Византийская тьма - Говоров Александр Алексеевич - Страница 46
- Предыдущая
- 46/136
- Следующая
— Приходите завтра после отдания вечерни в фускарию Малхаза, знаете, у ипподрома?
— Куда? — спросил протодоместик неожиданно охрипшим голосом.
Спокойно глядя в его блеклые старческие глаза, Теотоки повторила приглашение и предупредила: только как частное лицо и без охраны. Добавила не без лукавства: я тоже клянусь вам честью.
И на следующий день, когда звонкие била церквей возвестили о конце вечерней службы, в фускарии Малхаза меж низкими ее столбами появился плечистый посетитель, закутанный в черный плащ. Можно было принять его за гуляющего иноземного наемника, особенно по вязаной шапочке, надвинутой на горбатый нос.
Однако никто не стал интересоваться его личностью — в знаменитую фускарию Малхаза кто только не заходил. Тем более что ее посетители в этот вечер бурно обсуждали очередной политический кризис. Венеты, зеленые, до сих пор считавшиеся партией Ксении-Марии и протосеваста, вдруг предъявили требование — снизить налоги. Но ведь эта мера могла оставить правительницу без лишнего обола и в конечном счете привести к падению ее!
Никто не обращал внимания на грустную Теотоки, которая, тщательно укутав голову в плат и пригорюнившись, словно простонародная девушка, сидела за крайним столиком у стенки. Вспоминалось ей, как здесь они с Денисом в минуту опасности имитировали поцелуй.
Рядом с нею красовался небезызвестный Мисси Ангелочек, весь обтянутый итальянским модным трико. Вести настольный разговор с дамой, тем более родственницей, он был не приучен, поэтому он занимался тем, что разыскивал знакомых за столами и обменивался с ними поклоном.
Врана приблизился, и Теотоки представила их друг другу. Ее обручник поклонился с возможной почтительностью, все-таки молодой человек был из такого рода! А Мисси поклонился беззаботно, будто только и делал, что знакомился с военачальниками.
Посидели молча, общей темы не было, протодоместик скрыл свои очи за занавесью бровей.
— Скучно как! — откровенно сказала Теотоки. — Потанцуем, а?
И они встали и направились по винтовой лестнице вниз, опустились, вероятно, в сугубые катакомбы на три-четыре уровня. Где-то на поворотах им встречались атлетически сложенные молодые люди с меланхоличными, но решительными выражениями лиц. Теотоки, выступавшая в роли хозяйки, пригласившей гостей, отделалась, видимо, не одной золотой монетой.
— Тут и из царского рода бывают… — шепнула она Вране.
В обширном сводчатом помещении, где невидимыми светильниками освещен был только потолок, теснилось множество разнообразных лиц, индивидуальность которых при подобном освещении никак нельзя было рассмотреть. Но и духоты не было, какая-то незримая вентиляция приносила в подземелье даже свежий запах моря.
— Здесь танцуют кордак! — догадался Врана. — Или майюму. Сикофанты с ног сбились, чтобы найти, где же культивируют эти строжайше запретные танцы, а они здесь, под самым носом Священного Дворца!
И Теотоки и Ангелочка здесь, очевидно, хорошо знали, потому что, если внимательно наблюдать, обменивались с ними еле заметным взглядом или кивком головы. Впрочем, в отличие от верхней фускарии здесь разговоров никаких не велось.
Пока общество приготовляло себя к танцам. Врана размышлял. Всю жизнь почитал себя простым солдатом, пестрая и длинная, прошла она у него в походах и миссиях, где только не побывал. А вот на таком танце, о котором шепчется вся Византия, бывать приходится впервые. Да и то правда, что ж это за танец такой, за исполнение которого императоры способны приговаривать к смертной казни?
Музыка (струнные инструменты, флейты и бубны) выступала вкрадчиво, развивалась лениво, с неохотой, словно бы размышляла: а может быть, прекратить, пока не поздно, не нарушать закон?
Но вот в мелодии что-то переломилось, какой-то живчик зачастил, нетерпеливый, сбил всю леность. И пошло: майюма, убыстряясь, стала выделывать сумасшедшие ритмы, фигуры затряслись друг против друга.
— Майюма бывает разная, — сказала Теотоки, невольно придвигаясь к жениху. Круговерть начинала сбивать ее за собой. — Трактирщик Малхаз у нас еще аристократ… Вы посмотрели бы, как в тавернах пристани пляшется плебейская майюма, какие штучки там выделывают!
