Говори мне о любви - Иден Дороти - Страница 72

• Предыдущая
• 72/82
• Следующая

Дрожащий ребенок, худенький, как грудка цыпленка, в соломенной шляпке на голове, в сползающей с плеч яркой гимназической курточке (форма последней школы, из которой она сбежала) вскарабкался в старомодный «даймлер» и сел рядом с небольшого роста прямой женщиной – ее бабушкой.

Анна бурно протестовала против поездки в Лондон («нет другого места, где ты можешь находиться, кроме как там», – сказала ей разгневанная мать). Теперь она здесь, но сразу не хотела этого, ей хотелось скорей покинуть вокзал Виктория, окутанный огромными клубами дыма, и серые улицы, вдоль которых тянулись толпы народа.

Встретив ее, бабушка бросила на нее жесткий испытующий взгляд, затем взяла ее дрожащими руками и велела сесть в «даймлер», где она накинула сложенный шерстяной плед на ободранные колени Анны и сказала шоферу, куда ехать.

– В магазин «Боннингтон», Бейтс. Меня ждут кое-какие дела, и я уверена, что мисс Анна с интересом посмотрит на магазин.

– Хорошо, мадам.

– У меня вокзал Виктория всегда ассоциируется со встречей твоего дедушки. Он был большой любитель путешествовать, – сказала Беатрис Анне. – Так, значит, твоя мать отправилась в Америку?

Анна кивнула, но не открыла рта и зажмурила глаза, чтобы сдержать нечаянно выступившие слезы.

– Ну, говори, детка. Надеюсь, у тебя есть язык? Опять то же самое. Где твой язык, Анна? Ты проглотила его?

Как раз в эту минуту, когда бабушка держала ее руки, вместо того чтобы бездумно расцеловать ее, Анне показалось, что теперь с ней будут обращаться как со взрослой, или как с кем-то, кто не был полупридурком.

Но это было не так.

Значит, она будет молчать. Она была готова к этому, и целыми неделями обходилась без разговора после того, как обсуждались планы послать ее к дедушке с бабушкой в Англию. Она убежала уже из третьей школы-интерната, и ее нашли, умирающую от голода, грязную и испуганную, прятавшуюся под одним из мостов через Сену. Разве кто-нибудь ей сказал, какие ужасные, отвратительные эти французские школы? Правда, ее мать и отчим тоже окончили французскую школу, но там, кажется, были добрые жандармы. А теперь суровая старая леди сидела рядом с ней. Значит, опять она одинока, как всегда, худенькая, уродливая маленькая девочка, которая никому не нравится.

– Вот это, – сказала бабушка, показывая на высокую кирпичную стену, за которой располагались широко разбросанные здания, – это Букингемский дворец, где живут король Георг и королева Мэри. Мы находимся сейчас на углу Гайд-парка. Мы проедем на ту сторону парка в мой магазин на Бейсвотер Роуд. Если ты посмотришь налево, то увидишь Ротер Роуд, где ездят верхом леди и джентльмены. На другой стороне Парк Лейн, и там самые прекрасные дома Лондона. И большинство наших покупателей живут там. Когда мой отец умер и я возглавила магазин «Боннингтон», мы всегда имели дело с аристократией. Моя дочь Флоренс говорит, что теперь мы должны повернуться к массам, но это не означает такое неприятное слово, как стадо животных. Гораздо приятнее было обслуживать высшие классы, особенно после того, как я добилась диплома поставщика королевского двора. Надеюсь, ты не такая маленькая, чтобы не знать, что это значит? У тебя, конечно, не было возможности услышать, что такое бизнес?

Колкие серые глаза изучали девочку.

– Я опережала свое время. На деловую женщину в прошлом веке смотрели как на что-то странное. Путь, по которому пошли твой дедушка и я, казался выходящим за рамки разумного, подобно твоему бегству из школы. Ты можешь сделать выбор, пойдешь ты в обычную дневную школу, в школу-интернат, или будешь учиться с гувернанткой. Но что бы ты ни выбрала, мы будем надеяться на честное согласие с твоей стороны. Теперь смотри, вот эта арка с мраморными скульптурами, видишь? Вон там деревья, это государственный флаг развевается над «Боннингтоном». Я верная патриотка. Мне кажется, ты совсем запуталась, к какой стране ты принадлежишь. Ты наполовину англичанка, и ничего не может быть лучше, чем проявить свою преданность Англии… – Бейтс, остановитесь у главного входа в магазин. Кажется, у нас очень молчаливый пассажир, но, вероятно, в таких обстоятельствах придется быть терпеливее… Пойдем, моя дорогая. Ты можешь поговорить с твоей тетей Флоренс, пока я просмотрю счета за сегодняшний день. А потом мы поедем домой.

