Что было, что будет... - Стил Даниэла - Страница 31

После ухода девушек Олимпия усадила Фриду в коляску и повезла к лифту. Она успела заметить, что Вероника опять накинула на спину палантин, и в который раз мысленно благодарила свекровь, что та нашла выход из положения. По крайней мере больше никто не будет созерцать эту чертову бабочку. Хватит и тех, кто уже видел – скандал вышел нешуточный.

– Прости, Фрида, эту безобразную сцену, – проговорила сокрушенно Олимпия и вкатила коляску в лифт.

– Ты не виновата. Чонси Уокер все-таки поразительный человек! Всякий раз удивляюсь, когда таких вижу. Живет, как в скорлупе, и не видит, что мир вокруг изменился.

– Это точно, – подтвердила Олимпия, в который раз спрашивая себя, как она могла так ошибаться на его счет в молодости.

Они вошли в зал, приветствуемые дебютантками. Ряд девушек в светлых платьях казался бесконечно длинным, и Фрида с лучезарной улыбкой оглядывала нарядных и взволнованных дебютанток. Они с Олимпией старательно пожали все пятьдесят рук в белых перчатках. Девушки были очаровательны, но, по мнению Олимпии, ее двойняшки затмили всех. В своих платьях – совершенно разных, но очень элегантных – они были неотразимы.

Они наконец отыскали свой столик. С лица Фриды не сходила горделивая улыбка. Олимпия усадила ее в кресло и сама устроилась рядом. Приятель Джинни, Стив, уже был за столом. При виде дам он вежливо приподнялся и представился. Было видно, что он смущен. Олимпия держалась холодно, она не могла перебороть своей обиды за дочь.

Вскоре пришла еще одна пара – друзья Олимпии и Гарри, она познакомила их с Фридой, а следом появились и Маргарет Вашингтон с мужем. Она оставила свою мать в больнице с сиделкой.

На Маргарет было ослепительное платье из коричневого гипюра, почти одного тона с ее кожей. Компания подобралась приятная, все только и говорили о том, как замечательно смотрелись юные дебютантки в своих нарядах.

Минут через пять появились и Чонси с Фелицией. Олимпия сразу заметила, что количество выпитого начало сказываться на поведении бывшего мужа. И, к величайшему ее негодованию, Чонси изумленно уставился на Маргарет и ее мужа, как если бы впервые в жизни видел афроамериканцев. Он не сказал ни слова, сердито зыркнул на Олимпию и сел. Можно было представить, что творилось в его душе – мало того, что Олимпия притащила на бал старую еврейку, так еще пригласила и афроамериканскую пару! Чонси просто распирало возмущение. К тому же татуировка дочери никак не выходила у него из головы.

Олимпия взглянула на него и усмехнулась. Маргарет встретилась с ней взглядом и понимающе кивнула. Фрида, будто не замечая ничего вокруг, безмятежно улыбалась. Ей нравилось смотреть на людей, разглядывать украшения и вечерние наряды, любоваться прекрасными юными созданиями. Сам зал казался ей сценой из сказки. Счастливый вид свекрови компенсировал Олимпии все неприятности. И что бы ни думал сейчас Чонси, она знала, что поступила правильно: Фрида в полной мере заслужила право присутствовать на этом торжестве!

Времена Чонси и ему подобных, их системы ценностей, обособленного существования их круга избранных давно миновали. И то, как поступила Олимпия, в конечном итоге оказалось более правильным, чем решение Гарри бойкотировать бал. Оставшись дома, он фактически сделал то, чего и добивались люди, подобные Чонси. Зато Олимпия впустила в этот зал реальный изменившийся мир – пожилую еврейскую женщину, пережившую Холокост, и блистательного темнокожего адвоката, выросшего в Гарлеме. И это была позиция более действенная и достойная, чем позиция неучастия Гарри. Олимпия могла быть довольна собой.

Олимпия отвлеклась от своих мыслей, заметив, что к ней через весь зал направляется Чарли. Сердце ее тревожно забилось.

Все гости уже сидели за своими столами, а виновницы торжества удалились за кулисы и готовились к выходу, поправляя прически, макияж, туалеты.

Заиграл оркестр, родители и друзья дебютанток приглашались к танцам. До начала выхода дебютанток оставались считаные минуты.