— Что? — не понял Врана в грохоте бубнов. Но тут все до одной пары сорвались с места и, обхватив друг друга, словно черти на Лысой горе, понеслись водоворотом. Ангелочек встрепенулся, как боевой конь, повесил на крюк свою шляпу-лопушок и без дополнительного приглашения за руку увлек Теотоки в вихрь танца.
Напряженный девичий голос напевал, точнее, выкрикивал какие-то неразборчивые слова, и мужской хор с длинными синкопами их словно бы подтверждал. Пелись куплеты на самом низменном, с точки зрения византийцев, жаргоне, которым тем не менее искусно владели и некоторые императрицы. Смысл всего этого мы могли бы приблизительно воспроизвести так:
Я кру-та-ну,
А ты вибрируй,
Я разверну,
А ты — давай,
Над оглушенным этим миром
Ты семя ада проливай!
Дрожите, Римы и Парижи,
И колыбели, и гроба,
Мы, поколение бесстыжих,
Европу ставим на попа!
Зачем нам штопать Мира дыры,
Беречь гнилые Рубежи?
Я крутану — А ты вибрируй,
Я разверну — А ты круши!
Забывшись в танце, испускали крики, хрипы, горловые рыдания. Иные просто мочились на скаку, другие, скинув все одежды, вращали голыми руками и ногами. Многочисленные церковные инвективы обвиняют поклонников майюмы, что они, забываясь без предела, будто бы осуществляют в танце половой акт или даже прилюдно занимаются онанизмом. Нет, мы такими фактами не располагаем.
А Вране вдруг стало смешно и спокойно, как в те времена, когда он, молодой и безрассудный, под градом стрел хаживал на дикарей. Он и сам сплясал бы с этими дергунами, да пару его увел Ангелочек.
Вот и они танцуют. Как и все другие, Теотоки отстегнула и отбросила длинную юбку, осталась в набедренной повязке. Смуглые ноги ее были прекрасны, и Врана глаз не мог отвести, как она, еле успевая за бешеной музыкой, изгибалась в коленках и в талии. То плыла, как царевна Лебедь, то готовилась ужалить, как змея.
— Браво, Астрон! — танцующие останавливались, только чтобы ею полюбоваться. — Браво, Сверкающая Звезда!
И танец оборвался тишиной. Повалились, задыхаясь, плясуны. Изнемогшие танцорки кинулись в объятья кавалеров.
Теотоки, оторвавшись от Ангелочка, приблизилась к жениху, стараясь умерить дыханье. Взглянула прямо и слегка виновато.
— Вот ведь я какая… Вы теперь откажетесь от брака? Врана как-то по-солдатски ухмыльнулся и потрепал ее по локтю. Вышли на улицу, там все-таки ожидал конный конвой с факелами. Молодой горбоносый генерал, чем-то похожий на самого Врану, выдвинулся, ожидая приказаний. Тот его отпустил:
— Не тревожься, Саватий, все в порядке. Поезжай спать.
— Попался, дружочек, попался! — ликовал чародей Сикидит вокруг Дениса, которого царевнины варяги притащили к нему в эргастирий. — Ишь, самостоятельные чудеса он начинает устраивать, львов он укрощает, императоров исцеляет! Тьфу ты, мое творение, сопля бесправная, я тебе покажу, как от хозяина убегать!
Велел варягам:
— Прикрутите-ка его к спинке этого кресла, да понадежней. Он имеет дар освобождаться от пут, однажды так меня за горло ухватил, я чуть не задохнулся.
Придворные кесариссы ушли, Сикидит выбежал за ними, говоря благодарности и рассовывая золотые монеты. Денис в отчаянии огляделся.
Это была, очевидно, столичная лаборатория чародея, такая же, как в той далекой хижине на Кавказе, только в обширном сводчатом зале дворца. Но здесь также имелся огромный каменный очаг, стены и потолок были расписаны знаками зодиака и орбитами светил, на полках стояли реторты, пробирки, колбы, всевозможные ступки, флаконы с разноцветными жидкостями. Взор Дениса привлекло стеклянное сооружение, которое сначала он принял за витрину музейного типа. Там в нелепой позе красовалась фигура женщины — восковая, что ли? — в рост человека, одетая в длинную расшитую крестьянскую юбку.
- Предыдущая
- 46/136
- Следующая
