Испытание невиновностью - Кристи Агата - Страница 22

• Предыдущая
• 22/48
• Следующая

А что, собственно, полиция? Даже если они там решатся кого-то заподозрить, что они смогут предпринять? Стало быть, в общем все пока обстоит неплохо. Неплохо? Его слегка передернуло, когда он вдумался в это слово. Неужели тупик – самая предпочтительная в данных обстоятельствах ситуация? Интересно, а сами Аргайлы знают правду? Похоже, что нет. Не знают. Кроме, разумеется, одного из них... Нет, знать они не знают, но, может быть, кого-нибудь все-таки подозревают? Даже если теперь не подозревают, то вскоре станут подозревать, потому что наверняка начнут припоминать, исподволь выведывать каждую мелочь... Да и как тут удержаться... Неприятно. Да-да, пренеприятнейшее положение... Мистер Маршалл, выйдя из задумчивости, поймал на себе насмешливый взгляд Микки.

– Значит, мистер Маршалл, таков ваш вердикт? – сказал Микки. Посторонний, незваный гость, злодей, который убивает, похищает деньги и исчезает с награбленным?

– Мне кажется, именно эту версию нам следует принять, – ответил мистер Маршалл.

Микки откинулся в кресле и усмехнулся.

– То есть мы должны придерживаться вашей версии, да?

– Да, Майкл, я бы посоветовал поступить таким образом. – В голосе мистера Маршалла проскользнули предостерегающие нотки.

Микки понимающе кивнул.

– Значит, вы советуете. Да. Должен заметить, что совет очень дельный. Однако сами вы в эту версию не верите, так?

Мистер Маршалл холодно на него посмотрел. Как трудно иметь дело с людьми, лишенными вполне естественного и оправданного чувства осторожности. Непременно хотят сказать то, чего лучше бы вовсе не говорить.

– Я сказал то, что счел нужным. Таково мое мнение. За категоричностью его тона крылся невысказанный укор. Микки обвел взглядом стол.

– Что мы об этом думаем? – обратился он ко всем сидящим за столом. – Вот ты, Тина, скромница ты наша, нет ли у тебя каких-нибудь идей? Каких-нибудь нежелательных, так сказать, версий? А ты, Мэри, отчего ты помалкиваешь?

– Ну разумеется, я согласна с мистером Маршаллом, – раздраженно произнесла Мэри. – Что еще можно предложить?

– А вот Филип, кажется, с тобой не согласен, – ухмыльнулся Микки.

Мэри порывисто обернулась и посмотрела на мужа.

– Ты бы лучше придержал язык, Микки, – спокойно отозвался Филип. – Когда попадаешь в трудное положение, от пустых разговоров нет никакого прока. А мы сейчас в трудном положении.

– Итак, ни у кого никаких соображений? – вопросил Микки. – Ладно. Нет так нет. В таком случае давайте немного пошевелим мозгами на сон грядущий. Иногда очень полезно, знаете ли. Тем более каждый из нас хочет понять, что же все-таки случилось на самом деле. Кирсти, ты ведь кое-что знаешь? Ты всегда все примечала. Помнится, ты и прежде всегда все знала, но никогда ничего не говорила.

Кирстен Линдстрем с достоинством ответила:

– Тебе, Микки, лучше придержать язык. Мистер Дар-рант прав. Что толку в пустых разговорах.

– А еще мы могли бы устроить голосование, – сказал Микки. – Или написать имя на бумажке и бросить ее в шляпу. По-моему, будет ужасно интересно. Узнаем, кто соберет больше голосов.

Кирстен Линдстрем повысила голос:

– Уймись! Ведешь себя как глупый, дерзкий мальчишка. А ты ведь уже взрослый.

– А что? Я ничего. Я только говорю «давайте подумаем», вот и все, растерянно пробормотал Микки.

– Подумаем, подумаем, – с горечью сказала Кирстен Линдстрем.

Ночь опустилась на «Солнечный мыс». Семеро его обитателей разошлись по своим комнатам, но уснуть никто из них не мог...

