Деревенские девчонки - О'Брайен Эдна - Страница 9

Бэйба появилась с блюдом из огнеупорного стекла, наполовину полным бисквитов, и поставила его на постель вместе с тарелочками и десертными ложками. Её мать стала их раскладывать. Розовые бисквиты вместе с ломтиками персиков, вишнёвым желе, кружочками бананов напомнили мне те дни, когда у нас дома тоже водились такие вещи. Я вспомнила, как мама раскладывала нам их по тарелкам, моему отцу, мне и Хикки, а для себя оставляла ложечку на самом дне большого блюда. У меня перед глазами встало её нахмуренное лицо, когда я капризничала и не хотела есть; тогда отец кричал на меня, чтобы я прекратила, а Хикки только посмеивался и повторял:

– Нам больше останется.

Я вспоминала всё это, когда услышала слова Бэйбы:

– Да она не ест бисквиты.

Она имела в виду меня. Её мама разложила мою порцию на их три тарелки, и при виде того, как они аппетитно уплетают лакомство, у меня потекли слюнки.

– Марта, слышишь, Марта, кем я буду, когда вырасту? – допытывался у матери Диклэн.

Он закурил сигарету и теперь учился затягиваться.

– Не ломай над этим голову, будешь, кем тебе захочется. Может быть, актёром, иногда это бывает здорово, – ответила Марта, глядя в зеркало и выдавливая прыщик на щеке.

– Мама, а ты была знаменита? – спросила Бэйба у отражения в зеркале.

Лицо в зеркале приподняло в раздумье бровь и вздохнуло, припоминая. Марта когда-то была танцовщицей балета. Но потом, когда она вышла замуж, ей пришлось отказаться от карьеры. По крайней мере так она говорила.

– А почему ты бросила карьеру? – спросила Бэйба, прекрасно зная ответ.

– Я была слишком высокой для актрисы, – сказала Марта, проходясь в танце на носках от зеркала через комнату и играя в воздухе красной горжеткой.

– Слишком высокой? Боже, расскажи нам эту историю, – попросила у матери Бэйба, и та в ответ снова сделала несколько танцевальных па на носках.

– Я могла бы выйти замуж сотню раз, сотни мужчин умоляли меня о замужестве, – сказала Марта, и дети начали аплодировать ей.

– Один из них был актёром, другой поэтом, а дюжина других – дипломатами, – голос её упал до шёпота, когда она обратилась к двум золотым рыбкам, плававшим в аквариуме на туалетном столике.

– Дипломатия – это получше, чем наша дыра, – пробурчала Бэйба.

– Боже мой! – вскрикнула Марта, когда на дворе раздался сигнал автомобиля, и все вскочили.

– Курица, курица, – всплеснула руками Марта и затолкала её в гардероб, набросив на неё старое покрывало. В гардеробе висели летние вещи и валялась белая меховая шапка.

– Проваливайте отсюда, займитесь чем-нибудь в кухне – своими уроками, – говоря это, Марта достала свою зубную щётку и принялась чистить зубы над умывальной раковиной. Их дом внутри был очень современным, с двумя спальнями и с умывальными комнатами при них. Потом она спустилась к нам в кухню.

– Нормально? – спросила она, дохнув на Бэйбу.

– Он решит, что ты чертовски хорошо ухаживаешь за своими зубами, – хихикнула Бэйба, а потом сделала серьёзное лицо, услышав его шаги с черного хода. Он нёс в руках разряженный винчестер, открытый пакет с ватой и коробку из-под обуви, наполненную стручками гороха.

– Мамочка. Диклэн. Бэйба. – Он поприветствовал каждого из членов семьи. Меня закрывала от него дверь, и он не мог меня видеть. Его голос был низким, хрипловатым и звучал слегка насмешливо. Марта наклонилась и достала из духовки его обед. Это оказалась свиная отбивная, которая уже немного засохла, с тушёными овощами, показавшимися мне разваренными. Она поставила тарелку с едой на серебряный поднос с аккуратно разложенным прибором. Моя мама всегда говорила, что Бреннаны могут есть только не иначе, как только с полным набором столовых приборов и салфеткой.

– Мне казалось, мамочка, у нас сегодня на обед курица, – произнёс он, снимая свои очки и протирая их большим белым носовым платком.

– Эта полоумная Молли не закрыла шкафчик с продуктами, и Ровер вытащил курицу, – холодно сказала Марта.

– Вот глупая. Где она?

