БРЕНД. Повод для убийства - Орлова Лидия Витальевна - Страница 20

– Одного разворота мало, – заметила Ольга.

Она выглядела усталой и не проявляла никакого интереса ни к кофе, ни к гренкам. Мерзла, нервно укутывалась в широкий кашемировый шарф с восточным рисунком – такие шарфы вот уже который сезон носила вся модная Москва. «Нервничает», – отметила Марина.

– Вы же сегодня не обедали, – напомнила она Ольге. В словах Марины звучала искренняя тревога.

«Я мотаюсь по своим делам, а она тут крутится, – подумала Марина. – Пора завязывать со всеми этими расследованиями, пусть профессионалы разбираются…»

Ольга ничего не ответила, но все же отодвинула в сторону бумаги, поставила перед собой чашку с кофе и взяла гренку, но так и не донесла ее до рта.

– Знаете, Марина Петровна, меня так расстроила гибель Павла Ершова, что я… – начала она, но не решилась продолжить. – И эта вульгарная съемка… Он ведь был очень талантливым мальчиком! Я убеждена – он мог бы сказать новое слово в моде! Да вы наверняка помните его студенческую коллекцию – он вышел в финал конкурса Нины Риччи… У него там еще было замечательное зеленое платье для женщины-змеи… Своеобразный трансформер, как сказали бы теперь. И прет-а-порте у него было интересным. Вещи простые, чистые… Все линии читаются, крой держит форму… Он первым у нас использовал органзу в качестве подкладки, чтобы выявить силуэт модели. Так делают исключительно в моделях от кутюр… Но тогда он не мог знать об этом! Сам придумал… Что с ним случилось? Почему пошел в дворники? За что его застрелили? Никто не знает… Я спрашивала…

Ольга замолчала. Она положила, так и не попробовав, кусочек поджаренного хлеба обратно на тарелку и взяла в руки чашку с кофе. Некоторое время она держала ее в руках, будто пыталась согреть замерзшие ладони, а потом вдруг стала торопливо пить, как человек, которого мучила жажда: так пьют прохладную минеральную воду, а не обжигающий горьковатый кофе.

– Мы так мало интересуемся тем, как живут наши коллеги… – сказала она и поставила на стол пустую чашку. – Пришли на показ, посудачили, расстались… Все готовы говорить об успехах, но если с человеком случилась беда – остался без работы, серьезно заболел, угодил в банкротство – все бегут от него, как от зачумленного…

– В чем-то я соглашусь с вами, но в чем-то – нет, – заметила Марина, продолжая наслаждаться гренками с кофе. – Всем нам не хватает внимания, да порой и сочувствия тоже… Человеческого тепла, как принято говорить… Но, согласитесь, мы и сами не спешим поделиться с кем-нибудь своими проблемами… Нам нравится выглядеть процветающими и преуспевающими! Разве нет? В мире моды это главное правило… Мы готовы пускать пыль в глаза, даже когда сидим без денег, по-настоящему на голодном пайке… И всегда так было. Помню, Анечка Трофименко, которая в советское время была звездой Общесоюзного дома моделей на Кузнецком, ее коллекция участвовала в одном из первых показов нашей моды в Париже, сапоги себе сама перелицовывала – с кожаной стороны на замшевую, чтобы прилично выглядеть… Да весь наш так называемый авангард – обольстительное дитя нищеты!

Марина почувствовала, что уходит от темы разговора, и смутилась. Но Ольга, похоже, не заметила ее оплошности. Она не спеша жевала гренку, долила себе кофе, но находилась словно в прострации: она вроде бы и слушала Марину, но в то же время и не слышала ее.

– Ну, это естественно, – наконец сказала Ольга. – Что толку плакаться, рассказывать о своих бедах?

Марина не торопилась допивать кофе, давала возможность Ольге спокойно закончить импровизированный обед. Она была довольна, что переключила внимание Слуцкой с судьбы Павла Ершова на более спокойные – «общие» темы.

– Что ж, Ольга, вы считаете одного разворота для моды будет мало? – спросила она, когда Ольга закончила есть.

