В стране водяных - Акутагава Рюноскэ - Страница 12
- Предыдущая
- 12/22
- Следующая
10
– Что с тобой сегодня? – спросил я студента Раппа. – Что тебя так угнетает?
Это было на другой день после пожара. Мы сидели у меня в гостиной. Я курил сигарету, а Рапп с растерянным видом, закинув ногу на ногу и опустив голову так, что не видно было его сгнившего клюва, глядел на пол.
– Так что же с тобой, Рапп?
Рапп наконец поднял голову.
– Да нет, пустяки, ничего особенного, – печально отозвался он гнусавым голосом. – Стою я это сегодня у окна и так, между прочим, говорю тихонько: «Ого, вот уж и росянки-мухоловки расцвели…» И что вы думаете, сестра моя вдруг разъярилась и на меня набросилась: «Это что же, мол, ты меня мухоловкой считаешь?» И пошла меня пилить. Тут же к ней присоединилась и мать, которая ее всегда поддерживает.
– Позволь, но какое отношение цветущие мухоловки имеют к твоей сестре?
– Она, наверное, решила, будто я намекаю на то, что она все время гоняется за самцами. Ну, в ссору вмешалась тетка – она вечно не в ладах с матерью. Скандал разгорелся ужасный. Услыхал нас вечно пьяный отец и принялся лупить всех без разбора. В довершении всего мой младший братишка, воспользовавшись суматохой, стащил у матери кошелек с деньгами и удрал… не то в кино, не то еще куда-то. А я… Я уже…
Рапп закрыл лицо руками и беззвучно заплакал. Само собой разумеется, что мне стало жаль его. Само собой разумеется и то, что я тут же вспомнил, как презирает систему семейных отношений поэт Токк. Я похлопал Раппа по плечу и стал по мере своих сил и возможностей утешать его.
– Это случается в каждой семье, – сказал я. – Не стоит так расстраиваться.
– Если бы… Если бы хоть клюв был цел…
– Ну, тут уж ничего не поделаешь. Послушай, а не пойти ли нам к Токку, а?
– Господин Токк меня презирает. Я ведь не способен, как он, навсегда порвать с семьей.
– Тогда пойдем к Крабаку.
После концерта, о котором я упоминал, мы с Крабаком подружились, поэтом у я мог отважиться повести Раппа в дом этого великого музыканта. Крабак жил гораздо роскошнее, чем, скажем, Токк, хотя, конечно, не так роскошно, как капиталист Гэр. В его комнате, битком набитой всевозможными безделушками – терракотовыми статуэтками и персидской керамикой, – помещался турецкий диван, и сам Крабак обычно восседал на этом диване под собственным портретом, играя со своими детишками. Но на этот раз он был почему-то один. Он сидел с мрачным видом, скрестив на груди руки. Пол у его ног был усыпан клочьями бумаги. Рапп вместе с поэтом Токком неоднократно, должно быть, встречался с Крабаком, но сейчас увидев, что Крабак не в духе, перетрусил и, отвесив ему робкий поклон, молча присел в углу.
– Что с тобой, Крабак? – осведомился я, едва успев поздороваться.
– Ты еще спрашиваешь! – отозвался великий музыкант. – Как тебе нравится этот кретин критик? Объявил, что моя лирика никуда не годится по сравнению с лирикой Токка!
– Но ведь ты же музыкант…
– Погоди. Это еще можно вытерпеть. Но ведь этот негодяй, кроме того, утверждает, что по сравнению с Рокком я ничто, меня нельзя даже назвать музыкантом!
Рокк – это музыкант, которого постоянно сравнивают с Крабаком. К сожалению, он не состоял членом клуба сверхчеловеков, и я не имел случая с ним побеседовать. Но его характерную физиономию со вздернутым клювом я хорошо знал по фотографиям в газетах.
– Рокк, конечно, тоже гений, – сказал я. – Но его произведениям не хватает современной страстности, которая льется через край в твоей музыке.
– Ты действительно так думаешь?
– Да, именно так.
Крабак вдруг вскочил на ноги и, схватив одну из танаградских статуэток, с размаху швырнул ее на пол. Перепуганный Рапп взвизгнул и бросился было наутек, но Крабак жестом предложил нам успокоиться, а затем холодно сказал:
– Ты думаешь так потому, что, как и всякая посредственность, не обладаешь слухом. А я – я боюсь Рокка.
– Ты? Не скромничай, пожалуйста!
– Да кто же скромничает? С какой стати мне скромничать? Я корчу из себя скромника перед вами не больше, чем перед критиками! Я – Крабак, гений! В этом смысле Рокк мне не страшен.
– Чего же ты тогда боишься?
– Чего-то неизвестного… Может быть, звезды, под которой родился Рокк.
– Что-то я тебя не понимаю.
– Попробую сказать иначе, чтобы было понятнее. Рокк не воспринимает моего влияния. А я всегда незаметно для себя оказываюсь под влиянием Рокка.
– Твоя восприимчивость…
– Ах, оставь, пожалуйста. При чем тут здесь восприимчивость? Рокк работает спокойно и уверенно. Он всегда занимается вещами, с которыми может справиться один. А я вот не таков. Я неизменно пребываю в состоянии раздражения и растерянности. Возможно, с точки зрения Рокка, расстояние между нами не составляет и шага. Я же считаю, что нас разделяют десятки миль.
– Но ваша «Героическая симфония», маэстро!.. – робко проговорил Рапп.
– Замолчи! – Узкие глаза Раппа сузились еще больше, и он с отвращением поглядел на студента. – Что ты понимаешь? Ты и тебе подобные! Я знаю Рокка лучше, чем все эти собаки, которые лижут ему ноги!
– Ну хорошо, хорошо. Успокойся.
– Если бы я мог успокоиться… Я только и мечтаю об этом… Кто-то неведомый поставил на моем пути этого Рокка, чтобы глумиться надо мною, Крабаком. Философ Магг хорошо понимает все это. Да-да, понимает, хотя только и делает, что листает растрепанные фолианты пол своим семицветным фонарем…
– Как так?
– Прочитай его последнюю книгу – «Слово идиота».
Крабак подал, вернее, швырнул мне книгу. Затем он вновь скрестил на груди руки и грубо сказал:
– До свидания.
И снова мы с окончательно приунывшим Раппом оказались на улице. Как всегда, улица была полна народу, в тени буковых аллей тянулись ряды всевозможных лавок и магазинов. Некоторое время мы шли молча. Неожиданно нам повстречался длинноволосый поэт Токк. Завидев нас, он остановился, вытащил из сумки на животе носовой платок и принялся вытирать пот со лба.
– Давно мы с вами не виделись, – сказал он. – А я вот иду к Крабаку. У него я тоже давно не был…
Мне не хотелось, чтобы между этими двумя деятелями искусства возникла ссора, и я намеками объяснил Токку, что Крабак сейчас немного не в себе.
- Предыдущая
- 12/22
- Следующая