– Болтается где-то с парнями, – сказала Бэйба.

– Молли должна быть наказана за это, ты слышишь меня, мамочка? – И Марта ответила, что она не глухая. В этот момент я кашлянула, так как хотела, чтобы он обратил на меня внимание, по крайней мере знал, что я здесь есть. Он стоял спиной ко мне, но тут же быстро повернулся.

– Ах, Кэтлин, Кэтлин, милое дитя.

Он подошёл ко мне, положил мне на плечи руки и легонько поцеловал в обе щеки. От него слегка попахивало вином.

– Как бы я хотел, Кэтлин, чтобы другие, – сказал он, размахивая в воздухе рукой, – другие были бы столь же умны и воспитанны, как ты.

Бэйба высунула язык, и он тут же, словно у него были глаза на затылке, обернулся к ней.

– Бэйба.

– Да, папочка?

Она тут же расцвела улыбкой, сладенькой, приторной улыбкой, и ямки на её щеках сами собой стали именно нужной глубины.

– Ты умеешь готовить горох?

– Нет.

– А твоя мать умеет готовить горох?

– Я не умею.

Марта выходила в прихожую, чтобы ответить на телефонный звонок; и как раз в этом момент вернулась обратно, что-то записывая в телефонную книжку.

– Тебя вызывают в Куригануар. К семье О'Брайенов. У них умирает тёлка. Это срочно, – сказала она, записывая в записную книжку, как добраться к нужному месту.

– Ты умеешь готовить горох, мамочка?

– Поезжай же наконец. Они сказали, что в прошлый раз ты приехал слишком поздно, тогда их лошадь умерла, а жеребёнок родился хромым.

– Дурость, дурость, дурость, – сказал он.

Я так и не поняла, имел ли он в виду свою жену или семью в Куригануаре. Он выпил молока из кружки, которая стояла на туалетном столике. Пил он шумно, слышно было, как молоко низвергается у него в горло.

Марта вздохнула и закурила сигарету. Его обед, к которому он не прикоснулся, простывал на подносе.

– Ты бы лучше научилась готовить горох, мамочка, – сказал он.

Она принялась тихонько насвистывать, не обращая на него внимания, словно она шла по пыльной горной дороге и насвистывала, чтобы приободрить себя или чтобы подозвать собаку, которая погналась за кроликом по полю. Он вышел и хлопнул дверью.

– Он ушёл? – спросил Диклэн из кладовки, куда он заперся.

Его отец часто звал Диклэна с собой, но тот предпочитал сидеть дома, курить и болтать с Мартой о её карьере. Он хотел стать киноактёром.

– А мы пойдём сегодня на спектакль, Марта? – спросила Бэйба.

– И ещё как! Он может сам готовить свой дурацкий горох. Какое оскорбление! Я в последний раз ела горох, когда его мать-толстуха готовила им крапивные щи. Боже мой! – В первый раз я видела Марту в ярости.

– Тебе лучше не ходить на спектакль. Твой отец может там появиться в стельку пьяным и заблевать весь пол, – сказала мне Бэйба.

– Нет, она пойдёт, – вмешался Диклэн, – не правда ли, Марта?

Марта улыбнулась мне и сказала, что я, конечно же, пойду.

– Но если там будет мистер Джентльмен, то чур я сижу рядом с ним, – сказала Бэйба, взмахнув своими чёрными косами.

– Нет. С ним будешь сидеть не ты, а я, – улыбнувшись, сказала Марта.

У Марты тоже оказались ямочки на щеках, но не такие глубокие, как у Бэйбы, и не такие симпатичные, потому что у неё была очень белая кожа.

– Во всяком случае, у него есть подружка в Дублине. Девчонка из кордебалета, – объявила нам Бэйба и подняла юбку до коленей, как, по её мнению, делали девчонки из кордебалета.

– Врунья, врунья, – крикнул ей Диклэн и запустил в неё коробкой с горохом. Её содержимое разлетелось по всему полу, и мне пришлось опуститься на колени, чтобы собрать его. Бэйба открыла несколько стручков и съела нежные горошины. Я бросила пустые стручки в огонь. Марта пошла наверх собираться, а Диклэн отправился в гостиную поиграть на граммофоне.

– Кто тебе сказал про мистера Джентльмена? – спросила я робко.

– Да ты сама, – ответила она, нагло взглянув на меня в упор своими голубыми глазами.

– Я ничего такого не говорила. Как ты смеешь! – Меня трясло от ярости.