Мода на чужих мужей - Романова Галина Владимировна - Страница 19
- Предыдущая
- 19/56
- Следующая
Все, хватит! Угомонись, Оленька! Он все равно к тебе никогда не вернется! И что бы ты ни делала сейчас, что бы ни предпринимала, он тебе никогда не простит.
Чего не простит? Да чего угодно!
Виноватой ты, хотя бы косвенно, окажешься, ясно как божий день.
Виноватой в собственном несчастье будет сама Светка. Из-за каких-нибудь там грехов молодости, например. А он не простит именно тебя. Опять же на тебе, Оленька, ее грех повиснет. Почему? Да потому что в этом случае ты вдруг оказываешься лучше, чем Света, и автоматически перекочевываешь в разряд положительных героинь.
А это неправильно, так не должно быть!
Он же сделал свой выбор в пользу Светланы, и ошибиться в ней не имел права. Он должен был с ней стать во сто крат счастливее, богаче, удачливее, чем с тобой. А тут вдруг ее непорочное имя какой-то гадостью запятнается.
Это снова нехорошо, и неправильно, и несправедливо к тому же.
И наверняка это чьи-то гнусные происки, а не всамделишные Светкины грехи. А чьи это происки могут быть? Конечно, твои, чьи же еще! Ты же не можешь быть лучше и чище ее, он же тебе предпочел ее, а это говорит само за себя.
Он не имеет права, не может и никогда не ошибался…
– Скучаем, девушка?
Ольга подняла голову от тарелки с каким-то замысловатым супом-пюре, подозрительно смахивающим на простой гороховый, которым мама пыталась пичкать ее в детстве и который она с тех самых пор терпеть не могла.
Оказывается, пока она себя увещевала, бороздя ложкой пюре грязно-желтого цвета, к ней за столик подсел мужчина совершенно прекрасной наружности. Мягкий теплый кареокий взгляд, длинные волосы, зачесанные назад и заправленные за уши, брит до синевы, абсолютно трезв и весьма презентабельно одет. Запонки Ольга заценила мгновенно.
– Простите, – откликнулась она с хрипотцой: проклятое пюре противного супа залепило горло как клейстер.
– Скучаете?
– Да не особо.
Она вежливо улыбнулась, не решаясь сразу прогнать навязывающегося ей в ухажеры мужика. Как бы хорош тот ни был, ей сейчас не до романов. Она хоть и уговаривает себя ежедневно не совать свой нос куда не надо, доказать-то все равно должна, что Светка – дрянь. Если не Стасу, то хотя бы самой себе и этому, как его… Ростову, что ли.
Да, жалела и Светлану, и Стаса поначалу за то, что судьба так несправедлива к ним. Да, ужасалась жестокости того урода, что напал на Светку. Да, и себя ругала, хотя не понимала, за что конкретно.
Но потом ей вдруг надоело. Что-то щелкнуло в голове, стронулось, выстроилось совершенно в другом порядке и совершенно по-иному увиделось.
А с какой стати она должна себя ругать, а? Она что, пыталась убить, заплатить, чтобы убили? Да она никогда даже в мыслях ничего подобного не держала! Так, желала мелких пакостей, вроде оплывшей талии и глубоких морщин под глазами. Стало быть, ругать ей себя не за что.
Дальше, что касается Стаса и Светланы. А так ли уж они достойны жалости, тем более с ее стороны? Почему она должна сострадать этим двоим, что разорвали ее сердце в клочья и потоптались потом на нем без особого сожаления? Почему?! Что ее к тому обязывает? Ничего! У нее перед ними никаких обязательств нет. Кроме одного, пожалуй.
Она должна доказать и докажет, что ни при чем, что Светлана сама во всем виновата. И что Стас, как бы ни было тяжело ему это признавать, все-таки ошибся в своем выборе….
А тут неожиданное знакомство, которое обязывает комкать планы на вечер, а на вечер у нее сеанс говорильной связи с Галкой. И на него Оля возлагает большие надежды. Может, все-таки слазает в сейф, а?
– Вот как? – будто бы удивился тот, но совсем не эмоционально как-то, мимоходом. – А мне вот показалось, что вы скучаете. И…
– Простите, – перебила его Оля, решив, что пора расплачиваться и давать деру, пока дядька не стал хватать за руки и тащить к эстраде танцевать. Там, к слову, кто-то уже кривлялся. – Мне, кажется, пора.
