Карающая длань - Локнит Олаф Бьорн - Страница 13

Конан тоже усмехнулся и поинтересовался:

– У тебя что, этого вина так много, что ты хлещешь его кружками?

– Да нет… – рассеяно отозвался десятник. – Просто я так привык… Ты что, будешь меня учить, как пить? – неожиданно разозлился он.

Похоже, «Старый король» оказался слишком крепким для десятника, поэтому Конан примиряюще махнул рукой:

– Да нет, я просто так спросил, – киммерийцу вовсе не хотелось ссориться со старым воином.

– Ну, раз просто так, то давай еще по бутылочке, – предложил успокоившийся Эрхард.

Через некоторое время последовала еще «бутылочка», за ней еще и еще… Казалось, ящик был бездонным, и Конан в ужасе почувствовал, что снова напивается до бессознательного состояния. Уже третий раз за какие-то семь дней.

Это была его последняя здравая мысль, а дальше все потонуло в винных парах…

– А правда, что ты ходил на Венариум? – спросил Ранн, присаживаясь под соседнюю сосну и уставившись горящими от любопытства глазами на дремлющего вполглаза Конана. Тот, не открывая глаз, утвердительно кивнул головой.

– А как это было? – похоже, любознательность была основной чертой характера Ранна. Интересовало его все на свете, а больше всего – бурная жизнь старшего соплеменника, отголоски о похождениях которого долетали даже в далекие полуночные страны.

– Мерзко, – лениво отозвался Конан. – Мерзко, грязно и кроваво, как на любой бойне. Нас было гораздо больше, и каждый хотел только одного – убивать. К утру не осталось в живых никого из защитников, а сама крепость горела еще дня три или четыре.

Ранн разочарованно примолк. Похоже, он ожидал услышать о вошедшем в историю Киммерии нападении нечто большее, чем несколько небрежно брошенных фраз.

…Шел уже второй день, как маленький отряд в одиннадцать человек расположился на холме, возвышавшемся примерно в четверти лиги от перекрестка торговых дорог, ведущих на полночь, и начал ждать явления бритунийских работорговцев. Высокий холм, поросший густым сосняком, представлял собой самое удобное место для наблюдения за дорогами. На вершине холма обнаружилась большая поляна, покрытая густым слоем опавшей хвои и мягкими клочьями белого мха, где и разбили лагерь.

В месте слияния трех трактов хвойный лес постепенно кончался, уступая место буйному разнотравью, сейчас поблекшему и полегшему под частыми ливнями. За Перекрестком по обеим сторонам дороги вырастали два поросших соснами холма, правый побольше, левый поменьше. За ними начинался сосновый бор, простирающийся на три-четыре десятка лиг к полудню.

Занудные осенние дожди вроде прекратились, раненое бедро Конана почти зажило, и жизнь казалась на диво замечательной штукой. Если забыть о виденном по пути сюда.

Добираясь к Перекрестку, отряд обнаружил остатки разоренного каравана. То же самое – товары не тронуты, но раскиданы по всей округе, все люди убиты со звериной жестокостью. Хотя чему тут удивляться? Оборотни и есть звери. После прохода бритунийцев надо будет прогуляться по тем местам, где видели оборотней и попытаться вытянуть из трусливых крестьян хоть какие-нибудь сведения. Должны же были селяне что-то видеть или слышать!.. Пока же у Конана складывалось стойкое и неизвестно на чем основанное впечатление, что некто пытается столь жестоким и жутковатым способом настроить дворянство и народ против законного правителя. Хотя странно говорить в такой дыре о «законе», но будем для простоты считать, что человек, нынче сидящий на троне в полуразвалившемся дворце – и есть законный. В конце концов, вся имеющаяся власть зажата в его трясущихся слабеньких лапках… Конечно, до времени, а там появится другой и будет не менее «законным». Тьфу! Не страна, а сплошное недоразумение. Хоть бы появился кто-нибудь, способный прижать местных дворянчиков и бешеные кланы к ногтю да навести мало-мальский порядок!..

