Пурпурные реки (Багровые реки) - Гранже Жан-Кристоф - Страница 30
- Предыдущая
- 30/71
- Следующая
И, наконец, пришел черед снегов, с их ослепительной нетронутой белизной. Они одевали вершины ледяной коркой, в которой змеились трещины; с наступлением осени края разломов смыкались, точно губы. Ньеман различил внизу по курсу вертолета горный поток, скованный льдом. Несмотря на пасмурное небо, эта ледяная змея ослепительно сверкала, на нее больно было смотреть, и Ньеман, надев темные очки с защитными боковинками, залюбовался этими блестящими застывшими извивами. Вода подо льдом играла голубыми бликами, и казалось, что в ее ледяной тюрьме заключены кусочки летнего неба. Шум лопастей вертолета, поглощаемый снегами, теперь был почти не слышен.
Фанни непрерывно сверялась со своим GPS – кварцевым спутниковым передатчиком с маленьким экраном, который определял их местоположение в горах. Опустив к губам микрофон, прикрепленный к шлему, она сказала пилоту:
– Цирк вон там, чуть дальше на северо-запад. Пилот кивнул и ловко развернул машину к огромному, около трехсот метров в длину, цирку на вершине горы, имевшему форму бумеранга. Внутри цирка лежал гигантский язык льда; он нестерпимо ярко искрился посередине и чуть слабее мерцал ближе к краям, где спрессованные слои льда давили друг на друга так сильно, что крошились, образуя острые причудливые зазубрины. Фанни крикнула во весь голос, чтобы ее услышал пилот:
– Здесь, прямо под нами! Большая трещина!
Вертолет подлетел к краю ледника, туда, где его прозрачные уступы, подобно сверкающей лестнице, спускались к длинной расщелине, извилистой и мрачной, как зловещая усмешка на густо запудренном лике снежной равнины. Машина села в вихре снежинок, поднятом вращением лопастей.
– Два часа! – прокричал пилот. – Я вернусь через два часа, потом стемнеет.
Фанни настроила свой GPS и протянула его пилоту; на экране значились координаты того места, где он должен был забрать их. Пилот кивнул.
Ньеман и Фанни спрыгнули на снег, таща за собой объемистые непромокаемые рюкзаки.
Вертолет тут же поднялся, словно его втягивало в себя небо, оставив внизу, посреди безмолвных вечных льдов, две крошечные фигурки.
Помедлив с минуту, чтобы собраться с духом, Ньеман заглянул в ледяную бездну, возле которой они оба стояли. Это зрелище буквально ослепило его, разом обострив и взбудоражив все чувства. Ему явственно слышались в этой необъятной гулкой пустоте голоса ледника – легкий шепот снегов, звон ледяных кристаллов.
Он бросил взгляд на Фанни. Молодая женщина стояла, расправив плечи, подняв голову, и глубоко, с наслаждением вдыхала холодный чистый воздух – горы явно вернули ей хорошее настроение. «Вероятно, Фанни чувствует себя счастливой только здесь, среди этой сверкающей ледяной феерии, – подумал комиссар. – Фея снегов, повелительница гор...» Указав на трещину, он спросил:
– Так почему все-таки именно она?
– Потому что это единственная достаточно глубокая расселина, где можно добраться до нужных вам слоев. Она открыта метров на сто в глубину.
– Сто? Но нам-то нужно опуститься всего на несколько метров, чтобы найти отложения шестидесятых годов. Я же подсчитал: по двадцать сантиметров в год, получается...
Фанни усмехнулась.
– Это в теории, комиссар. Но ледник не подчиняется теориям. Ледяные отложения давят друг на друга и деформируются, так что на самом деле каждый год в этом провале представлен примерно метровым слоем. Следовательно, придется вам считать заново, господин полицейский. Для того чтобы вернуться на тридцать пять лет назад, нам придется...
– ...спуститься на тридцать пять метров?
Молодая женщина кивнула. Где-то рядом, в скрытой от глаз ледяной протоке, тихонько журчала вода. Чудилось, будто этот живой ручеек над чем-то посмеивается. Фанни кивком указала на пропасть:
– Есть еще и другая причина. Последняя остановка фуникулера находится всего в восьмистах метрах отсюда. Если вы угадали и убийца действительно завлек свою жертву в трещину, то, скорее всего, именно в эту. Отсюда легче всего пройти пешком до канатной дороги.
