Записки диверсанта - Старинов Илья Григорьевич - Страница 17

— Посмотрим! — загадочно говорит он. — Действовать придется в тылу врага А там другие законы…

После сцены встречи с Пересом Саласом я вижу другую картину. Вновь залитая солнцем дорога. Мы еще пробиваемся на своем «мерседесе» через встречный поток беженцев. Противник наступает на Пособланко, и жители бегут от фашистских извергов. Скрипя, ползут высококолесные, похожие на арбы повозки. В них — плачущие, растрепанные дети и измученные женщины. Мулы тревожно прядают ушами, глаза этих кротких животных налиты испугом. Похоже, даже животные в Испании стали понимать, какие опасности таит в себе хорошая погода. Потемневший от гнева Висенте привез нас в Андухар. Городок, затянутый тонкой пеленой кирпичной пыли, неузнаваем. Дома, где мы разговаривали с полковником Пересом Саласом, больше не существует… Только что закончился налет. Отчаянно кричат женщины, разыскивая детей. Одна из них стоит на коленях посреди улицы и шлет проклятия небу. Мы сгружаем динамит и отдаем машины для перевозки раненых. Около полуразрушенного дома небольшая группа людей орудует ломами, самодельными вагами и лопатами. Ею командует секретарь Андухарского комитета партии Хименес. Из-под развалин доносится плач ребенка, слышны стоны.

— Хватит! — кричит Хименес и лезет в образовавшееся отверстие. Проходит несколько томительных минут. Хименес подает в щель между камнями рыдающего мальчика трех-четырех лет. Ребенка спасли, а мать была уже мертва… Пеле находит нас только час спустя. Он перевез в госпиталь восемь тяжелораненых детей и женщин. Двое детей скончалось в дороге.

— Я еще посчитаюсь с Франко! — кричит Пеле, и мне понятно: он кричит потому, что боится заплакать. — Я еще сведу счеты с его грязными свиньями! Я заставлю убийц жрать собственный навоз!… И все же во время следующей встречи полковник Перес Салас подтверждает свое запрещение. Выходит, вражеские батальоны, танки, орудия будут спокойно следовать к линии фронта, чтобы потом уничтожать республиканских бойцов и мирных жителей? Диверсия в туннеле Весной 1937 года республиканские войсковые партизаны совершили на южном фронте немало вылазок в тыл начавшего наступление противника. Им удалось даже создать на территории мятежников несколько скрытых баз. Дороги и военные объекты фалангистов находились довольно далеко от линии фронта. Подрывникам приходилось затрачивать много времени на подход к ним и нередко проводить там по двое-трое суток. Тщательно замаскированные базы в самом тылу врага позволяли нашим людям не только укрываться в дневное время, но и выполнять сразу несколько операций, не возвращаясь каждый раз через линию фронта. Базу под Адамусом мы организовали в помещениях заброшенного маслодельного и сыроваренного завода, окруженного густыми оливковыми рощами. Наличие этой базы позволяло небольшим группам за одну ночь добираться до железных дорог Пеньярроя — Кордова или Монторо — Кордова, минировать их и бесследно исчезать от преследователей. Жителей поблизости от завода не было: все крестьяне ушли на территорию республики. Заводик выглядел белюдным. Мы отлично видели шоссе, ведущее от Кордовы к расположенной в трех километрах от нас гидроэлектростанции. По шоссе внизу спокойно проходили автомашины противника. На плотине разгуливали военные, и никто из них даже не подозревал о близком соседстве с нами. А мы наблюдали… Конечно, существовала опасность обнаружения. Но мы были очень осторожны. Надежное боевое охранение стерегло все возможные подходы к заводику, На самых опасных тропах, ведущих к базе, были установлены управляемые фугасы-камнеметы, которые на ночь усиливались автоматическими минами. Движение по территории базы свели к минимуму: заводик выглядел безлюдным… Именно с этого заброшенного заводика выходили группы, пустившие под откос восточное Монторо состав с боеприпасами, взорвавшие поезд в туннеле на участке Пеньярроя — Кордова, а затем несколько мостов в том же районе… Туннель был выведен из строя с помощью подхватываемой мины, испытанной еще под Киевом в 1932 году. Между рельсами положили автомобильную шину, начиненную взрывчаткой. К шине привязали отрезок стального троса в виде петли. Паровоз, выскочив на приличной скорости из-за поворота, зацепил петлю своим сцепным устройством, и уволок автошину с собой. Сработали два терочных воспламенителя. Одновременно диверсанты из кустов начали забрасывать вагоны бутылками с горючей смесью. Горящий эшелон скрылся в туннели. Через несколько секунд раздался приглушенный хлопок взрыва… Эшелон с боеприпасами горел и взрывался несколько суток. Путь оказался сильно поврежденным, а туннель — завален. Рельсы, вплавленные в камень, противнику пришлось вырезать автогенами и рвать динамитом. Фашисты наступавшие на Пособланко, очень нуждались в этой дороге. Диверсия для них явилась тем более неожиданной, что после нашей первой неудачной попытки совершить налет на туннель, мятежники поставили на его охрану почти целый батальон. Могли ли они предполагать, что роковую мину втащит сюда их же паровоз?! Следует сказать, что полковник Перес Салас, приказавший разрушить туннель, щедро предложил капитану Доминго роту бойцов и тонну динамита. А в действительности для этого понадобилось только девять подрывников и всего пятьдесят килограммов взрывчатки!

