Пурпурные реки (Багровые реки) - Гранже Жан-Кристоф - Страница 26

• Предыдущая
• 26/71
• Следующая

– Вы сказали – «яростно стиснула». Как это понять?

– Я имел в виду ее силу. Эта женщина была... ненормально сильной. Да, совсем забыл, она была чрезвычайно высокого роста – метр восемьдесят, а то и больше. Настоящая великанша.

– А ее лицо вы рассмотрели?

– Нет. Говорю вам, все происходило в почти полной темноте.

– Ну, а потом?

– Я выписал рецепт и уехал.

– Как вела себя эта женщина? Я имею в виду, как она обращалась с ребенком?

– Она была внимательна и в то же время довольно сдержанна. В общем, странная история.

– Вы больше не навещали больного?

Врач все еще ходил по комнате. Он мельком взглянул на Карима и отвел глаза. Теперь его лицо утратило прежнее благодушное выражение. И вдруг сыщик понял, отчего Масэ так хорошо запомнил этот визит: два месяца спустя малыш Жюд умер. И доктор не мог не знать этого.

– Видите ли, началось лето... время отпусков, – сказал он. – В общем... я поехал туда уже в начале сентября. Но в доме больше никто не жил. От одного из дальних соседей я узнал, что они уехали.

– Уехали? Разве вам не сообщили, что мальчик умер?

Врач отрицательно качнул головой:

– Нет. Соседи ничего не знали. А сам я узнал значительно позже... случайно.

– Каким же образом?

– На кладбище Сарзака, во время похорон одного человека.

– Еще кого-то из ваших пациентов?

– Инспектор, вы позволяете себе лишнее, я...

Карим встал. Врач попятился.

– И с того времени, – сказал сыщик, – вы спрашиваете себя, не упустили ли в тот день признаки более серьезной болезни. И терзаетесь запоздалыми угрызениями совести. Уж наверняка вы наводили справки по этому поводу. От чего умер мальчик?

Врач торопливо расстегнул ворот рубашки. На его висках заблестели капельки пота.

– Не знаю. Я... я действительно справлялся – у коллег, в больницах, но так ничего и не выяснил. Эта история не давала мне покоя.

Карим направился к двери.

– Вы еще услышите об этом мальчике.

– Что?

Врач побелел как полотно.

– И довольно скоро, – добавил сыщик.

– Господи, что я вам сделал?

– Ничего. Просто я в молодости угонял тачки у типов вроде вас.

– Да кто вы такой? Откуда? Вы даже свои документы мне не предъявили!

Карим усмехнулся.

– Ладно, не бухтите. Это я так шучу.

И вышел из кабинета. В приемной было полно больных. Врач нагнал его.

– Погодите, – прошептал он, задыхаясь. – Вы обнаружили что-то, чего я не знаю? Я имею в виду... причину смерти...

– К сожалению, нет.

Сыщик взялся за ручку двери, но врач загородил ему дорогу рукой. Его била дрожь.

– Так в чем же дело? К чему это расследование, через столько лет?

– Прошлой ночью кто-то проник в склеп мальчика. И обокрал его школу.

– Кто... кто мог, по-вашему, это сделать?

– Не знаю, – ответил полицейский. – Ясно одно: эти ночные происшествия – всего лишь деревья, за которыми не видно леса.

Он долго гнал машину по совершенно пустой автостраде. В этих краях национальные шоссе смахивали на департаментские, а последние – на проселочные дороги. Под голубым небом с пушистыми облачками простирались поля, где ничего не росло и не пасся скот. Иногда на пути возникали гряды скал, изборожденных мрачными лощинами. Пересекая этот департамент, вы словно путешествовали вспять по времени и попадали в те древние века, когда люди еще не знали земледелия.

Карим намеревался первым делом посетить домик семьи Итэро – Масэ дал ему адрес. Но лачуги уже не было, ее развалины едва виднелись среди зарослей блеклых сорняков. Сыщик мог бы обратиться к кадастровым записям и выяснить имя домовладельца, но он предпочел отправиться в Каор, чтобы расспросить Жан-Пьера Ко, бессменного фотографа школы Жана Жореса, сделавшего некогда снимки, украденные злоумышленниками.

