Преследование праведного грешника - Джордж Элизабет - Страница 14

Барбара нахмурилась, пытаясь осмыслить его слова.

— Но вы… вы же знаете все факты. Я рассказала вам, как все произошло. И вы прочли отчет. Я подумала… Вы же сами только что упомянули о встречах и звонках…

— Они не имеют ко мне отношения. По совести говоря, я не могу позволить вам думать, что гут есть моя заслуга.

Выходит, она ошиблась. Слишком поспешила с выводами. Зря она думала, что он встанет на ее сторону только потому, что они давно работают вместе. Она сказала:

— Значит, вы на их стороне?

— Кого вы имеете в виду?

— Половину сотрудников Ярда, считающих, что меня наказали за дело. Я спрашиваю только потому, что хочу выяснить, каковы теперь будут наши отношения. Если, конечно, мы еще собираемся работать вместе. — От волнения она начала захлебываться словами и, взяв себя в руки, произнесла более спокойно: — Так как же, сэр? Вы на их стороне? На стороне той половины?

Вернувшись к столу, Линли опустился на стул. Он внимательно посмотрел на Барбару, и она с легкостью прочла на его лице выражение некоторого сожаления. Непонятно только, к чему оно относилось. И это непонимание испугало ее. Ведь он был ее напарником. Или уже нет? Она повторила:

— Так как же, сэр?

— Даже не знаю, на чьей я стороне.

Барбаре показалось, что из нее вдруг выкачали весь воздух и ее съежившаяся телесная оболочка рухнула на пол кабинета.

Линли, должно быть, почувствовал ее настроение, поскольку добавил более сердечным тоном:

— Я всесторонне изучил вашу ситуацию. Целое лето, Барбара, я обдумывал это дело.

— Это не входит в ваши обязанности, — вяло произнесла она. — Ваше дело расследовать убийства, а не заниматься… моими проблемами.

— Я знаю. Но мне хотелось понять. И я до сих пор хочу понять. Мне думалось, что если я сам разберусь во всем, то сумею взглянуть на ситуацию вашими глазами.

— Но вам так и не удалось. — Барбара постаралась не выдать своего отчаяния. — Вы не поняли, что на карту была поставлена жизнь. Не поняли, что я не могла позволить утопить восьмилетнего ребенка.

— Дело не в этом, — сказал ей Линли. — Все это я понимал и понимаю сейчас. А не могу я уразуметь того, как вы посмели превысить свои полномочия и нарушить приказ ради…

— И не я одна, — перебила его Барбара. — Она и ее подчиненные тоже превысили свои полномочия. В обязанности полиции Эссекса не входит патрулирование вод Северного моря. А именно там все и произошло. И вам это известно. Именно в море.

— Конечно известно. Я все знаю. Поверьте мне, я все отлично знаю. Знаю, что вы преследовали подозреваемого, а этот подозреваемый сбросил ребенка с лодки. Знаю, какой приказ был отдан вам после этого и как вы отреагировали, услышав его.

— Я не могла просто бросить ей спасательный пояс, инспектор. Он бы не долетел до нее, и она утонула бы.

— Барбара, пожалуйста, выслушайте меня. Вы не имели ни прав, ни обязанностей принимать решения или делать выводы. Порядок подчиненности в нашем ведомстве очень важен. Оспаривая приказы, мы можем дойти до полного хаоса. Но хуже всего, что вы угрожали старшему офицеру оружием…

— Наверное, теперь вы боитесь, что следующим будет ваш черед, — с горечью произнесла она.

Линли не ответил на ее слова. Они словно повисли в воздухе между ними, и Барбара тут же захотела взять их обратно, понимая, насколько несправедливо ее предположение.

— Я сожалею… — хрипло сказала она. чувствуя, что эта хрипота в голосе была худшим предательством, чем все, что она когда-либо делала.

— Знаю, — откликнулся он. — Знаю, что вы сожалеете. И мне тоже жаль.

— Детектив-инспектор Линли?

Этот тихий призыв раздался со стороны двери. Линли и Барбара обернулись на голос. На пороге кабинета стояла секретарша их суперинтенданта, Доротея Харриман. Элегантная во всем, от прекрасно уложенных светло-медовых волос до строгого костюма в тонкую светлую полоску, она могла бы стать законодательницей моды. И, как обычно в присутствии Доротеи, Барбара тут же почувствовала себя кошмарным пугалом.

— В чем дело, Ди? — спросил Линли вошедшую молодую женщину.

— Суперинтендант Уэбберли просил вас зайти, как только вы освободитесь, — ответила Харриман. — Ему позвонили из управления. Что-то случилось.

