Клан Аризоны - Грэй Зейн - Страница 9
- Предыдущая
- 9/39
- Следующая
— Ну, сынок, для погонщика из Панхандла ты не слишком-то наблюдателен, — мрачно заметил техасец.
— Да я только огляделся вокруг, — оправдываясь, ответил Додж. В замечании Лилли была то ли насмешка, то ли упрек.
— А следы ты пробовал искать? Ты вообще умеешь этим заниматься?
— Не травите мне душу. Я мог отыскать следы неподкованных лошадей на голых камнях, но тут я оказался абсолютно бессилен.
— Естественно. Но придется тебе и здесь этому поучиться. Я давно хотел с тобой поговорить. Есть тут у нас одна шайка. Но мне все казалось, ты об этом и не думаешь.
— Да что вы! Вы даже и не представляете, сколько я об этом думаю! — поспешно ответил Додж.
— Ну, тогда слушай.
— Отлично! Тогда вперед! — серьезно сказал Додж. Ему больше не хотелось скрывать своего интереса к проблемам этой семьи. А этот старый техасец вызывал у него очень глубокое уважение.
— Ишь, какой ты быстрый, — усмехнулся Лилли. — Кажется, тебя действительно интересует этот урожай сорго. А ты знаешь, для чего оно нужно?
— Честно говоря, я об этом не задумывался, дядя Билл. Я думал, для зерна, для корма. Поэтому я так и удивился, когда обнаружил, что из амбара пропало несколько снопов.
— Зерно и корм! — фыркнул старый техасец. — Единственно, для чего его выращивают, это для самогона.
— Что?
— Самогон, говорю. Ну, или, как говорят у нас, в Аризоне, для белого мула.
— Черт меня побери!
— Что, сынок, тебе не хочется больше встречаться с белым мулом?
— Вот уж, если я когда-нибудь и попробую его хоть раз, то только под револьвером, ну или в случае крайней необходимости. Но тогда уж, можете мне поверить, я постараюсь, чтобы не глотать его слишком много. В следующий раз он лягнет меня насмерть.
— В таком случае, Додж, думаю, для тебя и Нан это просто замечательно, — с чувством ответил техасец.
— Нан! — в изумлении вскричал Додж.
— Да тише ты, а то выскочишь из сапог, — невозмутимо ответил Лилли. — Конечно, я сказал «Нан».
— О, старина, не хотите же вы сказать, что Нан когда-либо пробовала или еще попробует это зелье?
— Нет, конечно! Я имел в виду, что для Нан будет лучше, если ты никогда не будешь встречаться с белым мулом.
— Да, я… я может и понимаю, о чем вы говорите. Но, все-таки, какое это имеет отношение к ней?
— Послушай, сынок, давай-ка говорить начистоту, — требовательно сказал Лилли.
— Дядя Билл, вы меня, кажется поймали. Клянусь Богом, что всегда буду честен и прям с Нан Лилли!
— Ну, а я благодарю небеса, что тебе случилось проезжать мимо нас, — горячо проговорил техасец, положив свою жилистую руку на его плечо. — Мы поговорим, когда никого рядом не будет. А сейчас там Стив за нами следит. Только вот что, Додж. Напряги свои мозги. Сейчас ты слишком счастлив, как теленок, чтобы думать о чем-либо. А здесь есть о чем подумать. Нан сейчас, как в тисках. Она ненавидит молодого Хатуэя, за что я ее, конечно же, не осуждаю. Что толку ходить вокруг да около! С братом моим тоже разговаривать бесполезно. Тебе придется убить Бака Хатуэя. В конце концов, для Доджа Мерсера это, мне кажется, пустяки. Дело серьезное. Белый мул постепенно выжигает Лилли.
— Белый мул!
— И ничто другое. И ничего не может быть хуже этого. Бедняга Рок думает, что у него рак. Но это белый мул привел его к разорению и под конец приведет его к смерти. Рока уже не спасти! Но мы еще можем спасти Нан и, может быть, мальчиков.
— Билл, я всегда уважал техасцев, — ответил Додж, и это был ответ на немой вопрос в глазах Лилли.
