Здесь был Фёдор - Грачёва Катерина - Страница 3
- Предыдущая
- 3/5
- Следующая
— Однажды, — сказал вдруг Фёдор, — мне было очень, очень плохо, я еле добрёл до леса, упал под сосну и долго там пролежал, и слышал, как она по капельке возвращает мне жизнь. А потом я спросил у неё, чем я могу отплатить ей? И услышал внутри себя: «Когда можешь пройти не по траве, пройди не по траве»… Понимаете, братцы? Когда можешь…
— Ну короче! — сказал Борька, появившись из-за скал. — Мы вместе или не вместе? Мне надоело вас ожидать. Или вы идёте, или это не по-товарищески.
Пришлось идти.
— Сбегаем до Круглицы и вернемся, — ободрял Борька.
А когда мы там повыше поднялись, Ленка оглянулась — чуть с тропы не съехала: краской по камням, большими жёлтыми буквами было написано: «Не смейте губить ёлку, а не то худо будет! Фёдор».
— Вадька! — потрясённо сказала она.
Я бы тоже затосковал, если бы карман у Борьки не топырился, как будто там баллончик лежит. И там, на вершине, когда Борька полез шнурок навязывать на палку (тоже там мусорная палка гору венчала), я сказал:
— А краску-то, что ли, всю извёл?
— Какую? — круглит невинные глаза.
— Жёлтую! — отвечаю. — Какую! Вредитель!
Обменялись мы разными любезностями, но драться не стали. Стыдно. Кружила над нами загадочная птица и курлыкала жалобными тихими вздохами, и всё видела, и всё запоминала.
— Гора, — сказала Ленка. — Далеко-далеко по всей округе отсюда музыка льётся. Здесь бы храм, здесь бы орган, колокол, красоту, а что вместо того? Палка с мусором, кто-то даже штаны намотал, чтобы все знали, что он вниз без штанов шёл! А камни, камни — точно кладбищенские обелиски! Вадька, смотри: такой-то город, такая-то школа, имя, дата… Упокоились!
Я только за рукав её подёргал. С другой стороны, внизу, жаждущие славы и памяти накатали по полю больших глыб и имена свои из них сложили. Чтоб даже из космоса видать было: «Здесь был Вася!» Вот они мы какие, любуйся, Вселенная: это мы! Мы! Мы!..
Пока мы смотрели по сторонам, Борька спускаться начал. Пришлось догонять. Так ведь он нарочно взял в сторону, завёл нас на другую тропу по другому склону, мы долго плутали и не видали больше ни пихточки, ни надписи той, и ни Фёдора, конечно. Еле доплелись затемно до лагеря. Но зря он старался, Борька, потому что земля круглая и рано или поздно все наши поступки и непоступки к нам же и вернутся.
Народ почти весь ушёл, остались только костровища, примятая жухлая трава да мусорные кучи — где побольше, где поменьше.
— Не рыдай, — сказал мне Борька, хотя я вовсе не рыдал. — Не первый век стоит Таганай, как видишь, не упал ещё. Природа живучая, умеет восстанавливаться. В конце концов, есть здесь всякая администрация, это их забота — о порядке думать, мусор вывозить или там закапывать. А мне за это не платят. Не потащишь же ты эти банки вниз на своей спине, а? Я-то лично небось тоже хочу что-нибудь увидать, кроме камней под ногами. Что, кто ужин будет готовить — опять я?
Мы с Ленкой начистили картошки и пошли по стоянкам. На одной Ленка чуть не расплакалась: у кого-то хватило ума половину живых пихт надрубить. В другие деревья где гвозди повбивали, где кору ободрали. А если с них самих вот так кожу?
Борька наладил костер — за нами пошёл. Холодно уже, а ему всё нипочём: идёт раздетый, мышцы по телу катает, зуб на груди болтается.
— А, — говорит, — глядите: вот тут ножички метали. Это, братцы, ещё какое искусство. Слабо вот так с трёх шагов в цель попасть.
Достал из кармана нож и как метнёт в пихту!
— Ах, как метко! Видно, долго тренировался? — восторженным голосом спросила Ленка.
— Да уж с первого раза так не выйдет, — довольно согласился Борька.
— Ах, вот как, ну молодец! — сказала Ленка. — А в меня — в меня тебе не слабо попасть? С трёх шагов! А?