– А мне кажется, тебе не пора, – вдруг сделался до жути строгим незнакомец. – Мне кажется, что нам с тобой надо поговорить.
– Да?
Оля улыбнулась ему, хотя очень хотелось послать. И уйти из этого зала, где даже днем полумрак и невозможно рассмотреть соседей за другим столиком. И не слушать стонов музыки, под которую они как-то со Стасом здесь тоже вытанцовывали. А потом заехали домой и опоздали с обеденного перерыва на полтора часа. И все делали вид, а Галка особенно, что не замечают ее растрепавшейся прически и поплывшего макияжа, и того, что верхняя пуговичка на его сорочке оторвалась…
– И о чем нам с вами пора поговорить? – с трудом выбираясь из трясины воспоминаний, спросила Оля, доставая кошелек. – Хочу предупредить, я замужем. И мой муж очень ревнив.
– Хватит врать-то, Оля, – хмыкнул мужик, исказив красивое лицо отвратительной гримасой. – Мужик твой ушел от тебя к твоей подружке. Чего ты им обоим простить так и не смогла. Даже работать пошла к его конкуренту, чтобы у Стаса твоего зубы с досады стерлись. Только не помогло тебе это, ты взяла и заказала подружку-то. Так ведь, Оля?
У нее аж в глазах помутилось от желания съездить по его до синевы выбритой физиономии. Или взять в руки тарелку, полную недоеденной бурды с замысловатым французским названием, и надеть ему на голову. И понаблюдать не без удовольствия, как станет сползать по гладко выбритой коже густой желтый кисель, знакомо попахивающий горохом.
– Кто вы такой, чтобы говорить со мной в таком тоне? – попыталась она осадить непрошеного собеседника.
– Кто я, не столь важно. Главное, что я знаю, кто ты. И еще я знаю, что ты решила избавиться от соперницы руками нашего с тобой общего знакомого. А этот наш с тобой общий знакомый ой как нам сейчас нужен, Оля. Так нужен, так нужен!..
– Не понимаю, о чем вы?!
Может, он сумасшедший, мелькнуло тут же в мозгу. Тот самый сумасшедший, который набросился на Светлану возле ее подъезда? Может, сдвиг у него такой – нападать именно на подруг? Не на сестер, не на матерей, не на племянниц, а на подруг. Сначала выследил Светку, теперь вот ее. Потом еще на каких-нибудь доверчивых дурочек выйдет.
А Ростов Дмитрий Николаевич тем временем будет сидеть в своем пыльном сером кабинете, дермыжить пятерней неряшливую щетину, обрастать тоннами бумаг и искать причины взаимной неприязни между всеми жертвами.
А причина-то вот она – сидит себе напротив Ольги, рассматривает ее не без удовольствия и несет чушь.
– Минуточку…
Она склонила голову чуть набок и вперед, будто собиралась бодаться. Хотя понимала, что с таким бодаться – голову сломать.
– Что-то я не пойму, о чем вы? То, что вы знаете меня по имени и осведомлены о некоторых подробностях моей личной жизни, интригует, конечно, но не настолько, чтобы настораживаться, – начала она спокойным ровным тоном. – Город у нас хотя и не маленький, но и не настолько большой, чтобы в нем затеряться. Мы с вами вполне могли иметь общих знакомых или знакомых их знакомых, которые, в свою очередь, могли поделиться с вами информацией на мой счет…
В каждой истории про переговоры с сумасшедшими, подсмотренными ею по телевизору, всегда присутствовала терпимость. Человек, выполняющий роль переговорщика, – а она сейчас себя видела именно в этой роли, – говорил с идиотом вежливо, спокойно, как с вполне нормальным гражданином, хотя и хотелось ему башку снести. Иногда в тех историях удавалось уговорить умалишенного, иногда приходилось применять силу.
Оля сейчас надеялась на силу своего внушения, на проникновенный взгляд, на женское обаяние, в конце концов. Глядишь, этот странный мужик и отвяжется и уйдет, откуда пришел. И мешать ей не станет, и говорить дикие вещи прекратит.
Ан нет! Либо она оказалась совершенно неподготовленной и на роль переговорщика не годилась. Либо мужик был окончательно и безнадежно болен, с таким что говори, что не говори, но проникновенной речи он не внял. Захихикал отвратительно, прикрывая глаза ладонью, потом уставился на нее как на дурочку, хотя ситуация-то была как раз обратной, и выдал:
- Предыдущая
- 19/56
- Следующая