— Ну вот и ладно. Давай-ка приниматься за работу, — ответил тот. Этот разговор положил конец блаженной мечтательности, в которую до тех пор был погружен Додж. Его сознание мгновенно омрачилось тяжелыми раздумьями. Действительно, он был слеп все это время. И теперь тень, которую он лишь неясно ощущал, превратилась в зловещую черную тучу. Так вот в чем причина такого беззаботного, слишком веселого поведения Рока Лилли — его рассеянности, кашля, ночной бессонницы, его мертвенной бледности и пунцового румянца, глухих хрипов в его могучей груди. Шесть взрослых сыновей и лишь один из них способен работать! Их перегонный аппарат, скорее всего, спрятан где-то поблизости, в одном из соседних каньонов, судя по тому, что они часто и ненадолго отлучались из дома и по ночам из амбара исчезали связки сорго. Теперь Доджу стала понятна причина тревоги в глазах Нан и ужаса на лице ее престарелой матери. Мать вероятно знала всю правду о том, что происходит, а Нан — только подозревала ее.
Вторая половина дня прошла для Доджа совершенно незаметно. Руки его двигались независимо от разума, и в результате такого бессознательного труда он очистил огромный участок поля. Он все еще продолжал трудиться после того, как дядя Билл и Стив уже давно ушли. Солнце начало постепенно прятаться за скалы, когда он, наконец, устало поплелся к дому.
Все теперь казалось ему другим. Нан незаметно сделала ему приветственный знак рукой с верхней ступеньки, но даже это свидетельство их тайного заговора сегодня не взволновало его, против обыкновения. Так же, как обычно, лаяли собаки, щебетали ребятишки, над соснами поднимались колечки ароматного дыма, в воздухе уже появился сиреневый вечерний туман, и его пронизывали последние солнечные лучи, тихо бормотал ручей, легкий ветерок чуть шевелил верхушки деревьев. Но сегодня все это не трогало Доджа Мерсера. Рок Лилли шумно приветствовал его с крыльца, но Додж почти не слышал его. Ему казалось, что он физически ощущает беду, которая нависла над этим мирным домом.
Додж тщательно умылся, и тут же на нем повисли ребятишки. Он с трудом взобрался с ними на крыльцо. На широкой веранде, по существу объединяющей два дома, уже стоял длинный накрытый стол. Все многочисленное семейство умещалось на двух скамьях, а во главе стола стоял массивный грубый стул для предводителя клана Лилли.
Нан помогла Салли и Розе обслужить всех за столом, и только потом женщины заняли свои места. В этот вечер Нан сидела против Доджа, и он тут же почувствовал ее встревоженный испытующий взгляд. Он попытался придать своему лицу более веселое выражение, но в результате его взгляд выразил целую гамму переживаний без малейшего подобия улыбки.
После ужина Додж уселся на ступеньках, и вскоре, когда окончательно стемнело и дневной жар уступил место ночной прохладе, Нан тихонько выскользнула из дома и устроилась позади него.
— Что случилось, Додж? — зашептала она.
— Я устал и у меня дурное настроение, любимая, — тихо ответил он.
У Нан перехватило дыхание. Со дня их встречи он еще ни разу не промолвил ни слова, которое могло бы посягнуть на права официального жениха, Бака Хатуэя. И то, что он сейчас сказал, означало какие-то важные перемены.
— О, Додж, таких слов никто не должен слышать! — умоляюще проговорила она.
— И даже ты?
— Ты какой-то другой сегодня.
— Да, наверное. Мир немного изменился за сегодняшний день. Но я надеюсь, что скоро мое настроение немного улучшится.
— Когда это скоро? Ты такой мрачный, что я чего-то боюсь.
— Нан, помнишь, ты мне рассказывала, что твой любимый братец Стив раньше спал там наверху, под скосом крыши, где теперь стоит моя кровать? Рядом с ней проходит столб по всей высоте дома. Ты мне говорила, что вы с ним перестукивались. Ты спала в нижней комнате вместе с детьми и оттуда подавала ему сигналы. Помнишь?
— Ну, конечно, помню, — ответила она.
— А теперь я думаю, что этот столб и мне может сослужить ту же службу. Моя подушка утыкается прямо в него, и я бы услышал самое негромкое постукивание. Что, если и мы с тобой придумаем кое-какие сигналы?
— Это, конечно, здорово, если только ты считаешь, что так будет правильно. И какие же у нас будут сигналы?
— Давай подумаем, — неторопливо сказал он, и негромко постучал по ступеньке. — Вот так, один раз — будет означать «спокойной ночи»… два раза — «молись за меня»… а три раза — «я люблю тебя!»… Когда будешь ложиться спать, не забывай послушать.
- Предыдущая
- 9/39
- Следующая