От таких мыслей Конан окончательно проснулся и оглядел стоянку. В карауле на склоне холма находились братья-гандеры, остальные частью дремали, частью занимались своими делами. Эртель и Веллан, взаимно обвиняя друг друга в бестолковости и неумелости, пытались приготовить из вяленого мяса и поджаренного хлеба какое-то подобие обеда на всех, Ранн сначала приставал с расспросами к Конану, потом отправился к костру и начал с удовольствием давать самозванным поварам полезные советы, Эрхард и Эмерт о чем-то шептались с Вальсо, а Хальмун и Ильмайнен дулись в кости. Судя по доносившимся голосам, ванир проигрывал уже пятую партию подряд.

Мирные посиделки на поляне были нарушены внезапно вылетевшим на поляну Гартом. Он так спешил, что запнулся о корень и едва не приземлился головой в костер. Веллан поймал его за шиворот и поставил на ноги.

– Бритунийцы идут, – возбужденно выдохнул гонец. – Их уже видно!

– Подъем, – скомандовал Эрхард. – Оружие в руки и рассыпаться по краю холма. Смотреть в оба! Эртель, Ранн, потушите костер, только без дыма.

– И постарайтесь, чтобы вас все-таки не заметили, – проворчал Конан, проверяя, легко ли выходит его меч из ножен.

Через мгновение поляна опустела. За два дня ожидания десятник успел не только присмотреть и распределить неприметные с дороги места для наблюдения на склонах, но и провести парочку учений. Задержались только Ранн и Эртель, забрасывавшие костер заранее приготовленными кусками дерна, но вот и они, подхватив прислоненное к деревьям оружие, исчезли в зарослях.

Конан и Эрхард не спеша расположились на полуденной стороне холма, откуда хорошо просматривались и дорога, и лес. Спрятавшись в выемку у корней высоченной мачтовой сосны, варвар огляделся.

К Перекрестку медленно, оставляя за собой шлейф пыли, подползала длинная вереница скованных рабов. Между небольшими группками невольников двигались крытые фургоны, вдоль колонны разъезжали одетые в доспехи охранники, время от времени награждая ударами плетей замешкавшихся рабов.

Когда караван подошел поближе, стали отчетливо слышны стоны несчастных. Видимо, их гнали безостановочно целый день – хозяин то ли не мог дождаться прибыли, то ли боялся чего-то… Большинство невольников составляли женщины (бритунийки на рынках ценились примерно раза в два дороже бритунийцев), но и они не получали снисхождения – кнуты правящих фургонами возниц были длинны, разрывая при ударах одежду, а вместе с ней и кожу, и оставляли глубокие багровые рубцы, тут же начинавшие кровоточить.

Конан видел (процессия как раз поравнялась с его укрытием), как, получив плетью по лицу, упала и больше не поднялась светловолосая женщина. Некоторое время остальные волочили ее тело, но потом скорость замедлилась, а сзади напирали… Тогда, отчаянно ругаясь, ближайший стражник соскочил с невысокого каурого конька местной породы, подошел к упавшей и пару раз пнул ее. Потом, порывшись в поясом кошеле, вытащил ключ, наклонился и разомкнул ошейник. В ярком полуденном свете сверкнул чуть изогнутый бритунийский меч, затем тело оттащили в сторону и спихнули в канаву…

Караван медленно тащился мимо затаившихся на холме наблюдателей, Конан видел печать беспокойства на лицах охранников, постоянно озиравших холмы вокруг. Они явно слышали о нападениях оборотней и теперь каждое мгновение ожидали, что тихие холмы оживут и вниз покатится лавина жутких созданий.

Неожиданно у варвара появился собственный повод для беспокойства – он ощутил легкое, но непреходящее жжение в области груди. Не отрывая взгляда от дороги, киммериец почесался сквозь куртку, но зуд не прекратился, а наоборот, усилился, распространившись вниз по животу… Осторожно, чтобы с дороги не заметили подозрительного движения в кустах, варвар засунул руку под одежду и сразу, щекоча кожу, по ладони побежало множество маленьких лапок. Выдернув кисть, Конан с ужасом увидел на ней не меньше полусотни крупных красных муравьев.

«Поздравляю, ты улегся прямиком на выход из их жилища, – мрачно подумал варвар. – Интересно, когда тебя едят живьем – это как?»