Темная игра смерти. Том 1 - Симмонс Дэн - Страница 27

– Пидорванец,– повторил парень.

– Ай-ай-ай, повторяешься. Признак надвигающейся старости,– крикнул Хэрод и повернулся, собираясь бежать, но парень прыгнул вперед. Тогда он вспомнил про бутылку шампанского и, очертив ею большую дугу, ударил в левый висок мальчишки.

Бутылка не разбилась, звук был таким, словно дохлой кошкой треснули по большому колоколу, и парень рухнул на одно колено, опустив голову. Хэрод шагнул вперед и представил себе, что бьет одиннадцатиметровый, причем мяч установлен ровно под выступом тяжелой челюсти соперника.

– А-а-а! – заорал Тони и, схватившись за свою «адидасовскую» кроссовку, заскакал на левой ноге. Парнишка отлетел назад, врезался в толстые подушки дивана, затем качнулся вперед и упал на колени перед Хэродом, как кающийся грешник. Тот схватил великолепную мексиканскую лампу с тумбочки рядом и шарахнул ею по красивому лицу. Не в пример бутылке, лампа разлетелась на куски, причем весьма эффектно. Нос парня и другие не столь выдающиеся части его физиономии теперь тоже надо было собирать по кусочкам. Он свалился набок на толстый ковер, как ныряльщик с аквалангом, погружающийся с резиновой лодки.

Хэрод перешагнул через него и прошел к телефону на кухне.

– Чак? Говорит Тони Хэрод. Оставь Леонарда на воротах и подъезжай на своей машине к дому, ладно? Вилли тут оставил кое-какой мусор. Надо вывезти его на свалку.

Вдвоем они доставили любовника Вилли в травмопункт. Вернувшись, Хэрод выпил еще шампанского, закусил бутербродом с паштетом и направился к видеотеке хозяина дома. На полках стояло сотни три кассет. Некоторые из них были копиями ранних триумфально-успешных фильмов Вилли, таких шедевров кино, как «Трое на качелях», «Пляжные утехи», «Воспоминания о Париже». Рядом стояли восемь фильмов, продюсерами которых они с Вилли были совместно, включая «Резню на променаде», «Погибли дети» и два фильма из сериала «Вальпургиева ночь». Здесь были также старые любимые ленты из ночного кино, экранные пробы, отрывки из разных эпизодов и неудачная попытка Вилли поставить комедию положений для ТВ «Его и Ее». Дальше шло полное собрание порнухи, отснятой Джерри Дамиано, новые ролики, сделанные на студии, и стопки разрозненных кассет. Любовник Вилли успел снять с полки несколько пленок; Хэрод опустился на корточки и принялся их рассматривать. На первой были написано: «А и Б». Он включил проектор и зарядил пленку. В титрах, набранных на компьютере, стояло: «Александр и Байрон 4/23».

Первые кадры показали большой плавательный бассейн Вилли. Камера пошла вправо, мимо водопада, к открытой двери в спальню. Худенький молодой человек в красных бикини выскочил на свет. Он помахал в камеру – жест в точности в духе домашнего кино – и неловко остановился у края бассейна. Хэрод подумал, что вид у него как у анемичной безгрудой Венеры, выходящей из раковины. Вдруг из тени появился этот мускулистый любовник, Брюсик. Плавки на нем были еще короче, и он сразу же принялся демонстрировать мускулы, принимая разные атлетические позы. Тоненький юноша – Александр? – пантомимой изображал восхищение. Хэрод знал, что у Вилли есть отличная система для озвучивания домашних видеосъемок, но этот образчик «синема веритэ» был немым, как ранние работы Чаплина.

Любовник-культурист закончил свое представление каким-то особым изгибом торса. К этому моменту Александр уже стоял на коленях – поклонник у ног Адониса. Адонис все еще держал свою позу, когда почитатель потянулся и стащил узкие плавки со своего божества. Загар у божества был действительно идеальный. Хэрод выключил аппарат.

– Байрон? – пробормотал Хэрод.– Ни хрена себе.– Он вернулся к полкам. Ему пришлось потратить минут пятнадцать, но в конце концов он нашел то, что искал. На наклейке стояла надпись: «В случае моей смерти»; кассета была задвинута между «В крови по локти» и «Во тьме горячей ночи». Хэрод опустился на диван и некоторое время сидел так, поигрывая кассетой. В животе появилась какая-то сосущая пустота, ему очень захотелось выйти и уехать отсюда подальше. Все же он вставил кассету в магнитофон и нажал нужную кнопку.

«Здравствуй, Тони,– сказал Вилли с экрана.– Привет из могилы».