Чарли решительным шагом приблизился к матери и, к ее удивлению, пригласил на танец. Олимпия улыбнулась, тронутая до глубины души. Сын сделал это потому, что с ней не было Гарри. Он знал, насколько тяготит маму общество его отца – сначала накинулся на нее из-за татуировки, потом стал грубить ее гостям. Чарли с удивлением отметил, что отец и Фелиция почему-то не пригласили никого из своих друзей.

Чарли вывел Олимпию на середину зала, где уже танцевали несколько пар, и повел ее в фокстроте.

– Ты знаешь, как я тобой горжусь? – Она со счастливой улыбкой смотрела на своего первенца.

Фрида издалека любовалась парой. Олимпия красивая женщина, и сын у нее – красивый и добрый мальчик. Чарли было восемь лет, когда Олимпия с Гарри поженились, и он рос у Фриды на глазах. Мужал, превращался из мальчика в мужчину. Она, как и его мать, очень им гордилась.

– Мам, я тебя очень люблю, – тихо произнес Чарли, наклонившись к ней.

– Я тебя тоже, мой мальчик. Больше, чем ты себе можешь представить! Какие у нас сегодня девочки красивые, правда?

Чарли кивнул, и они продолжили танец. Олимпия уже не помнила, когда в последний раз танцевала с сыном. Сейчас она была поражена тем, насколько он стал внешне похож на своего отца. Но человеком он, к счастью, был совсем другим – и добрым, и порядочным.

– Сегодня здесь столько красавиц! Самое время искать девушку своей мечты, – поддразнила Олимпия сына.

На самом деле она так не считала. Вряд ли кто-нибудь из этих избалованных красавиц смог бы составить счастье ее сына. С этими людьми интересно провести один вечер – для разнообразия, но в каком-то смысле они – реликвия, пережиток прошлого, как ее бывший муж. А для Чарли она желала другую избранницу – умную, современную и добрую.

Чарли улыбнулся:

– Мам, я понимаю, это не лучшее место для подобных признаний, да и время, наверное, неудачное… Но я давно хотел тебе кое-что сказать.

– Если скажешь, что у тебя на груди татуировка в виде черепа с костями, я тебя выпорю!

Он рассмеялся и покачал головой, потом улыбка исчезла с его лица, и он сказал серьезно:

– Нет, мам. Дело в том, что я голубой.

Чарли, не глядя на мать, продолжал танец. Олимпия внимательно посмотрела на сына. Чарли почувствовал, как дрогнула рука матери, и напрягся.

Вот какой груз давил на сына, вот откуда его печаль и ее страхи. Ну что ж, теперь она знает…

Олимпия долго молчала, потом притянула сына к себе и поцеловала.

– Я тебя люблю, мой мальчик! Спасибо, что ты мне сказал. Спасибо, что доверяешь мне.

Чарли был потрясен реакцией матери – ее мужеством и выдержкой. Потрясен и благодарен. Его мама – удивительная женщина!

– Знаешь, а ведь я даже не удивлена! Нет, удивлена, конечно, но я еще тогда почувствовала… Это связано с тем юношей, который повесился? Ты его любил?

Наверное, в глубине души она давно задавала себе этот вопрос. Она не знала наверное, она давно видела, что Чарли не такой, как все, только не отдавала себе отчета, в чем его непохожесть на других подростков.

– Нет. – Чарли покачал головой. – С тем парнем мы просто дружили. Он поехал на выходные домой и признался родителям, что голубой, а отец в ответ сказал, что видеть его больше не желает. Он вернулся в университет и покончил с собой.

– О господи! Как же отец мог так поступить?

Олимпия подумала о Чонси. Чарли тоже нелегко будет признаться отцу, оба это понимали. А реакцию его и представить страшно.

– А знаешь, я боялся, что меня тоже ждет нечто подобное. На тебя я надеялся, но все же переживал ужасно – кто знает? А отец уж точно не поймет.

– Ты прав, он вряд ли сможет переварить эту новость. Может, я тебе помогу? Только сегодня, по-моему, не стоит с ним откровенничать, – осторожно сказала она. Чарли понимающе кивнул. Отец, как всегда, успел набраться.