Ежевичное вино - Харрис Джоанн - Страница 61
- Предыдущая
- 61/65
- Следующая
— Мне придется уехать, — просто сказала она. — Все бросить, вернуться в Париж или Марсель. В какой-нибудь большой город. Позволить Мирей… — Остаток фразы она проглотила и надела неунывающую маску. — Но этого не случится, — твердо сказала она. — Ничего этого не случится. Я всегда мечтала о таком месте, — продолжала она, и лицо ее смягчилось. — Ферма, собственная земля, деревья и, может, речушка. Что-то личное. Безопасное. — Она улыбнулась. — Может, когда земля станет моей и надо мной перестанет висеть аренда, все переменится, — неожиданно сказала она. — Может, я смогу начать в Ланскне с чистого листа. Найти Розе друзей-одногодков. Дать людям второй шанс. — Она подлила себе сладкого золотистого вина. — Дать себе второй шанс.
Джей с трудом сглотнул.
— А как же Мирей? Она не сможет вам навредить? Мариза покачала головой. Ее глаза были полузакрыты — кошачьи, сонные.
— Мирей не вечна, — сказала она. — Потом я справлюсь с Мирей, — наконец сказала она. — Вот только заполучу ферму.
Ненадолго разговор перешел на другие темы. Они пили кофе и арманьяк, Роза кормила козочку petits fours через щель в ставнях. Затем Мариза отослала Розу в постель, выслушав лишь символический протест — было уже около полуночи, и девочка провела на ногах намного больше, чем привыкла. Джей с трудом верил, что ребенок за ужином его не выдал. В каком-то смысле он даже об этом жалел. Когда Роза исчезла наверху — в каждой руке по печенью, на завтрак обещаны блинчики, — он включил радио, налил еще арманьяка и передал его Маризе.
— Ммм. Спасибо.
— Мариза.
Она лениво глянула на него.
— Почему именно Ланскне? — спросил он. — Разве вы не могли куда-нибудь переехать после смерти Тони? Избежать всей этой… нервотрепки с Мирей?
Она потянулась за последним petit four.
— Я должна была жить здесь, — наконец сказала она. — Просто должна.
— Но почему? Почему не Монтобан, не Нера, не какая-нибудь соседняя деревушка? Что такого есть в Ланскне, чего нигде больше нет? Это потому, что Роза здесь выросла? Это… это из-за Тони?
Она засмеялась, не вполне недобро, но с некой ноткой, которую Джей не смог расшифровать.
— Возможно.
Его сердце внезапно сжалось.
— Вы мало о нем говорите.
— Да. Да. Да, мало.
Она молча смотрела в бокал.
— Простите. Я не должен лезть. Простите, что спросил.
Мариза странно посмотрела на него, потом снова уставилась в бокал. Ее длинные пальцы нервно двигались.
— Ничего. Вы мне помогли. Вы были добры. Но понимаете, все так сложно. Я хотела рассказать вам. Я давно уже хотела.
Джей пытался сказать, что она ошибается, что он не хочет знать, ему отчаянно нужно рассказать ей кое-что. Но не сумел.
— У меня долго были проблемы с доверием, — медленно начала Мариза. — После Тони. После Патриса. Я говорила себе, что мне никто больше не нужен. Что безопаснее жить вдвоем с Розой. Что в любом случае никто не поверит, если я расскажу правду. — Она замолчала, чертя замысловатую фигуру на темной поверхности стола. — Правда — такая штука, — продолжала она. — Чем больше хочешь рассказать, тем это сложнее. Тем невозможнее кажется.
Джей кивнул. Он прекрасно ее понимал.
— Но с вами… — Она улыбнулась. — Возможно, дело в том, что вы иностранец. Мне кажется, я сто лет вас знаю. Доверяю вам. Разве иначе я доверила бы вам Розу?
— Мариза. — Он снова сглотнул. — Мне очень нужно вам…
— Шшш. — Она была медлительна, раскраснелась от вина и тепла комнаты. — Я должна вам рассказать. Должна объяснить. Я уже пыталась, но… — Она покачала головой. — Я думала, это так сложно, — мягко сказала она. — А на самом деле очень просто. Как все трагедии. Просто и глупо. — Она перевела дыхание. — Оглянуться не успела, как меня затянуло. А когда поняла, что происходит, было слишком поздно. Налейте мне еще арманьяка, пожалуйста.
Он налил.
— Мне нравился Тони. Я не любила его. Но одной любовью все равно не прожить. Деньги, вот что важно. Безопасность, ферма, земля. Вот что мне нужно, говорила я себе. Спастись от Патриса. Спастись от города и одиночества. Я обманывала себя, что все хорошо, что мне ничего больше не нужно.
