Выбери любимый жанр

Черная линия - Гранже Жан-Кристоф - Страница 23

Изменить размер шрифта:

Что вы в действительности знаете обо мне? Каковы ваши источники? Газеты? Документальные фильмы? Книги, написанные другими? Как можно понять личность, идя подобным путем?

Что касается сравнения, проводимого вами между глубоководными погружениями и моими «побуждениями», знайте, что я сам, и только сам, выбираю свой абсолют, и другим людям это недоступно.

Элизабет, убедительно прошу вас: играйте в психолога с молодыми правонарушителями из Френ или Флери-Мерожи. Специальные организации помогут вам войти в контакт с заключенными вашего масштаба, достойными ваших маленьких «практических работ».

Я больше не желаю получать писем такого рода. Повторяю вам: пребывание в тюрьме — это испытание. Достаточно тягостное само по себе, чтобы еще получать оскорбления от какой-то претенциозной парижанки.

Элизабет, прощайте. Надеюсь в дальнейшем не читать ваших посланий.

ЖакРеверди

Долгое время Марк сидел неподвижно. Он не сводил глаз с листка в клеточку. Теперь он напоминал ему кулак, который только что впечатался ему в нос. Сильно, как кувалда.

Он чувствовал себя совершенно оглушенным. В голове царило смятение. Сбивчивые, противоречивые мысли расползались в разные стороны.

Что означало это письмо? Он что, действительно проиграл? Это первый и последний ответ от Реверди? Или напротив, несмотря на все оскорбительные слова, надежда еще сохранялась?

Он прочел письмо еще раз. Потом еще много раз. Наконец он понял: снаряд достиг цели. Аккуратные, филигранные буквы посылали ему знак ободрения. Да, он ошибся в форме, но убийца не захлопнул перед ним дверь.

Марк попытался перевести: «Если вы хотите узнать правду, дойдите до самых истоков. Задайте мне правильные вопросы». Он, безусловно, грешил излишним оптимизмом, но не мог заставить себя думать, что Реверди потрудился написать Элизабет только для того, чтобы обидеть ее. К тому же между строк ныряльщик запускал и приманку:

… знайте, что я сам, и только сам, выбираю свой абсолют, и другим людям это недоступно.

Этот человек не говорил: «Я невиновен». Он говорил: «Вы не понимаете». Разве это не способ возбудить ее любопытство? Марк чувствовал, как по его коже пробегает дрожь. Он был абсолютно уверен, что Жак Реверди — не простой серийный убийца, не просто человек с «навязчивой идеей убийства», каким его описал Эрик Шрекер.

За всеми убийствами крылось нечто общее.

Какой-то поиск.

Улыбка. Да, в конце концов он добился успеха. Лобовая атака вызвала раздражение преступника, но при этом заставила его реагировать. И это письмо представляло собой приглашение покопаться поглубже, задать новые вопросы, не ограничиваться поверхностным наблюдением.

Не снимая перчаток, Марк взял пачку бумаги и ручку, выбранные им для Элизабет. Надо ответить немедленно. Пока свежи эмоции. Надо, чтобы Элизабет объяснила ему, что готова изменить свой метод, что готова просто выслушать, понять, позволить повести себя…

Но вначале — покаяться.

Париж, 10 марта 2003 г., понедельник.

Дорогой Жак!

Я только что получила ваше письмо. Я просто убита. Простите ли вы мне мою неловкость? Как я могла быть такой дурой? Я никак не хотела причинить вам вред. И еще меньше — оскорбить вас…

Я не подумала о проблеме перлюстрации. Должна признаться, что совершенно не знакома с правилами и процедурами, принятыми в малайских тюрьмах. Мне очень неприятно, что из-за моей манеры выражаться мои слова могли быть истолкованы как подтверждение еще не доказанных фактов. И тут я должна признаться в своем полном невежестве: я точно не знаю, на каком этапе находится следствие. Мои сведения ограничиваются тем, что я сумела найти во французской прессе.

Простите, простите, простите… Я ни в коем случае не хотела усугубить ваше положение перед лицом правосудия.

Однако позвольте мне объяснить вам глубинные причины моего обращения к вам. Я знала вас задолго до случившегося в Малайзии, а также и в Камбодже.