– Боюсь, что и двух не хватит…

Марина позвала Лену. Секретарь составила чашки-тарелки на большой поднос, смахнула крошки со стола и тихо вышла, стараясь не мешать.

– Давайте посмотрим… Но все равно – больше двух разворотов я не дам…

Сюжетов было семь. Популярные московские дизайнеры выступали с «сольными концертами» – показывали новые коллекции в клубах. На некоторых показах Марина была, на другие – посылала своих стилистов. Но все равно надо было писать обо всех. Марина считала своим долгом поддерживать российские таланты – и не только из чувства патриотизма, которое ей было свойственно, но и потому, что почти все они были в какой-то степени ее друзьями, и слово поддержки для них значило очень много. Надо было решить: давать ли фотографии моделей или поместить на полосе снимки тех, кто пришел посмотреть коллекции. Жестких правил здесь не было, как не было и единого подхода в подаче такого рода материалов. Действовали по обстоятельствам: если среди гостей обнаруживались удачно снятые звездные персонажи, само присутствие которых на показе означало высокий рейтинг автора коллекции, то ставили в основном их фотографии, если же оказывалось, что звезды проигнорировали показ, то для публикации отбирали в основном фотографии моделей, которые демонстрировались на подиуме.

– Жарову дадим полосу, всем остальным – по половинке, – решительно заявила Марина. – У него и модели острые, и публика приличная…

– Как скажете, – вяло отозвалась Ольга. – Все знают, что он ваш любимчик… Кстати, чем он вам так нравится?

– Вы будете смеяться… – улыбнулась Марина. – Но мне он нравится своим несерьезным отношением к моде!

– Как это надо понимать? – удивилась Ольга.

– Жаров не пытается делать вид, что создает шедевры на все времена. Не строит из себя гения, что свойственно некоторым нашим знаменитостям. Он просто работает и работает легко, словно получает от этого удовольствие. Он насмешлив и ироничен, а этого не могут себе позволить так называемые мэтры, которые слишком серьезно относятся и к каждой своей модели, и к каждому слову, о них сказанному… В его коллекциях чувствуется свобода, прежде всего свобода от всяких условностей, и полная независимость от того, чем так увлекается мода в данный момент… Ну и, кроме того, мне нравится тот женский образ, который он создает…

– А именно? – заинтересовалась Ольга.

– Вот смотрите, – Марина взяла фотографии и стала показывать. – Его женщина может носить и шляпку с вуалью, и бейсболку козырьком назад. Она затянута в кожу и это придает ей воинственный вид. Она носит майки, куртки и брюки из камуфляжной ткани и от этого становится похожей на солдата, держащего оборону. Она подчеркивает свою недоступность слишком очевидно, слишком навязчиво. И – возникает сомнение! – может быть, камуфляж скрывает, маскирует нечто совсем другое… Сомнение очень скоро подтверждается. Смотрите, юбка закрывает только часть соблазнительных бедер, а все остальное плохо прикрыто тончайшей кружевной – да еще и позолоченной! – юбочкой… И что это? Под строгим кожаным жакетом просматривается совсем обнаженная грудь… Жаров знает: вся женская недоступность – всего лишь игра: женщина хочет быть соблазненной и очень боится оказаться незамеченной… Это такой очевидный и такой неожиданный для моды подтекст! Обычно мода без обиняков и экивоков заявляет о своих пристрастиях… Но женщины должны быть осторожными, выбирая модели Жарова – не всякой по силам сыграть ту роль, которую написал для них автор костюмов…

Марина замолчала.

– Может быть, мы ваш текст и поставим вместо этой заметки? – поинтересовалась Ольга, и в ее словах больше не было иронии.

– Зачем же? – возразила Марина, отложив в сторону страничку с набранным текстом. – Этот текст другой, но это не значит, что он хуже…

– Как скажете, – индифферентно отозвалась Ольга, и это было странно, потому что она никогда не оставалась равнодушной к тому, что в той или иной степени касалось журнала.

Марина взяла в руки следующую заметку, быстро прочитала ее, что-то поправила и стала рассматривать контрольные отпечатки.

– Ну, здесь гости лучше моделей! – сказала она. – Я вообще удивляюсь той популярности, которой пользуется Мира Демина, на мой взгляд – незаслуженно…