Филип Даррант, с тех пор как утратил способность двигаться, находил все большее утешение в интеллектуальных занятиях. Он понял, какие редкостные возможности открывает перед ним его изощренный ум. Порой он развлекался тем, что предугадывал, какой отклик у окружающих будет иметь тот или иной посыл. Чаще всего то, что он делал или говорил, было продиктовано не естественным побуждением, а желанием посмотреть, какая реакция последует. Для него это было чем-то вроде игры. Если ему случалось угадать, он мысленно ставил себе галочку.

Развлекаясь таким образом, он развил в себе тонкую наблюдательность и научился неплохо разбираться в человеческих характерах, определять, кто что собой представляет на самом деле.

Прежде психология людей как таковая не слишком его интересовала. Те, с кем он общался и кто его окружал, могли нравиться ему или не нравиться, могли его забавлять или нагонять на него скуку, но это было не так уж важно. Он был прежде всего человек действия, а не созерцатель. Его незаурядная фантазия была направлена на изобретение различных способов добывания денег. Все его планы отличались остроумием, но катастрофическое отсутствие деловой хватки сводило их на нет. Раньше люди были для него всего лишь пешками. Но с той поры, как он заболел и отошел от прежней активной жизни, ему пришлось с ними считаться.

Все началось в госпитале, где за неимением другого занятия он пристально наблюдал за тем, что происходит вокруг – за любовными интрижками сиделок и сестер, за тайными столкновениями страстей и мелких обид. Вскоре это развлечение превратилось в привычку. Люди – это единственное, что теперь его интересовало. Только люди. Изучать их, разузнавать о них как можно больше и делать выводы. Угадывать, чем они живут, радоваться, когда оказываешься прав. Безусловно, это было увлекательное занятие...

Сегодня вечером, сидя в библиотеке, он понял, как мало знает семью своей жены. Что они за люди? Ему хорошо известны их чисто внешние особенности и проявления, а вот каковы они изнутри? Удивительно, как мало мы знаем о близких. Даже о своей собственной жене.

Он задумчиво посмотрел на Мэри. Что он о ней знает?

Он в нее влюбился, привлеченный ее красотой и сдержанным достоинством ее манер. К тому же она была небедна, что для него тоже имело значение. Он бы дважды подумал, прежде чем жениться на бесприданнице. В общем, в Мэри его все устраивало, и они поженились. Он ее поддразнивал, называл Полли и радовался, когда она растерянно на него глядела, не понимая его шуток. Но что он о ней знал? О чем она думает, что чувствует? Конечно, он знал, что она его любит глубоко и преданно. При мысли о ее безграничной преданности он испытывал некоторое беспокойство и даже невольно поводил плечами, точно хотел сбросить с них какую-то тяжесть. Преданность – прекрасная вещь, когда вы на несколько часов в день можете от нее уклониться. Прекрасная вещь, когда она находит отклик в вашей душе. Он же был теперь опутан ею по рукам и ногам. Его обожали, охраняли, лелеяли. Он просто мечтал, чтобы о нем хоть изредка забывали, предоставляли самому себе... Поневоле приходилось искать пути спасения. Разумеется, интеллектуальные пути, ибо иные были ему заказаны. Пришлось прятаться в царстве фантазии или чистой игры ума.

Игра ума. Тема, например, такая – кто виновник смерти его тещи. Он ее не любил, она его – тоже. Не хотела, чтобы Мэри вышла за него (интересно, а хотела ли она вообще, чтобы Мэри выходила замуж?), но ничего не могла поделать. Они с Мэри поженились и были счастливы и ни от кого не зависели, а потом все пошло прахом. Сначала эта Южноамериканская компания, потом «Байсикл Аксессериз Лимитед»...[20] Задуманы обе были отлично, но... финансовые расчеты оказались никудышными. Забастовка на железных дорогах Аргентины завершила цепь несчастий. Сплошное невезение, но ему почему-то казалось, что вся ответственность лежит на миссис Аргайл. Она никогда не хотела, чтобы он преуспел. А потом он заболел. Казалось, единственный выход для них с Мэри поселиться в «Солнечном мысе», где радушный прием был им обеспечен. Он особенно не возражал. Полчеловека, калека, какая ему разница, где находиться. Но Мэри воспротивилась.

Случилось так, что им и не пришлось жить в «Солнечном мысе». После смерти миссис Аргайл попечители увеличили содержание, полагающееся Мэри, и они снова зажили своим домом.

• Предыдущая
• 22/48
• Следующая