Говори мне о любви - Иден Дороти - Страница 19
- Предыдущая
- 19/82
- Следующая
Одно было несомненно: если прием пройдет в музыкальной комнате, то теперь она не станет прятаться от взглядов и будет в центре всего, как жена, принимающая гостей. Она будет блистать.
Уильям испытал облегчение оттого, что она отнеслась к приему хорошо. Он немного нервничал, когда мать предложила устроить вечер, и думал, что следовало бы посоветоваться с Беатрис. Но тогда ему нечего было возразить, Беатрис не было дома.
«Но это не вся правда», – размышляла Беатрис. Однако ничего не сказала, поскольку была так счастлива, что Уильям стал внимательным и любящим. Он говорил, что она должна надеть кружевное платье, заказанное в Париже. Наконец закончив примерки на Бонд-стрит в салоне Уорда и ни разу не надевая, она повесила платье в гардероб.
Этим вечером на улицах было снежно. Некоторые леди, прибывшие на прием, находились в нервозном состоянии, говорили, что лошади скользили на льду и мог произойти несчастный случай.
Хокенс была занята наверху, готовя горячие напитки и ароматные салаты.
Лаура Прендергаст сбросила пелерину и первая побежала вниз, ее локоны танцевали. Она была одета исключительно в белое и выглядела хрупкой сказочной снежинкой. Глаза Уильяма засияли от восхищения, он даже не старался этого скрыть. В то время, когда его мать разговаривала с гостями, он жаждал развлечений. Он всегда восхищался красивыми женщинами. Не опасно ли было такое состояние молодого мужчины, который не очень любит свою жену?
Беатрис решила, что постепенно уменьшит свое участие в работе «Боннингтона». Деньги, конечно, важны, чтобы показать, что ее муж купается в роскоши, но личное внимание было еще важнее.
Ей надо уже начать доказывать, что она может быть хорошей хозяйкой дома.
Прошли первые полчаса, и поток болтовни обрушился на нее (проклятая знать, как говорил папа). Беатрис была потрясена: разговор шел о владении домом, будто они имели на него право или если бы она была здесь пустым местом.
Это, конечно, ее собственная промашка, сказала себе Беатрис. Она должна была взять на себя труд и поставить в известность друзей Уильяма, кто здесь хозяин. Виновата в этом и миссис Овертон тоже. Беатрис подозревала эту леди в злом умысле, пригласив надменных людей, которые могли себе позволить отпускать такие реплики, как, например: «Так вот она какая, жена Уильяма. Где мы ее видели до этого?»
Можно было легко подсчитать такого рода реплики.
– До этого вы видели меня в моем магазине, – ответила Беатрис, успокоив одну леди. – Не та ли вы личность, которая нуждается в венецианских кружевах? Их плетут на острове Борнео, вы знаете? Я сделала специальный заказ, чтобы мне их прислали. Не забудьте навести справки в течение нескольких недель.
Гораздо труднее было улизнуть Уильяму. Но затем Беатрис не заметила, как он исчез.
«Будь вежливой с людьми, – убеждала она себя. – Слегка побеседуй, если они хотят этого». Она приказала начать музыкальную часть вечера.
Миссис Овертон пригласила музыкантов, которые должны были исполнять произведения елизаветинских времен и еще мадригалы, но Беатрис спокойно сказала, чтобы они играли рождественские гимны. В конце концов, это было Рождество или нет?
Часть гимнов желательно было петь (подтверждая, как не права была миссис Овертон, заботясь о своих любимых мадригалах). Беатрис воспользовалась случаем и пошла искать Уильяма.
Она нашла мужа в зеркальной комнате с Лаурой Прендергаст в его объятиях.
Эта чудесная маленькая комната доставила удовольствие флиртующему Овертону и стройной белой снежинке Лауре. Темное пятно тени Уильяма отражалось при свете свечей. Они казались привидениями. Но это не были привидения, поскольку целовались. Однако было еще далеко до того, чтобы у них вскипела кровь.
Беатрис стояла прикованная к месту, пока смех Уильяма, такой короткий, нежный, хриплый, не заставил ее поспешно отступить назад в коридор.
Нельзя допустить, чтобы он обнаружил ее здесь. Если он подумает, что она шпионит за ним, то никогда не простит ей этого.
В этот момент она знала, что прощение должно исходить от нее.
