Повести и рассказы для взрослых детей - Успенский Эдуард Николаевич - Страница 24

• Предыдущая
• 24/51
• Следующая

Но если они смиренны, нечего им там делать. Пусть женщины смирно сидят дома и смирно воспитывают детей – Фридрихов и Петров, Овидиев и Аугустинов, Лютеров и Диогенов и, уж конечно, Сахаровых и Солженицыных.

«Зерцало» считает:

«Гордыя не могут пробыть без наказания, смиренныя не останутся без награждения.

Того ради величайший Стихотворец в нынешнем времяни гласит: смирися, Господь бо гордыни не оставит без отмщения. Господь благословит смиренныя сердца, и прокленет гордых…»

Хотел бы я знать, кого Петр I считает величайшим Стихотворцем в том времени. Ведь тогда даже Ломоносова еще не было.

Интересная ситуация. Правители часто сами назначали лучших поэтов. И как правило, не тех. Время проходило, и самих правителей, и их лучших поэтов люди забывали. В памяти человечества оставались жить по большей части поэты, оппозиционные к правителям. И правителей часто помнили потому, что их упоминали гонимые поэты.

Кто помнит правителя времен Гомера или Аристофана?

Сталин назначил лучшим поэтом советского времени Маяковского. Прав ли он? А Блок? А Есенин? А Мандельштам? А Пастернак? А Гумилев? А Цветаева? Они не лучшие? Я бы назначил Ахматову. Если бы не был смиренным.

«Григорий пишет: смирение есть начало и источник добродетелеи…»

«Сему согласуется Златоуст глаголя: тако превосходит смирение похвалу прочих добродетелей, что ежели онои при том (при них. – Э. У.) не будет, протчия все ни во что».

«Единым словом, всякая гордость, хотя в духовном, мирском или в домовном поведении, не служит чести Божиеи, и не может быть постоянно. [*] Кто летать хощет, не выростя на пред перья, оное неудачно бывает, и срамотою покрывается. Смиренныи ожидает время, которое Бог к возвышению его поставил, которое его утешит».

Так что, уважаемые отроки, давайте обрастать перьями. Это не значит, что надо смирненько сидеть в норке и ждать, когда все кругом расцветет. Это значит – надо заниматься своей работой, ставя перед собой самые сложные задачи, не думая о наградах, не стремясь вверх ко двору.

«Зерцало» заканчивается словами Иова праведного:

«Бог возвышает смиренных, и вспомогает печалным. О нем всяк возрадоватися может».

Бог возвышает смиренных. Я на это надеюсь. Хотя к смиренным себя не отношу. Не дай нам Бог гордых вождей. Дай Бог вождей печальных!

А сейчас в комнату войдет моя бабушка и скажет:

– Ну что, бестолочь, опять бездельничаешь? Весь век бы тебе из себя шута корежить, идол ты стоеросовый.

А я кувыркнусь на туго натянутой проволоке и отвечу:

– Бабушка, бабушка, Вера Петровна! Ну, зачем ты так ругаешься, надрываешь мое бедное интеллигентное сердце?

– Чего? Чего? – закричит она и даже захлебнется от возмущения. – Да какое отношение ты имеешь к этому виду человечества?

А что она дальше скажет, трудно угадать. Что-нибудь ядовитое и вредное. Она за словом в карман не лезет. Ни в карман, ни в словарь. Даже более того, она сама могла бы мгновенно составить «Словарь ругательных слов и выражений трудовой интеллигенции и крестьянства» любой области или края нашей необъятной родины.

Но ничего, пусть ругается. Сегодня у меня тоже запасен для нее сюрприз.

Итак, вот она. И точно:

– Ну что, горе семейное, опять на жердочке сидишь? Петушок Курыханович! Всю бы жизнь тебе дурака валять!

– Бабушка, бабушка, Вера Петровна! Ну, зачем ты так ругаешься, надрываешь мое бедное интеллигентное сердце? Ведь мы, настоящие интеллигенты, просто болеем от всякой грубости.

– Что? Что? – кричит бабушка. – Да какое отношение ты имеешь к интеллигенции? Писать, считать выучился? В институт пять лет ходил по вечерам?! С лифтершей здороваешься?

– Да. А что, по-твоему этого мало?

– Для тебя более чем достаточно! Эх, ты, питекантроп от интеллигенции!

Да, она может составлять словарь ругательных слов и выражений. И не просто словарь, а сразу издание второе, улучшенное и дополненное.

– Ну, хорошо, Вера Петровна, а с кого мне брать пример по интеллигентности? Кто является образцом в нашем Фили-Мазиловском районе?

Бабушка притормозила:

– Если бы я знала не два языка, а пять, кончила два института, а не один, и сделала бы втрое больше полезного для детей, тогда пример был бы рядом.

– Вот тогда, бабушка, ты бы и делала мне замечания… (Пауза.) Но все равно спасибо за лекцию. Мой запас знаний в этой области увеличился вдвое. Теперь мне гораздо легче морочить людям голову и изображать из себя то, чего ты, бабушка, так и не достигла.

– Тьфу ты! – сказала она.

– А можно, бабуся, дополнительный вопросик? Скажи ты мне, моя драгоценная, а должен ли интеллигентный человек быть наблюдательным?

Вместо ответа она внимательно огляделась. А по стенам красовались плакаты:

– Это еще на какую высоту? – спросила бабушка. – Может, нам потолки подметать?

– Зачем потолки? Вон на полках сколько пыли собралось.

– Ладно, – согласилась бабушка. – Но, если я еще что-нибудь про котлетоподгораемость услышу, придется тебе столовопосещаемость повышать. – И она повернулась, чтобы уйти.

– Стой, бабушка, – окликнул я. – Подожди. Вот, прочти это.

И я протянул ей нижеследующий документ:

Сейчас я объясню, откуда взялась эта странная бумага. По профессии я – Иван Бултых. Фамилия моя – клоун. То есть, наоборот. И сейчас я пытаюсь свалить нашего завлита – Тихомирова Афанасия Сергеевича.

В каждой организации нашего типа всеми делами обычно заправляют три человека. Это – директор, главный режиссер и завлит. Директор отвечает за всю организацию в целом. Завлит – за репертуар, за тексты, в общем, за все то, что произносится со сцены. А главный режиссер ставит программы и спектакли. Короче, доносит до зрителя тексты, полученные от репертуарного отдела.

Должности эти – приблизительно равные, и в каждом зрелищном деле заправляет обычно тот человек из троих, который опытнее, энергичнее и волевее.

Афанасий Сергеевич Тихомиров не заправляет ничем. Но мешает всему. Если что-то смешное получилось у нас, значит, он просто недосмотрел, не успел испортить или запретить.

А вдруг новый номер не понравится руководству? А если из-за этой песенки будут неприятности? Не нужно нам ничего особо нового. Давайте работать по старинке, как деды и отцы.

Прихожу я к ним в отдел три месяца назад.

– Я рассказ принес из «Литературки» Хайта и Курляндского. Про Диогена. Хочу сценку сделать.

– О чем рассказ?

– О том, как человек бочку нашел и решил в нее залезть, подумать спокойно. А ему все мешали. Мол, зачем бочку украл? Что о тебе иностранцы подумают? А ну, вылезай!

• Предыдущая
• 24/51
• Следующая