Ушла в лагерь, спальник свой (то есть, напрокат взятый, конечно) свернула и пошла из палатки на другую стоянку. Я думал — не пойти ли за ней, но не пошёл, потому что у меня ангина хроническая — лишний раз не погеройствуешь. И остался, как последний трус. Ленка-то не обиделась, а вот я сам на себя очень обиделся.
А Борька усмехнулся, костёр пожарче развёл и за гитару взялся. Теперь уже никто его не перекрикивал — бился его голос об Откликной гребень и далеко по округе разносился. Пел Борька про женское коварство, про неласковую судьбу, про политическую несправедливость… Этакий тоскующий бунтарь-одиночка. Которого жизнь побила, любовь обманула, и который ни во что уже не верит. Пел проникновенно, и я на месте Ленки, возможно, прослезился бы и простил его. Но Ленка, кажется, нимало не слезилась и только застегнула свой спальник полностью.
Ночь была звёздная и холодная. К утру совсем закоченеть можно было. Зато утром солнце глянуло, чуть потеплело, и уснули мы с Борькой крепче крепкого, и проспали аж до полудня. Кстати, не исключено, что Борька спал так долго из принципа: у него под головой котелок картошки стоял, которой Ленке так вчера и не досталось.
А проснулся я оттого, что затопал кто-то по тропе, и мужской голос сказал:
— Да-а, видать, и здесь был Фёдор!
Оба мы с Борькой подскочили. Он, видать, испугался, что ему палатку испортили или как-то ещё отомстили. А я, удрученный своим малодушием, ринулся хотя бы сказать, что Фёдор ни при чем и надпись на сторожевой башне — совсем не его.
Вылезли мы из палатки и поразились. Убрана была наша полянка, щепки подметены, банок наших пустых как не было. А в костровище на четвертушке альбомного листа — компьютерная распечатка. Я её полностью перепишу, очень уж она полезная.
«Человек!
Если ты разводишь огонь там, где нет костровища, прошу тебя, пожалуйста, потрать десять минут на то, чтобы защитить природу. Возьми нож или топор и аккуратно срежь верхний слой дёрна — сантиметров в пять высотой. Скатай его в коврик и отложи. А когда будешь уходить, разровняй золу, положи сверху коврик и полей его. Ведь это так просто.
Пожалуйста, не разводи костер около корней деревьев. Им больно. Ещё больнее живым деревьям, когда их рубят или заживо обдирают с них кожу.
Консервные банки совсем недолго обжечь в костре и заплющить топором. Лёжа после этого в костровище, они постепенно превратятся в окалину. А алюминиевые банки прогорают целиком, как и пластиковые бутылки.
Пожалуйста, потрудись убрать за собой щепки. Траве так же трудно расти сквозь них, как нам жить, если бы у нас с тобой дома валялись бы разные посторонние предметы.
Ты уже снял палатку? Прошу тебя, потрать еще чуток сил на то, чтобы полить траву, которую ты примял за ночь. Пусть ей хватит сил оправиться от твоего визита.
Если кто-то из твоих друзей не знает этих простых правил, расскажи ему. К сожалению, кроме тебя, больше некому этого сделать.
Человек, пожалуйста, будь человеком. Это так важно. Спасибо тебе, если ты меня услышал, а я как сумел, так и написал. Ф.
P.S. Что посеем, то и пожнём…»
Пока Борька это дело осмысливал, я к прохожим туристам побежал справедливость восстанавливать.
— Вы, говорю, с Долины сказок?
— С Круглицы, а что?
— Это не Фёдора, — говорю, — надпись!
— Какая надпись?
— Жёлтым по камням, где пихта с тряпками была.
— Никакой надписи я там не видел, — говорит один. — А если где и есть, то уж конечно, не его надпись.
— Ну, коли уж там Фёдор был, теперь там никаких надписей не осталось, — сказал второй. — Вот человек, а! Столько стоянок очистил, теперь, должно быть, отлёживается где-то. Дай Бог здоровья. Ты-то его знаешь, что ли?
— Не совсем, — говорю. — Так… видел. А в каком смысле отлёживается?
— В таком, что попробуй сожги килограмм полиэтилена, и посмотрю я на тебя, какой ты бодрый будешь!.. Кстати, имей в виду: если когда-нибудь вот так дымом отравишься, пей рябиновый отвар.
- Предыдущая
- 3/5
- Следующая