Бросив взгляд на Барбару, она кивнула ей и удалилась.

Барбара замерла в ожидании. Ее сердце вдруг мучительно забилось. Приглашение к Уэбберли не могло прийти в более неподходящее время.

«Что-то случилось» — так Харриман условно обозначала то, что наклевывается новое дело. И в прошлом после таких вызовов к Уэбберли инспектор зачастую приглашал сержанта Хейверс участвовать вместе с ним в расследовании порученного дела.

Барбара ничего не сказала. Она просто выжидающе смотрела на Линли, отлично понимая, что в следующие несколько мгновений определится его точка зрения на их дальнейшее сотрудничество.

Из застеленного линолеумом коридора доносились отзвуки голосов. В комнатах отдела звенели телефоны. Начались утренние совещания. За дверью кабинета жизнь шла своим чередом, но здесь, в его стенах, Барбаре казалось, что они с Линли перенеслись в какое-то другое измерение, в котором определится все ее будущее, а не только профессиональные связи.

Наконец он встал из-за стола.

— Я должен узнать, что понадобилось Уэбберли.

Барбара отметила, что он употребил личное местоимение единственного числа, ясно обозначая свои намерения. Но все-таки она спросила:

— Буду ли я… — и внезапно обнаружила, что не может закончить вопрос, так как не готова услышать ответ. Поэтому она спросила по-другому: — Сэр, а чем бы вы посоветовали заняться мне?

Он размышлял об этом, отвернувшись от нее и устремив пристальный взгляд на висевшую у двери фотографию, на которой был запечатлен смеющийся парень с крикетной битой в руке и большой дыркой на испачканных травой брюках. Барбара знала, почему Линли держит эту фотографию у себя в кабинете: она служила ежедневным напоминанием об этом человеке и о том, что стало с ним по вине Линли после пьяной вечеринки, закончившейся автокатастрофой. Большинство людей предпочло бы выкинуть из головы неприятные воспоминания. Но инспектор Томас Линли волею судьбы не относился к большинству.

— Я думаю, что вам, Барбара, пока лучше всего залечь на дно. Пусть пыль осядет. Люди должны выпустить пар. А потом они все забудут.

«Но вы не сможете забыть?» — мысленно спросила она, а вслух лишь уныло сказала:

— Да, сэр.

— Я понимаю, что это трудно для вас, — сказал он, и его голос стал таким сердечным, что ей захотелось зареветь. — Однако в данный момент я не готов дать вам другой ответ. Мне и самому хотелось бы найти его.

И вновь она смогла выдавить из себя всего несколько слов:

— Да, сэр. Я понимаю, сэр.

— Понизили до детектива-констебля, сказал Линли, войдя к суперинтенданту Малькольму Уэбберли. — И это только благодаря вам, сэр?

Уэбберли, удобно устроившись за письменным столом, дымил сигарой. К счастью, он плотно закрывал дверь кабинета, оберегая остальных офицеров, секретарей и служащих от дыма, производимого этой вредоносной трубочкой свернутых табачных листьев. Однако такая мера не защищала входящих к нему посетителей, вынужденных дышать едким дымом. Линли старался не делать глубоких вдохов. Привычно пошевелив губами и языком, Уэбберли переместил сигару в другой уголок рта. Это перемещение послужило своеобразным ответом на вопрос инспектора.

— Не хотите объяснить мне почему? — спросил Линли. — Прежде вы никогда не заступались за офицеров, уж мне ли этого не знать! Но почему-то решили выступить адвокатом в данном случае, хотя он явно не стоил вашего особого внимания. И какую цену вы заплатили за ее спасение?

— У нас у всех есть должники, — отозвался суперинтендант. — Я обратился к некоторым из них. Да, Хейверс совершила проступок, но сердцем она приняла верное решение.

Линли нахмурился. С тех самых пор как он узнал о позорном проступке Барбары, он все время пытался настроиться на такое же заключение, но оказался не способным на подобный подвиг. Всякий раз как он старался мысленно оправдать ее, в памяти всплывали факты ее виновности. Причем большинство этих фактов он собрал лично, съездив в Эссекс и переговорив с главной участницей событий. Представляя картину во всей ее полноте, он не понимал, как — а тем более почему — Уэбберли мог оправдывать решение Барбары Хейверс взять на прицел старшего офицера Эмили Барлоу. Если не принимать во внимание его дружеские отношения с Хейверс и даже если забыть об основных принципах субординации, все равно Линли не мог не задавать себе вопрос: до какой же степени анархии они могут докатиться, не наказав должным образом сотрудника полиции, совершившего такой вопиющий проступок?