Я знаю вас со времен ваших спортивных подвигов. Меня очень привлекает дайвинг: уже в восемь лет я смотрела и пересматривала «Голубую бездну». Я могла часами представлять себе, что значит ощущение глубины. Что можно испытать, погружаясь, не дыша, далеко за пределы, доступные обычному человеку. Уже в то время вы стояли на высшей ступени моей маленькой личной иерархической лестницы.

Сегодня вас обвиняют в убийствах. Вы не хотите говорить об этом: я уважаю ваше молчание. Но ваша личность не становится от этого более заурядной. Как ни парадоксально, поступки, в совершении которых вас сегодня подозревают, настолько далеки от ваших спортивных достижений, от вашего образа, проникнутого мудростью и покоем, что эта ситуация лишь усиливает мой интерес к вам. От этой гипотетической связи между синими глубинами и черной бездной, от невероятности перехода от добра ко злу у меня захватывает дух. Какой бы ни была правда, ваш путь, ваша судьба грандиозны.

Вот на что я надеюсь — мне следовало бы написать: вот на что я не смею надеяться. Чтобы вы доверили мне какие-то личные воспоминания, чтобы вы рассказали мне о каких-то событиях, запавших вам в душу. Все равно, о каких. Переживания, испытанные под водой. Воспоминания детства. Истории, связанные с Канарой… Все, что вы захотите, лишь бы эти слова стали началом какого-то обмена.

Ничто не может заставить вас написать мне. И у меня больше не осталось аргументов, чтобы убедить вас. Однако я уверена в одном: я могла бы стать для вас слушателем — другом, понимающим, внимательным. Речь больше не идет о студентке-психологе. Речь идет просто о молодой женщине, которая восхищается вами.

Никогда не забывайте, что я готова выслушать все. Только вы будете устанавливать пределы, границы для нашего общения.

Ведь бездны бывают самые разные.

И все они мне интересны.

В ожидании — трепетном — вашего ответа,

Элизабет

К концу письма Марк совершенно взмок.

Его руки в перчатках буквально плавились. Он несколько раз переписывал текст, лихорадочно, изо всех сил сжимая ручку. Ему никак не удавался почерк. Но теперь перед ним лежало письмо; настоящее письмо от Элизабет, написанное от руки. Перечитывая его, он отметил патетику, чрезмерную сентиментальность. Может быть, следует еще подумать перед тем, как отправлять его? Нет, он решил оставить все как есть. Это первая, непосредственная реакция. И Реверди должен почувствовать ее спонтанность.

Смеркалось. Был уже шестой час. Марк и не заметил, как прошел день. Он не слышал телефона, не думал о внешнем мире. Теперь, по мере того, как в квартире становилось все темнее, у него нарастало чувство, что его тоже захлестывают черные волны. Он отдавал себе отчет, откуда взялось это неприятное ощущение: на несколько последних часов он действительно перевоплотился в Элизабет.

Кофе, не раздумывая, кофе. Он выбрал итальянскую смесь, достаточно крепкую, включил свой хромированный автомат. Горький запах эспрессо успокоил его. Он с наслаждением предвкушал, как горячий напиток проникнет в нутро и поможет ему вырваться из этого транса.

Он выпил одну порцию, сразу же приготовил вторую. С чашкой в руке снова вернулся к столу, уже успокоившись, и еще раз посмотрел на строчки, написанные рукой несуществующей женщины. Пот просочился через перчатки, оставил следы на листке. Тем лучше: Реверди тоже заметит эту деталь. И представит себе, как нервничала Элизабет. Может, даже решит, что она плакала? Тоже неплохо… Марк вдруг подумал: а не стоит ли надушить и это письмо? Нет! Тут речь идет уже не о соблазнении, а об экстренной помощи.

Он запечатал письмо, надел куртку, нашарил ключи и взял конверт: надо поторапливаться, пока не закрылась почта. Он решил отправить письмо с пометкой «срочное». Пускай это выдает нетерпение корреспондента. Пускай конверт привлечет внимание тюремщиков в Канаре. Ему наплевать. Он не может ждать ответа еще месяц, — если этот ответ вообще придет.

Перейти на страницу:

Вы читаете книгу

Черная линия

Гранже Жан-Кристоф

Наши партнеры