Какое-то время все было нормально. Но Мирей становилась все требовательнее, а Тони вел себя все непредсказуемее. Мариза пыталась поговорить с Мирей, но безуспешно. В понимании Мирей с Тони все было хорошо.
«Он сильный, здоровый мальчик, — упрямо повторяла она. — Нечего кутать его в одеяла. Еще превратишь в такого же неврастеника, как сама».
С тех пор любая странность в поведении Тони списывалась на Маризу: вспышки ярости, приступы депрессии, навязчивые идеи.
— Однажды он ополчился на зеркала, — сказала она. — Пришлось завесить все зеркала в доме. Он сказал, отражения высасывают весь свет из его головы. Он брился без зеркала. И вечно резался. Однажды сбрил себе брови. Сказал, так гигиеничнее.
С известием о беременности Маризы у Тони начался новый этап. Он стал сверхзаботлив. Всюду ходил за ней, даже в ванную. Он постоянно ждал ее. Мирей видела в этом проявления любви. Мариза задыхалась. А потом начали приходить письма.
— Я сразу поняла, что это Патрис, — призналась Мариза. — Его стиль. Обычные оскорбления. Но почему-то здесь он не испугал меня. У нас были сторожевые псы, ружья, пространство. Я думала, Патрис это тоже знает. Он как-то разузнал о моей беременности. Все письма были о ней. Избавься от ребенка, и я тебя прощу, всякое такое. Я не обращала внимания.
А потом Тони все узнал.
— Я все ему рассказала, — скривилась она. — Я думала, это мой долг. К тому же я хотела, чтобы он понял: мы в безопасности, все в прошлом. Даже письма приходили все реже. Последние отголоски. — Она вздохнула. — Надо было думать головой. С тех пор мы жили как в осаде. Тони ездил в город раз в месяц за покупками, вот и все. Он перестал ходить в кафе с друзьями. Ну и славно, думала я. По крайней мере, не пьет. Он почти не спал по ночам. Почти все время стоял на страже. Конечно, Мирей винила меня.
Роза родилась дома. Мирей помогла ее принять. Расстроилась, что Роза — не мальчик, но ничего, успеется. Она удивлялась, что внучка такая крошечная и хрупкая. Надавала советов по кормлению, смене пеленок и уходу за ребенком. Советы эти часто граничили с тиранией.
— Конечно, он уже все ей рассказал, — вспоминала Мариза. — Этого следовало ожидать. Он ничего не мог от нее утаить. В ее понимании я быстро оказалась главной злодейкой, женщиной, которая завлекает мужчин, а потом ждет, что муж защитит ее от последствий.
Между женщинами выросла ледяная стена. Мирей постоянно торчала дома, но редко обращалась к Маризе напрямую. Целые вечера проходили за оживленными беседами Тони и Мирей о событиях и людях, о которых Мариза ничего не знала. Казалось, Тони вовсе не замечает ее молчания. Он всегда был весел и оживлен, позволял матери трястись над ним, словно был еще мальчиком, а не женатым мужчиной, отцом новорожденной. А затем, точно гром среди ясного неба, явился Патрис.
— Было позднее лето, — вспоминала Мариза. — Около восьми вечера. Я только что покормила Розу и тут услышала, что подъезжает машина. Я была наверху, дверь открыл Тони. На пороге стоял Патрис.
Он изменился. Стал печальным, почти робким. Он не требовал встречи с Маризой. Вместо этого рассказал Тони, что сожалеет обо всем, что был болен, что лишь теперь стал способен посмотреть правде в лицо. Мариза слушала наверху. Он принес деньги, сказал Патрис, двадцать тысяч франков. Слишком мало, чтобы загладить вред, который он причинил, но, может, хватит, чтобы создать доверительный фонд для ребенка.
— Они с Тони вместе вышли на задний двор. Их долго не было. Тони вернулся, уже когда стемнело, один. Сказал мне, что все кончено, Патрис больше нас не побеспокоит. Он был нежным, каким не был очень давно. Я поверила, что все будет хорошо.
Несколько недель они были счастливы. Мариза ухаживала за Розой. Мирей держалась на расстоянии.
Тони больше не стоял на страже по ночам. А потом как-то раз, отправившись нарвать трав рядом с домом, Мариза увидела, что дверь сенного сарая приоткрыта. Собираясь ее закрыть, она обнаружила машину Патриса, едва прикрытую парой тюков соломы.
- Предыдущая
- 61/65
- Следующая
