Меч, палач и Дракон - Рау Александр - Страница 4

— Еще скажи: предал! — отмахнулся Гальба, — Смотри, не расплачься от обиды, рыцарь. Я дал тебе дело, достойное моего ученика. Ты мог показать себя мужчиной, а вместо этого дал избить себя из-за бабы! А ведь мог уже быть графом.

— Это все проклятый Гийом, он покровительствовал де Вега! — кровь ударила Марку в голову, его горячий нрав прорвался наружу, — Граф де Вега мертв, но Гийому я отомщу!

— Тише! — герцог поднял руку, — Раньше нужно было храбрость проявлять, мститель. Сам знаешь, что Гийом, сейчас не досягаем. Даже для меня, — с явным сожалением добавил первый министр.

Он с интересом наблюдал за тем, как разгорается ненависть в глазах Марка. Гальба давно выделил де Мена из числа своих клевретов. Тот был слишком отличен от других. Внешне: северянин по матери Марк не похож на камоэнсцев, что светлокожи, но чуть смуглы. Над ним не властен загар. Вдобавок ко всему, он светловолос, из-за чего брови и ресницы почти незаметны; и резкий взгляд его бледно-серых глаз заставляет вздрагивать. Среднего роста, широкоплечий, резкий в движениях, ладони большие, широкие, как у мужика-крестьянина.

Задиристость и грубость — вот отличительные черты Марка. Всегда пытается что-то доказать обществу и себе, крайне болезненно реагирует на мнимые и действительные обиды. Трудно предсказуем, но все же управляем.

— Вы вызвали меня, только для того чтобы обсуждать мои прошлые неудачи? — с вызовом спросил виконт, приподнимаясь в кресле.

Гальба улыбнулся, узнавая прежнего любимца — горячего и порывистого.

— Нет. Я решил дать тебе еще один шанс. У меня на столе патент на чин лейтенанта гвардии. Возьми его он твой.

Марк подчинился без раздумий, патент был дверцей в прежний мир. Окном в старое счастливое бытие. Патент — солидный надежный пергамент, а не бумага — был тяжел от печатей, среди них он увидел и королевскую.

— Надеюсь, ты учел свои прошлые ошибки, — вернул его к жизни герцог.

— Что я должен делать?

— Преданно служить королю и Камоэнсу. Ну и — разумеется — слушать мои советы. Капитан Блас Феррейра верен Хорхе, но все же присмотр за ним нужен.

— Это понятно, я о другом. Как я могу помочь вам, Ваше Высочество?

Гальба неприятно рассмеялся.

— Надо же, вспомнил, что я дядя короля и твой сюзерен, — смех резко оборвался, — У нас впереди много важных дел. Как ты знаешь, я ненавижу мага Гийома. И давно бы уже убил его, если бы не поддержка его Хорхе, и не та польза, которую он приносит короне.

Марку хотелось съязвить на счет нескольких неудачных попыток, предпринятых герцогом, но он вовремя остановился.

— К счастью, нет ничего вечного. Гийом уже подготовил королю троих учеников — как сам говорит, а во лжи его упрекнуть трудно — знающих почти все, что и он. Один из них — Гонсало де Агиляр — мой частый гость.

— Я близко знаком с ним, — Марк понял, куда клонит герцог. — По происхождению он — настоящий гранд, ровня знатнейшим аристократам. Другие же ученики — безродные выскочки. Гонсало честолюбив и мечтает превзойти Гийома, которого терпит с трудом.

— Да, уж тяжело было ему — выходцу из древнейшей фамилии Камоэнса — терпеть указания «заброды из-за моря», — согласился с ним Гальба, — Вы оба честолюбивы и рветесь вверх. И я даю вам этот шанс. Дружи с ним.

Возвращаясь к Гийому, когда я найду повод, зацепку, шанс уничтожить его — ты узнаешь об этом одним из первых. Обещаю. Больше я тебя не держу.

— Благодарю, — Марк де Мена склонил голову в поклоне, встал и пошел к двери.

Прощаться, здесь было не принято.

— Подожди, — голос герцога остановил на пороге.

Марк обернулся.

— Твоя любовница — она слишком красива, — Гальба говорил так, будто красота это грех, — Чересчур. Как медовый цветок. К ней так и липнут пчелы.

Пчелы? Марк сжал кулаки.