И Фанни, присев на корточки, развязала рюкзак. Вынув оттуда четыре стальные «кошки», она кинула пару к ногам Ньемана, скомандовав:
– Надевайте!
Ньеман нацепил металлические «кошки» на ботинки и туго затянул неопреновые ремни. Все это напоминало ему катание на роликовых коньках в детстве.
Тем временем Фанни извлекла из мешка полые стержни с нарезкой и продолговатым крюком на конце. «Ледовые крючья», – лаконично пояснила она. Ее дыхание вырывалось изо рта серебристым облачком. За крючьями последовали раздвижной ледоруб с массивной рукояткой и каска. Полицейский с интересом разглядывал эти приспособления. Они выглядели очень сложными и одновременно простыми и понятными. Все было изготовлено из сверхсовременных, незнакомых ему материалов и покрыто яркой фосфоресцирующей краской.
– Подойдите! – опять скомандовала Фанни.
Она надела на Ньемана обвязку – нечто вроде плотного жилета со сложным переплетением ремней и застежек на поясе и между ног. Тем не менее она справилась с ними в несколько секунд и отступила назад, глядя на комиссара, как модельер, любующийся своим творением.
– Вы великолепны! – с улыбкой объявила она.
Затем она достала какую-то мудреную лампу на ремнях, с автономным питанием, плоской горелкой и рефлектором. Ньеман успел поймать в этом зеркале свое отражение: чудище в шерстяной маске, шлеме, стеганом нагруднике и со стальными когтями на ногах напоминало снежного человека в футуристическом духе. Фанни надела лампу на каску полицейского, перебросила провод от элемента питания ему за спину и укрепила сзади на поясе.
– Это ацетиленовая лампа с карбидным питанием, – объяснила она. – Я вам покажу, как она работает, там, внизу.
Завершив приготовления, она подняла глаза и обратилась к Ньеману серьезным, почти торжественным тоном:
– Теперь слушайте внимательно, комиссар. Ледник – это особый мир. Отбросьте все свои прежние рефлексы и представления. Не доверяйтесь ничему – ни блеску льда, ни его твердости, ни рельефу. – И она кивком указала на пропасть, одновременно прилаживая на себе обвязку. – В этом ледяном чреве все будет казаться вам поразительным, необыкновенным, но все это – опаснейшая ловушка. Такого льда вы никогда еще не видели и не знали. Это слежавшийся, сильно спрессованный лед, более твердый, чем бетон, но местами под тоненькой, в несколько миллиметров, корочкой могут скрываться бездонные провалы. Поэтому я буду командовать, а вы должны беспрекословно выполнять все, что я велю.
И Фанни умолкла, давая комиссару время осмыслить ее слова. Заиндевевшая от дыхания опушка ее капюшона окружала лицо красивым серебристым ореолом. Собрав свои пышные волосы в пучок, она спрятала их под шерстяную шапочку.
– Мы начнем спуск вот здесь, – продолжала она. – Тут что-то вроде выемки, и нам легче будет пройти. Я спущусь первой и вобью крючья. Из отверстий иногда вырывается скопившийся воздух, он разрывает лед и пробивает в нем длиннейшие, в несколько десятков метров, трещины, которые могут пойти и горизонтально и вертикально. Это сопровождается оглушительным треском; сам по себе он не опасен, но от вибрации сверху часто срываются сосульки и просто куски льда. Так что старайтесь держаться как можно ближе к стенке. И будьте крайне внимательны, крайне осторожны, ни к чему без особой нужды не притрагивайтесь.
Ньеман старался запомнить наставления молодой альпинистки. Впервые в жизни он слушался приказов какой-то девчонки с кудряшками. Вероятно, Фанни тоже почувствовала, что уязвила самолюбие комиссара. Однако она продолжала, все тем же властным и чуточку насмешливым тоном:
– Там, внизу, люди теряют ощущение времени и пространства. Мы можем полагаться лишь на одно – на нашу веревку. Тут, в рюкзаке, есть несколько связок, по сорок метров каждая, и только я смогу измерить пройденную дистанцию. Вы будете двигаться следом за мной, точно выполняя мои указания. Никакой личной инициативы. Никаких лишних движений. Ясно?
– О'кей, – ответил Ньеман. – Это все?
- Предыдущая
- 30/71
- Следующая