Изображение было более чем в натуральную величину. Вилли сидел в плетеном кресле на краю своего бассейна. Ветерок шевелил листья пальм за его спиной, но в кадре никого больше не было, даже слуг. В седых волосах старика, зачесанных вперед, виднелись загорелые залысины. На нем была свободная гавайская рубашка в цветочек и мешковатые зеленые шорты. Сердце Хэрода вдруг начало бешено колотиться о ребра.

«Если ты нашел эту пленку,– сказало изображение Вилли,– значит, надо полагать, случилось несчастье и меня уже нет с вами. Надеюсь, что ты, Тони, первым нашел мое… м-м-м… последнее послание и смотришь его один».

Хэрод сжал кулак. Трудно сказать, когда была сделана запись, но, по всей видимости, недавно.

«Надеюсь, ты уладил все остальные дела,– сказал Вилли.– Уверен, что компания будет в хороших руках. Успокойся, дорогой, если мое завещание уже прочитано, то на этой пленке нет каких-либо сюрпризов или дополнений. Дом принадлежит тебе. Это всего лишь дружеская встреча двух старых приятелей, ja?»

– Ч-черт,– прошипел Хэрод. По спине у него побежали мурашки.

«Распоряжайся домом как тебе хочется. Я знаю, что он тебе никогда особо не нравился, но его легко превратить в капитал и вложить куда-нибудь, если понадобится. Возможно, ты решишь воплотить в жизнь наш маленький проект „Торговца рабынями“, а?»

Да, запись была совсем свежая. Хэрода пробрала дрожь, хотя было очень тепло.

«Тони, мне не так уж много нужно сказать тебе. Ты ведь согласен, что я относился к тебе как к сыну, nicht wahr? Ну, если не как к сыну, то как к любимому племяннику. И это несмотря на то, что ты не всегда был со мной до конца откровенен. У тебя есть друзья, о которых ты мне не говорил… разве не так? Ну что ж, идеальной дружбы не бывает, Тони. Возможно, и я тебе не все рассказывал. Каждый живет своей жизнью, верно?»

Хэрод сидел выпрямившись, почти не дыша.

«Впрочем, теперь это неважно.– Вилли отвернулся от камеры и, прищурившись, уставился на солнечных зайчиков, плясавших на поверхности воды.– Если ты смотришь эту пленку, значит, меня уже нет. Никто из нас не вечен, Тони. Ты это поймешь, когда доживешь до моего возраста.– Он снова глянул в объектив.– Это если ты доживешь.– Вилли улыбнулся. Вставные челюсти у него были идеальные.– Я хочу тебе сказать еще три вещи, Тони. Во-первых, я сожалею, что ты так и не научился играть в шахматы. Ты знаешь, как много для меня значили шахматы. Это больше чем игра, мой дорогой друг. Ja, гораздо больше. Ты однажды сказал, что у тебя нет на это времени, ведь тебе надо жить и получать от жизни удовольствие. Ну что ж, никогда не поздно учиться, Тони. Даже мертвец может научить тебя кое-чему. Во-вторых, я должен сказать тебе, что всегда терпеть не мог имя Вилли. Если мы встретимся в следующей жизни, я попрошу тебя обращаться ко мне иначе. Например, герр фон Борхерт… или Гроссмейстер, тоже приемлемо. А ты веришь в загробную жизнь, Тони? Я верю. Интересно, как ты представляешь себе это место? Я всегда видел рай как прекрасный остров, где исполняются все твои желания, где много интересных людей, с которыми стоит разговаривать, и где можно охотиться в свое удовольствие. Приятная картинка, правда?»

Хэрод моргнул. Ему часто приходилось читать выражение «облиться холодным потом», но никогда не доводилось этого испытывать. А вот сейчас довелось.

«И наконец, Тони, у меня к тебе вопрос. Что это за фамилия, „Хэрод“? Ты утверждаешь, будто происходишь из христианской семьи Среднего Запада, и ты уж точно частенько поминаешь Божью мать, но у меня такое впечатление, что имя Хэрод идет из какого-то другого источника. Скажем, Ирод, а? Очень может быть, что мой дорогой племянничек – еврей. Ну ладно, теперь это тоже не имеет значения. Поговорим об этом, если встретимся в раю. Я заканчиваю, Тони. Еще я тут добавил кое-какие отрывки из „новостей“. Возможно, они покажутся тебе любопытными, хотя у тебя, как правило, нет времени, чтобы заниматься подобного рода вещами. Прощай, Тони. Или, точнее, Auf Wiedersehn[10]».