— Командующий фронтом хорошо знает наставления, но совершенно незнаком с партизанской техник кой, — говорил потом Доминго. — Иначе бы он не раскошелился. А вот мы-то найдем, как распорядиться тонной динамита.

— Не пробовал ли ты говорить с полковником об устройстве крушения поездов? — не утерпел я.

— Будь я проклят, если еще раз стану объяснять этой глухой стене, этому монархисту, что нужно взрывать вражеские поезда! С большим успехом я мог бы растолковать это своей лошади!

— Ну положим, Перес Салас не монархист…

— Все равно!.. Как это у вас говорится по-русски… Попутчик? Да, да! Он попутчик! И, помяни мое слово, — ненадежный [К чести полковника Саласа надо сказать, что он остался до конца верен республике и в 1939 году был расстрелян, фашистами. — Прим.]. Доминго раскипятился так, что останавливать его я считал бесполезным. Но капитан явно перегибал палку. После взрыва в туннеле Перес Салас стал относиться к подрывникам лучше, хотя по-прежнему все еще запрещал организовывать крушения поездов там, где продолжается пассажирское движение. Что ж, приказ есть приказ! Но однажды минеры все же нарушили его… Уничтожение эшелона со штабом итальянской авиадивизии В лунную ночь тремя группами покинули мы базу под Адамусом и направились к железнодорожному узлу Кордова. В нескольких километрах от города, вдали от дорог, одна из этих групп натолкнулась на покинутое кортихо. — сложенный из камней пастушеский домик с невысокой глиняной оградой. Под утро прошел сильный дождь, бойцы промокли, устали и решили передохнуть. На посту оставался испанец Маркес. Возле двери, не выпуская из рук карабина, растянулся Хуан Гранде. На лавке под окном пристроился Рубио. Остальные улеглись на пол. Сон мгновенно сморил людей. Бодрствовали только Анто-нио, нянчившийся со своим неразлучным маузером, да два новичка — итальянцы Альдо и Эмилио из батальона имени Гарибальди, тихонько переговаривавшиеся о чем-то. Задремал и я, но вскоре меня разбудили.

— К кортихо идет пастух. Гонит коз и овец, — склонившись ко мне, прошептал командир группы Маркес. Притаившись за окном, мы стали следить за хозяином кортихо. Пастух был, видимо смелый человек. Он заметил наши следы и все же неторопливо продолжал свой путь. Знакомство состоялось быстро. Мы открылись пастуху и попросили его рассказать, что он знает о фашистах Кордовы. Пастух уселся на пороге, как садятся у нас в Твери или Рязани, сунул в угол посох.

— Много их в "Кордове, — не спеша начал он. — Очень много… И все идут, окаянные. Все идут… Продвиньтесь километра полтора на восток. Сами убедитесь, что говорю правду… Большая у них сила: что людей, что машин — хоть отбавляй. Тут неподалеку и аэродром устроили… А вот вас мало, сынки. Поверьте старому Мануэлю — мало. Не справитесь с итальянцами, что хозяйничают на аэродроме…