— Будь аккуратней, — напутствовал его герцог. И в этих словах виконту слышался подвох.

Когда Марк вышел, Гальба услышал звон десятков колоколов близлежащего храма. Было время обеденной молитвы. Он встал из-за стола и прошел в соседнюю с кабинетом комнатку-часовню, преклонил колени перед иконой «Господа нашего Воителя», подаренной ему Архиепископом Камоэнским.

Господь на иконе был против обычая молод — не старик, а крепкий муж лет за сорок. Владыка Небесный, облаченный в сияющий доспех, грозил грешникам и еретикам огненным мечом. Лик его на иконе имел удивительное сходство с самим герцогом.

Гальба молился горячо и неистово, как и полагается верному ратофолку[5], отбивая поклоны, стуча о паркет массивной цепью с рубинами. Лоб он берег, едва касаясь им пола. Архиепископ разрешил ему этот грех — «не гоже столь великому человеку с синяками да ушибами ходить».

Господи, Владыка Небесный! Дай мне сил и здоровья нести груз свой и долг. Позволь мне покарать врагов моих, ибо дело мое правое! Ибо нет у меня врагов кроме недругов имени Твоего и страны моей! Дай мне меч свой огненный и очищу я землю эту от скверны!

Молился Гальба вслух, громко, от голоса его дрожали стены.

Список врагов был длинен. В число внешних герцог включал воинственных соседей: остияков и алькасарцев. В число внутренних: еретиков-возвращенцев, спесивых грандов, вредных королевских советников, и, конечно же, мага Гийома — чернокнижника и безбожника, противного самой природе

Моля своего Бога об их смерти, герцог забывал, что тот завещал своим детям на земле любовь.

Люди Камоэнса всегда отличались консерватизмом взглядов и привычкой к старым обычаям. Браки по любви в королевстве случались нечасто, общество отдавало предпочтение договорным союзам. Аристократы, особенно, к заключению брака подходили как к важному дипломатическому действию, иногда годами выбирая подходящую партию.

Редкие случаи искреннего взаимного чувства, союзы, заключенные против воли обстоятельств, становились предметом широкого обсуждения. Их помнили годами.

Последним ярким примером была история поэта Луиса де Кордовы и его возлюбленной Изабеллы, которая была обещана в жены королевскому магу Гийому.

Чародей взял ее у отца, как плату за помощь. Он не любил ее, но отступить не желал. Пролилась кровь, поэт выступил против мага, не имея ни единого шанса на победу… И тот впервые за три года жизни в Камоэнсе уступил, пораженный силой чужих чувств. Влюбленные поженились. Об этой событии столица сплетничала полгода.

Но не всем везло так, как Изабелле. Кокетка Ирмана — дочь одного из старых соратников Хорхе, познакомилась с будущим мужем за два дня до свадьбы. Мужа звали Никола, он оказался важным купцом из Далации, стариком шестидесяти лет, проводившим по полгода в разъездах.

Ирмана не грустила. В столичном граде Мендоре легко найти галантного и страстного любовника. Прислуга в доме из ее семьи, муж никогда ничего не узнает. Хранит ему верность — почти слыть сумасшедшей. Любовь до гроба есть только в сказках, да в сонетах Луиса де Кордовы.

Марк де Мена так спешил, что чуть не загнал вороного алькасарца, купленного за триста золотых. Он едва не проскочил поворот к нужной улице, наконец, достигнув цели, спрыгнул с коня, кинулся к дверям, остановился. Вернулся к жеребцу. Лошадей он любил больше, чем людей.

— Молодец, — он потрепал взмыленного коня по холке, — Вернемся домой, тебе насыплют лучшего зерна.

Его пылкая любовница Ирмана прислала сегодня записку о том, что ее мучает мигрень, и они вряд ли увидятся на этой неделе.

Виконт поправил длинные растрепавшиеся из-за скачки волосы, дотронулся до сломанного когда-то носа, резко оторвал руку. После чего подошел к двери и три раза ударил железной скобой о специальную пластину. Поморщился, никогда не любил этот звук.

В ответ тишина.

— Открывайте, черт подери! Иначе я сейчас разобью окно.

Угроза оказала действие. Дверь чуть отворилась, в образовавшуюся щель высунулось смазливое личико служанки Ирманы.