По прошествии нескольких секунд она утратила прежнее благодушие, ей пришлось призвать весь свой рассудок, чтобы быть разумной, дальновидной, терпеливой.
Беатрис снова прислонилась к стене, стиснув от бессилия кулаки, и решила никогда больше не бродить по дому во время приемов, она медленно приводила в порядок свои мысли.
Уильям никогда не целовал ее в зеркальной комнате. Но и она никогда не одевалась в романтическое белое платье и не кружилась, как снежинка. Это было разумно, ведь у нее не такая фигура, она низкого роста, и ее объятия не отражались бы при пламени свечей в туманных зеркалах. Ее поцелуи в зеркальной комнате вряд ли выглядели бы романтическими. А может, выглядели бы?
Она пыталась рассуждать здраво и реалистически. Ей всегда говорили, что мужчина, который захочет жениться на ней, определенно Дон Жуан. Признавая это, она вышла за него замуж.
«Тогда почему сейчас, – думала Беатрис, – этот эпизод вызывает у меня недовольство?»
Совсем недавно она надеялась, что брак удовлетворяет его; неужели их объятия в спальне старого генерала недостаточны ему?
Теперь она поняла, что недостаточны. Сейчас ничего не поделаешь, надо быть практиком, спокойно уйти отсюда и вернуться к гостям, вести себя, словно ничего не случилось. И никогда не упоминать об этом. Слово «никогда» слетело с ее губ как обвинение. Это слово существовало в ее браке, как утешение в беде и предотвращение ссоры.
Но прекрасные слова разбились вдребезги. Они были такими же хрупкими, как предательские зеркала XVIII века. Теперь нужно как-нибудь утрясти это вместе, а трещину склеить.
Когда Уильям проснулся на следующее утро, у него болело горло и было затруднено дыхание. Беатрис сразу поняла его манеру. Он всегда сказывался больным, когда перед этим отсутствовал. Беатрис надеялась, что сцена, которую она застала, была лишь мимолетным флиртом и на этом все кончится.
Уильяма волновала красивая Лаура, и он сожалел, что плывет по течению скучной семейной жизни.
– Извини, дорогая, у меня кашель, и я простужен. Это чертовски утомительно для тебя.
– Для тебя тоже, – сказала Беатрис. – Сегодня тебе следует остаться в постели. Я сейчас позвоню, чтобы принесли горячие бутылки и горячее питье. Нет, я сделаю сама: не могу доверить это Лиззи, она очень тупая девушка.
– Нельзя ли сделать это позже? Не заставляй Диксона ждать. Новая лошадь этой породы очень беспокойная.
– Я не поеду сегодня утром в магазин, – сказала Беатрис.
– Но почему?
– Потому что я предпочитаю присмотреть за моим мужем. – Она почувствовала, как его охватила нервная дрожь, и нежно поцеловала его. – Ты возражаешь?
Уильям вдруг показался сонливым и довольным.
– Ты же знаешь, я обожаю, когда меня балуют.
Беатрис почувствовала, как тяжесть чуть-чуть свалилась с ее души. Быть обожаемой нянькой лучше, чем ничего. Словно ей дали крошку хлеба и спасли от голода.
– И у меня блестящая идея. Какая необходимость проводить Рождество в Англии? Ведь ты знаешь, что сырость и туман вредны для твоих легких. Почему бы нам не отправиться туда, где солнышко?
Уильям схватил ее за локоть.
– Беа! Ты так думаешь?
– Конечно. Я никогда не проводила Рождество за границей. Я никогда не была за границей, ты хорошо об этом знаешь, пока мы не поехали в Париж. И я компенсирую тебе наконец наш внезапный отъезд.
– Ты не должна мне ничего компенсировать.
– Я могу не делать этого, но мне так нравится, – сказала убежденно Беатрис. – Такая идея пришла мне в голову сегодня ночью. Я трачу слишком много времени на магазин и совсем забросила тебя, а ты был таким милым и безропотным.
Уильям прищурил глаза.
– А как же магазин, если ты уедешь?
– О, папе гораздо лучше. Он всегда с удовольствием вернется. Таким персоналом, как сейчас в «Боннингтоне», он отлично может руководить. Так какое место лучше всего для твоих легких?
- Предыдущая
- 19/82
- Следующая