– О, ты не похожа на мать, ты знаешь? – сказала высокая стройная женщина в строгом черном платье. Она не улыбалась, а только критически смотрела на Анну, как если бы Анна была чем-то, что можно продать в этом обширном сверкающем магазине, но не тем, что можно выставить на витрину, а совсем наоборот. Анна уже однажды испытала такое чувство. Это была семейная реакция. Все эти неприятные начальницы были совершенно одинаковы.

– Я твоя тетя Флоренс. Хочешь стакан молока и какой-нибудь кекс, пока ты ждешь маму? Она изучает счета этого отдела и закончит через час. Знаешь, крыша этого дома обвалится, если мама не сосчитает все шестипенсовики каждый день. Ладно… ты не говоришь по-английски?

Анна посчитала ее более свободной в выражениях, чем мама, которая однажды сказала, что дочь у нее слабоумная.

Тетя Флоренс вздохнула.

– О Господи! Я вижу, хлопоты еще впереди. – Ее голос был резким, но добрым, и в конце концов она не сказала: «есть у тебя язык?»

Флоренс взяла Анну за руку и повела к золоченой винтовой лестнице, покрытой красивым густо-зеленым ковром. Наверху были пальмы с листьями и папоротники в горшках, и дюжина маленьких столиков, накрытых бледно-розовыми скатертями.

Неожиданно тетя Флоренс сказала:

– Я перестала быть толстой, когда стала нервничать. Надеюсь, у тебя то же самое?

Возмущенная такой наводящей на размышление причиной, Анна потрясла головой. Тетя Флоренс приятно улыбнулась.

– Наконец-то я узнала, что ты не глухая и не немая. Садись и не делай несчастного вида. Ты больше всего ненавидишь школу, если убегала три раза. Я предупреждаю тебя, не вздумай убегать отсюда, потому что, если ты это сделаешь, мы обе не сможем смотреть за тобой. Все-таки я думаю, тебе понравится Овертон Хауз. В нашей семье все так разрознены теперь, у нас происходят немного смешные события, вроде твоей принадлежности к нам. Одно только определенно: твой дедушка избалует тебя, но не столько из-за тебя, а из-за твоей матери. Он всегда любил ее больше, чем нас. Любовь – странная вещь. Она может быть очень жестокой, очень пристрастной. Я не связываю себя любовью… Итак, я говорю тебе, юная Анна, никаких скандалов, пока ты у нас. Это плохо сказывается на бизнесе.

– Ну как? Ты поговорила уже со своей тетей Флоренс? – спросила бабушка, когда вернулась и они сели в «даймлер». – Надеюсь, она не испугала тебя. Она всегда ведет себя так с застенчивым, чувствительным ребенком, а сейчас острая, как нож. Но это пройдет. Она разочарована, потому что ее надежды не осуществились. Из-за твоей матери. Может, это тебе будет неприятно, но тут есть причины. Твой дядя Эдвин тоже разочарованный. Но у него некоторые странности в сознании, не позволяющие изменить его характер. Я думаю, это оттого, что каждый из них не получил такой любви, которая была им необходима или которую они хотели получить. Люди жадны на любовь.

Бабушка быстро перевела взгляд на Анну, и он был таким отчаянным, что Анна едва не нарушила свой обет молчания. Она сжала губы и зажмурила глаза, и тогда ее огорченная бабушка залилась смехом.

– Что за странное маленькое существо! Как взъерошенный чужестранный котенок. Хотела бы я знать, твой дедушка собирается что-нибудь сделать из тебя?

Но он мало сделал для нее, этот худой старый человек, одетый в грузинский шелковый халат. Он больной, хотела объяснить ей бабушка и уже готова была это сказать, но не успела открыть рта.

– Уильям, ты не можешь получить большего молчальника, чем этот ребенок.

И девочка действительно не собиралась начать разговаривать, увидев, как был потрясен старый человек и что было написано на его лице.

• Предыдущая
• 72/82
• Следующая