Говори мне о любви - Иден Дороти - Страница 59
- Предыдущая
- 59/82
- Следующая
Но она была чувствительной. Только она никогда-никогда не призналась бы в этом. «Улыбайся! – говорила она себе, сидя в спальне. – Смейся! Будь веселой! Даже в этом ужасном черном платье. Представляю, если бы я спустилась вниз в красивом платье, наверное, крыша упала бы всем на голову. А может, никто и не заметил бы, кроме папы. Флоренс все еще ненавидит меня, Эдвин всегда был слишком занят самим собой, чтобы заметить мое существование. Мама не одобряет меня. Она всегда не одобряла меня. Я думаю, в тот день, когда меня вернули после кражи из коляски, мама надеялась, что я никогда не найдусь. Иногда я просто не хочу существовать. Женщина, которая украла меня, должно быть, очень хотела меня иметь».
Дези ворчала, раскручивая роскошные шатеновые локоны. Для нее было проблемой избавиться от папильоток и уложить локоны на шею или на лоб. Она хотела… она мысленно была в Париже. Но… Она была в Англии. Пока папа был с ней в Париже, он ублажал мадам коробкой ее любимых конфет, в результате чего разрешалось брать мадемуазель Дези из школы. Это была ужасно скучная и дурацкая школа, принадлежавшая мадам, и некоторые девушки из Швейцарии и Германии были чистокровные врушки и сплетницы. Известны были, конечно, ее любовные дела с Антуаном, красивым садовником. Она обратила на него внимание в оранжерее, когда он сажал клубнику, и он откликнулся со страстной экспрессией и обожанием. Но роман кончился, когда она обнаружила, что у Антуана есть жена и двое маленьких детей. Жалкий обманщик! Он все еще восхищался ею на расстоянии, его черные глаза загорались, но она и не думала, чтобы ее сердце разбилось из-за него.
Но однажды она испытала любовные страдания, и надолго. Это была часть ее жизни. Дези росла очень мечтательной и понижала голос, когда говорила о потерянной любви.
Она, конечно, не пережила такого жестокого удара, как Флоренс. Но никогда до того она не была так несчастна, как сейчас. Не оттого что не было мужчин, на ответное чувство которых она рассчитывала. Один из них искренне любил ее, и, тайно терзаясь одиночеством, Дези страдала.
Она несчастлива была сейчас потому, что никто никогда не напомнил старой, толстой, эгоистичной, равнодушной женщине, что та забыла о внучке по имени Дези.
Это действительно ужасно – быть забытой. Словно ты не существуешь вообще. И в десять минут седьмого Дези постучала в дверь комнаты Флоренс.
– Можно войта? Ты одна?
Послышалось бормотание, разрешение войти. Затем Флоренс задохнулась:
– Почему ты надела это платье?!
Дези взглянула на облегающее черное платье Флоренс – она была похожа на обожженую палку. На Дези было надето платье из шифона цвета чайной розы.
– Бабушка не вспомнила обо мне, так почему я должна помнить о ней?
– Ничего себе, хорошее поведение! Что скажет мама или слуги? Да и все в Хисе…
– Что мисс Дези танцует на могиле своей бабушки? Хорошо, она заслужила это некоторым образом. Я не выношу все время быть в черном и мрачной. Ты знаешь это. Так что, надев желтое платье, я не препятствую бабушке попасть на небеса. Почему это всегда предполагают, что люди попадают на небеса?
– Не меняй тему разговора. Если ты придешь в столовую в таком платье, то ты останешься там одна.
– Прекрасно, но неразумно. Все-таки я подумаю. – Внезапно Дези бросилась к Флоренс и обняла ее. – Фло, но ты не забудешь меня? Никогда?
– Я все пытаюсь узнать, что ты такое, и думаешь ли ты вообще о чем-либо.
– Я некая личность, которая воспользовалась твоей любовью. Я была только вежлива с капитаном Филдингом и не виновата, что понравилась ему больше, чем ты.
– Ты не должна была бросаться к нему ради развлечения. Вот чего я не могу забыть.
– Я составила ему компанию в музыкальной комнате, хотя я только играла и пела по его просьбе.
– И жала ему руку, и смотрела ему в глаза, и улыбалась, и хихикала!
– Не хихикала! – крикнула возмущенно Дези. – Я не хихикала и не делала ничего из того, что ты говоришь. Я не думала ни о чем серьезном, а только экспериментировала. Разве ты не экспериментировала, не играла своей женской силой, когда тебе было шестнадцать?
