинка. Деревенский констебль, церковный сторож (в каковом качестве он, уже при ином атрибуте должности, провожал по воскресеньям прочих дворян к их скамьям в церкви) и ризничий, он объединял в своем лице всю приходскую администрацию. Сидя с матушкой за завтраком в малой гостиной, я различал среди голосов в холле его негромкое низкое бормотание на ровной, ворчливо-успокоительной ноте.

— Взломщик, похоже, ничего не взял, — сказала мне матушка. — Ночью Биссетт нашла у передней двери пару серебряных подсвечников — должно быть, он уронил их, когда пытался выбраться, а все остальное как будто на месте.

Здорово. Мы его напугали: он ничего не успел.

— Да, — кивнула она. — Вполне возможно. Раздался стук, мистер Эмерис, едва приоткрыв дверь, чтобы протиснуть туда свое объемистое тело, вошел обратно, тут же закрыл ее за собой и сказал кому-то в холле:

— Очень вам благодарен, госпожа, позже я попрошу вас рассказать все заново.

Покачивая головой и вздыхая, он снял шляпу и сел по приглашению матери на софу.