Внутренняя Жизнь - Ледбитер Чарлз Уэбстер - Страница 13

Путь этот назван "Путём Скорби", поскольку он требует постоянного самопожертвования, но на самом деле это название в чём-то неверно, поскольку хотя здесь действительно присутствует страдание, это страдание низшего, а не высшего, и если человек бездельем и безразличием станет избегать этого страдания и оставит невыполненной свою работу, к нему, на значительно высшем уровне, непременно придёт куда большее страдание — в форме раскаяния. Такая неизбежность страдания на этом пути возникает из того, что ученик стремится здесь и сейчас, в четвёртом круге, выполнить то, что будет лёгким и естественным в седьмом. Тогда все наши проводники будут намного более развиты, да и сам материал, из которого они построены, будет в совсем другом состоянии. Потому заставлять наши нынешние неразвитые проводники выполнять работу, лёгкую для тех, кто полностью разовьётся за будущие миллионы лет, значит подвергать их значительному напряжению, а оно неизбежно производит некоторое количество страдания.

Это подобно тем страданиям и лишениям, которым охотно подвергает себя атлет, когда тренируется. Если он хочет участвовать в больших забегах, или состязаться в силе, он должен заставить своё физическое тело совершать большее, чем оно естественно могло бы делать, и отказываться от многих вещей, которые ему очень нравятся, и отсутствие которых несомненно вызывает значительный дискомфорт, а возможно, и некоторое страдание. И всё же ради своей цели атлет бодро это претерпевает, ведь избежав этих сравнительно небольших временных неудобств, он лишит себя возможности принять участие в соревнованиях, и вероятно, когда он впоследствии увидит, как движутся к победе его товарищи, он будет сожалеть о своём самопотакании, вызвавшем более острое страдание на более высоком плане. Аналогия эта годна и в отношении усилий, требуемых для продвижения по пути отречения — человек, отвергнувший этот путь по причине его сложности и трудности, несомненно в конечном счёте будет страдать куда сильнее — от раскаивания, что он оставил своих собратьев без всякой помощи, когда мог помочь, и видя, какие беды они претерпевают, в то время как он мог избавить их от них, если бы не потакал себе.

Самому "я" боль никогда не причиняется, но лишь низшим проводникам, когда их стремятся преждевременно к чему-либо приспособить. Можно привести хорошую аналогию с ростом крабов и прочих панцирных. Кости у этих существ находятся снаружи, для лучшей защиты, в то время как у нас они внутри, в форме скелета. Фатальный недостаток устройства панцирных в том, что когда такое существо растёт, ему приходится разрывать свою оболочку и ждать, когда вырастет новая, что и болезненно, и неудобно. Так вот и в процессе нашего роста мы создаём себе панцири из мысли, будто мы ментальные ракообразные. Оболочка становится мала, а мы продолжаем пытаться расти изнутри, и всегда в конце концов это оказывается невозможным, и мы болезненно разламываем её. Но всё же это неизбежно, так что не сетуйте на карму и неизменные законы природы — вы сами в прошлом создали эту оболочку, и сами должны её разбить. Но если вы захотите избежать неудобства, связанного с её разбиванием, то потом вы будете страдать ещё сильнее — от чувства неудовлетворённости отсутствием прогресса.

Многие люди боятся перемен, особенно перемен в верованиях, и это происходит не только от унаследованных предрассудков, но также и от действительного страха и сомнений — боязни, что если раз сдвинуться с места, то потом уже нигде не найти умственной гавани, где можно бросить якорь. Многие совершенно неспособны защитить свою веру рационально, или решить проблемы, неизбежно возникающие в связи с ней, и всё же они боятся её отпустить. Рано или поздно им придётся это сделать, хотя расширение их взглядов и верований обязательно будет сопровождаться болью. Действительно, если бы мы не разбивали своих оболочек, у нас бы не было страданий, но с другой стороны, не было бы и прогресса.