– С кем? – сурово спросила Флоренс. – Капитан Филдинг был единственный мужчина, который посмотрел на меня. Но ты, которая его не любила, которая даже не нравилась ему… Я представляю, невозможно было сопротивляться эксперименту, как ты называешь это. И теперь, – закончила Флоренс драматически, – я торговка!
– О Фло, ты всегда такая сильная! Я не виновата, что я красивее тебя.
– Но ты должна была оставаться в тени. Ты не могла? Ты собираешься видеться с капитаном Филдингом снова?
– О небеса! Надеюсь, что нет! – воскликнула непосредственно Дези. – Но полагаю, возможно, я столкнусь с ним на балу.
Отчужденный взгляд бледно-голубых глаз Флоренс остановился на Дези.
– Бессердечная, легкомысленная, поверхностная, эгоистичная! И ты рассчитываешь, что я забуду все? Жизнь не будет легкой для Дези Овертон, даже несмотря на то, что ты красивая и очаровательная. Что тебе необходимо, моя девочка, так это чтобы отплатили тебе той же монетой!
Бросив эту злую реплику, Флоренс выскочила из комнаты, только зашуршала черная тафта ее юбки. С высоко взбитыми волосами она была похожа на этих ужасно бесполых продавщиц-примеряльщиц в Париже, на портных, обслуживающих истэблишмент. Какой женой она была бы капитану Филдингу? «Может быть, «Боннингтон» и владение магазином в самом деле надлежащее место для нее? – подумала Дези. – И там она чувствует себя в своей тарелке?» Дези было неприятно, что долгие годы на ней лежит печать вины перед Флоренс.
Считалось, что папа всегда на ее стороне. В этот вечер он сказал, что она лучик солнечного света за обеденным столом. У мамы же вырвались слова, опровергающие папино мнение.
Итак, Дези благополучно сидела в желтом платье и пыталась вести несколько оживленную беседу за столом. Эдвин отвечал ей. Он действительно привык к изысканным обедам в компаниях в Берлине и считался большим специалистом в застольных беседах. Он стал рассказывать с возрастающим энтузиазмом о немецких обычаях, о людях, с которыми познакомился, о бароне и баронессе фон Хессельман, имена которых повторял то и дело.
– Кто этот барон фон Хессельман? – спросил папа.
– Он принадлежит к аристократии, папа.
– Допустим.
– Он ближайший друг Круппа. И еще официально он улан.
– В кавалерии?
– Да, конечно, папа.
– Твой отец не слишком много знает о немецких полках, – заявила мама.
– Но уланская кавалерия знаменита, мама. Все офицеры – прекрасные наездники и фехтовальщики. У большинства из них шрамы – результат дуэлей.
– Я никогда не видела, чтобы шрамы прибавляли красоты мужчинам, – сказала Флоренс.
– Прибавляют, уверяю тебя. Это род мистической храбрости и отваги. Женщины их любят. – И Эдвин потрогал свою гладкую щеку. Монокль в его глазу придавал ему вид иностранца. – Между прочим, папа, я только что говорил о Круппе, так вот, барон фон Хессельман сказал, если Крупп снабдит их оружием, то барон обеспечит страну мастерами ведения боя.
– Для чего? – спросил папа, делая вид, что он поглупел.
– Для того, чтобы пойти на войну, конечно. Они ввяжутся в войну раньше или позже. Так предполагает кайзер. Он одержим грандиозными планами, которые составил Шлиффен. И он любит воинственную музыку. Когда войска маршируют по Унтер-ден-Линден, это совершенство надо видеть.
– Я предпочитаю смотреть на нашу собственную гвардию, когда она марширует вниз по Мейл, – сдержанно сказал папа. – И не думаю, Эдвин, что ты считаешь немецкую армию лучше нашей. Дай мне наш полк «Голдстример», и он сметет уланский за несколько дней.
– Я не сказал, папа, что считаю немцев лучше.
– Эдвин, дуэльный шрам у барона тоже есть? – пробормотала Дези. – Поэтому баронесса ложится с ним в постель?
– Как ты можешь знать, ложится она с ним в постель или нет?
– Не знаю. Я даже не знаю их. И спрашиваю тебя. Она тоже красивая? Я имею в виду, что она без дуэльных шрамов?
- Предыдущая
- 59/82
- Следующая