Он надеялся разыскать у него негативы и напечатать фотографии заново. Среди незнакомых детских лиц наверняка будет то единственное, которое Карим страстно желал увидеть, даже если он не сможет его узнать. В глубине души он полагался на свою интуицию – она должна была подать ему какой-нибудь тайный знак в ту минуту, когда снимки лягут перед ним на стол.

Около шестнадцати часов он поставил машину в центре Каора, у пешеходного квартала. Каменные портики, кованые решетки балконов, затейливые водосточные трубы. Вся эта аристократическая красота города-памятника была абсолютно чужда Кариму, выросшему среди убогих бетонных коробок.

Он долго разыскивал ателье и наконец увидел вывеску: «Жан-Пьер Ко, фотограф. Свадьбы и крестины».

Фотография находилась на втором этаже. Карим взбежал по лестнице и вошел в пустую полутемную комнату. Сыщик едва мог различить висящие на стенах фотографии в широких рамах, откуда смотрели принаряженные парочки. Узаконенное счастье на глянцевой бумаге.

Карим тотчас же упрекнул себя в цинизме: кто он такой, чтобы презирать и судить этих людей?! Что он может предложить им взамен этого счастья – он, загнанный в эту глушь сыщик, который никогда не понимал женщин, задавил в себе любовь, сознательно отказался от нее? Для него все человеческие чувства граничили со слабостью, с уязвимостью, а их он считал позором для мужчины. И теперь он, замкнувшись в своей одинокой гордыне, иссыхал на корню.

– Собираетесь жениться?

Карим обернулся на голос.

Перед ним стоял седой человечек; его изрытое оспой лицо напоминало пемзу. Длинные спутанные бакенбарды топорщились и вздрагивали, словно от нетерпения, и с ними как-то не сочетались темные мешки под усталыми глазами. Человек зажег свет и стал разглядывать Карима.

– Нет, вы не собираетесь жениться, – заключил он.

Его голос звучал хрипловато, как у заядлого курильщика. Он подошел ближе; взгляд из-под блеклых век выражал безразличие, смешанное с подозрительностью. Карим улыбнулся. У него не было никакой санкции на розыски в этом городе, так что следовало проявить мягкость.

– Меня зовут Карим Абдуф, – сказал он. – Я лейтенант полиции, расследую одно дело. Мне нужна кое-какая информация.

– Вы из Каора? – спросил фотограф, заинтригованный видом странного гостя.

– Из Сарзака.

– У вас есть документы?

Карим порылся в кармане и протянул свое удостоверение. Фотограф несколько минут внимательно изучал его. Араб вздохнул. Он знал, что Ко впервые видит полицейскую карточку инспектора, но это не мешает ему играть в бдительность Наконец тот с натянутой улыбкой вернул документ. Его лоб прорезали глубокие морщины.

– Что же вы хотите?

– Я ищу снимки одного класса.

– Какая школа?

– Жана Жореса, в Сарзаке. Мне нужны фотографии первого и второго классов средней ступени восемьдесят первого – восемьдесят второго годов, а также списки учеников, если они случайно остались у вас. Хранятся здесь такие документы?

Человек снова улыбнулся.

– Я храню абсолютно всё.

– Значит, можно взглянуть? – спросил полицейский таким елейным тоном, на какой только был способен.

Фотограф указал на дверь соседней комнаты, откуда падала узкая полоска света.

– Конечно. Они там. Прошу...

Второе помещение было много просторнее, чем ателье. На длинном столе возвышалось непонятное устройство черного цвета, со множеством ручек, рычагов и линз. Кругом висели увеличенные фотографии – на сей раз крестины. Но тоже в белых тонах. Радостные улыбки, новорожденные...

Карим подошел вслед за фотографом к железному канцелярскому шкафу. Ко пригнулся, читая этикетки, затем открыл массивный ящик и вынул оттуда кипу конвертов из вощеной бумаги.

– Жан Жорес. Вот они.

И он вытащил из пачки конверт, набитый прозрачными пакетиками со снимками. Он перебрал их раз, другой и... складок на его лбу стало еще больше.

– Вы сказали, первый и второй восемьдесят второго года?

– Именно так.

Усталые глаза фотографа удивленно раскрылись.

– Странно... Их здесь нет.

Карим вздрогнул. Неужто взломщики опередили его? Он спросил:

• Предыдущая
• 26/71
• Следующая