Жизнь ученика полна радости — ни на мнговение в этом не сомневайтесь. Но это нелёгкая жизнь. Работа, которую ему приходится выполнять, очень тяжела, а его борьба весьма реальна. Сжать в несколько коротких жизней эволюцию многих миллионов лет — ту эволюцию, на обычный ход которой природой отпущено три с половиной круга — это вовсе не праздник. Анни Безант писала: "ученики — это тигли природы, в которых вредные вещества разлагаются и вновь вступают в те соединения, что способствуют общему благу".

И каждому становиться таким тиглем вовсе не обязательно, возможно, гораздо ближе к истине будет, что этого ищут и добиваются, и ещё точнее будет сказать, что раз увидев великую жертву логоса, человек уже не видит другой возможности, кроме как присоединиться к ней — сделать всё, что в его силах, чтобы принять в ней крошечное участие, помогая ей, в какую бы цену это ни стало для его низшей природы. И это не детские игры, это действительно требует зачастую ужасного напряжения. Но всякий, кто серьёзно подошёл к изучению, сможет осознать, что человек может так любить свою работу, что она ему будет только в радость, а всё, что к ней не относится, не будет для него стоящим удовольствием, даже если эта работа будет требовать напряжения на пределе возможностей любого его проводника — физического, астрального или ментального.

Следует помнить, что когда всему человечеству придётся выполнять эту работу и достигать этого развития, оно будет подготовлено к этим усилиям куда лучше, чем человек, пытающийся пройти более крутым и коротким путём сейчас. Многие из его трудностей вызваны тем, что он с набором тел четвёртого круга пытается достичь результатов, к достижению которых природа подготовит своих детей, менее склонных к приключениям, снабдив их в будущих эпохах великолепными проводниками седьмого круга. Конечно, чтобы приобрести эти замечательные тела, более слабым душам тоже придётся проделать ту же самую работу; но будучи растянута на тысячи воплощений, она, естественно, выглядит менее устрашающей.

И всё же, за пределами и выше всей своей борьбы ученик обладает радостью, которая всегда с ним пребывает, тем миром и безмятежностью, которых не может поколебать ничто на земле. Не будь у него этого, он был бы просто слугой своего учителя без всякой веры, поскольку позволял бы временному напряжению проводников подавлять его восприятие внутреннего "я"; он бы отождествлялся с низшим, а не с высшим.

Потому в чём-то забавно называть это путём скорби, в то время как совершенно ясно, что куда больше скорби ожидает того кандидата, который этим путём не последует. Воистину, человеку, на самом деле исполняющему свой долг, неведома настоящая печаль: "Никогда практикующий праведность, о возлюбленный, не пойдёт путём горя" (Бхагавад-гита, VI.40).

Это что касается внутренней жизни ученика, но если рассмотреть обхождение, с которым он скорей всего столкнётся на физическом плане, название "путь скорби" вовсе не будет неуместным, по меньшей мере, если в стараниях помочь миру ему придётся выполнять какую-либо публичную работу. Руйсбрёк, фламандский мистик XIV века, писал о вступающих на этот путь: "Эти несчастные иногда лишены всех благ земли, друзей и знакомых, и покинуты всеми созданиями; в их святость не верят и презирают её; своими зловредными построениями люди извращают все труды их жизни; окружающие пренебрегают ими и отвергают их; а иногда их поражают разные болезни". Помните также, что писала Е. П. Блаватская: "Где в истории мы встретим вестника — великого или скромного, посвящённого или неофита, который, неся какую-нибудь доселе сокрытую истину или истины, не был бы распят или разорван на куски псами зависти, злобы и невежества? Таков ужасный оккультный закон, и кто не чувствует в себе смелости льва, чтобы презирать дикий лай, и души голубя, чтобы простить бедных невежественных дураков, пусть лучше оставит Священную Науку" ("Тайная доктрина", т. III, с. 90.)

К новой истине мир обычно относится так — сначала высмеивает её, потом начинает на неё злиться, а затем принимает её, делая вид, что всегда придерживался таких взглядов. Тем временем тот, кто первым провозгласил эту истину, обычно уже казнён или умер от разбитого сердца.