Слова пигмея - Акутагава Рюноскэ - Страница 11

• Предыдущая
• 11/13
• Следующая

Жаль, что Огю Сорай, жуя поджаренные бобы, поносил древних. И хотя я был убежден, что он ел поджаренные бобы из экономии, зачем нужно было поносить древних, понять не мог. Но теперь я пришел к мысли: ругать древних было гораздо безопаснее, чем современников.

Чтобы заниматься сочинительством, прежде всего необходим творческий пыл. А чтобы зажечь в себе творческий пыл, прежде всего необходимо здоровье. Пренебрегать шведской гимнастикой, вегетарианством, диастазой может лишь тот, у кого нет намерения заниматься сочинительством.

Решивший заняться сочинительством, каким бы горожанином до мозга костей он ни был, должен в душе превратиться в варвара.

Стыдиться себя тому, кто решил заняться сочинительством, – грешно. В душе человека, стыдящегося себя, не появятся ростки самобытности.

Сороконожка. Попробуй походить.

Бабочка. Хм, попробуй полетать.

Изящество заключено в затылке писателя. Сам он увидеть его не способен. А если и попытается увидеть, то сломает себе шею.

Критик. Ты ведь пишешь только о людях труда, верно?

Писатель. А существует ли человек, способный писать обо всем?

Во все времена гений вешал свою шляпу на гвоздь, до которого нам, простым смертным, не дотянуться. И не потому, что не смогли найти скамеечку.

Таких скамеечек сколько угодно в лавке старьевщика.

Любой автор в некотором смысле обладает гордостью столяра. Но в этом нет ничего зазорного. Любой столяр в некотором смысле обладает гордостью автора.

Более того, любой автор в некотором смысле владеет лавкой. Как, я не продаю своих произведений? Это только когда ты их не покупаешь. Или когда я могу и не продавать.

Счастье актеров и певцов в том, что их произведения не остаются – можно думать и так.

Защищать себя гораздо труднее, чем других. Сомневающиеся – посмотрите на адвоката.

Здравый рассудок приказывает: «Не приближайся к женщинам». Но здравый инстинкт приказывает прямо противоположное: «Не избегай женщин».

Женщина для нас, мужчин, поистине сама жизнь. Например, она источник всех зол.

Я презираю Вольтера. Если отдаться во власть рассудка, это станет истинным проклятьем всего нашего существования. Но в нем находил счастье автор «Кандида», опьяненный всемирной славой!

Причина, почему мы любим природу, по крайней мере одна из причин, заключается в том, что природа не ревнует и не обманывает, как мы, люди.

Важнейшая заповедь житейской мудрости – жить так, чтобы, презирая социальные условности, не вступать в противоречия с социальными условностями.

Гете, поклонявшейся той, которая «навсегда осталась женщиной», был поистине одним из счастливейших людей. А Свифт, презиравший самок йеху, умер безумцем. Не было ли это проклятием женщин? Или проклятием разума?

Разум позволил мне понять бессилие разума.

Судьба не столько случайность, сколько необходимость. Слова «Судьба заключена в характере» родились не от ее игнорирования.

Пользуясь медицинской терминологией, можно сказать, что профессора, читая лекции по литературе, должны быть клиницистами. А они никогда не могли нащупать пульса жизни. Некоторые же из них, сведущие в английской и французской литературе, плохо осведомлены о родной.

Мы не знаем даже самих себя. Нам трудно подступиться и к тому, что мы знаем. Метерлинк, написавший «Мудрость и судьбу», не знал ни что такое мудрость, ни что такое судьба.

Самое трудное искусство – жить свободно. Правда, «свободно» не означает «бесстыдно».

Слабость свободомыслящих состоит в том, что они – свободомыслящие. Они не готовы, как фанатики, к жестоким сражениям.

Судьба – дитя раскаяния. Или раскаяние – дитя судьбы.

Его счастье в том, что он необразован. В то же время его несчастье в том… о-о, как все это скучно!

Самый лучший прозаик – «умудренный жизнью поэт».

Любое слово, подобно монете, имеет две стороны. Например, одна из сторон слова «чувствительный» – «трусливый», не более того.

«Я не верю в Бога. Но верю в нервы».

Идиот всех, кроме себя, считает идиотами.

«Ненавидеть» – один из житейских талантов.

В старину люди каялись перед Богом. Сегодня люди каются перед обществом. Видимо, никто, за исключением идиотов и негодяев, не может без покаяния превозмочь тяготы жизни.

Но насколько можно верить таким покаяниям – это уже другой вопрос.

Была ли на самом деле эта «новая жизнь»?

Прочитав «Биографию Толстого» Бирюкова, понимаешь, что «Моя исповедь» и «В чем моя вера» – ложь. Но ничье сердце не страдало, как сердце Толстого, рассказывавшего эту ложь. Его ложь кровоточила сильнее, чем правда иных.

Трагедией жизни Стриндберга была «открытость». Трагедией жизни Толстого, как это ни прискорбно, не была «открытость». Поэтому жизнь последнего закончилась трагедией, еще большей, чем у первого.

• Предыдущая
• 11/13
• Следующая